Мелхиседек. Смерть

О том, что материальное проявление жизни требует постоянных, неестественных по затруднительности, затрат от жизненного источника, деликатно напоминает и тот факт, что жизненная сила не резко исчезает в живом теле в момент его смерти, а постепенно угасает пропорционально времени своего материального проявления и затратам на осуществление материальных процессов. Проще говоря – пропорционально возрасту. Самое важное, что здесь необходимо выделить, так это то, что с угасанием жизненной силы в теле происходит не старение материи, (потому что человек только в день теряет 500 000 000 (!) клеток и получает при этом столько же новых, а за год (!) его тело обновляется полностью новыми клетками), а происходит сокращение жизненных сил, делающих эту материю все менее и менее оживленной. Материя одна и та же, что в теле 10-летнего живчика, и что в теле 99-летнего непоседы, который аж дважды в день требует перенести его от телевизора на веранду и обратно! Этот удивительный факт становится второй подсказкой, которая говорит нам о том, что не только источник жизни находится вне материи, но и источник смерти – тоже вне ее, потому что смерть – это всего лишь прекращение поступления жизненных сил, от потери которых живая материя мгновенно разваливается на свои неживые составляющие, которые еще минуту назад были живыми.

Кроме того, мы также вправе сделать вывод о том, что такое неуклонное и очень постепенное затухание жизненных сил организмов, а не стабильное по жизненным возможностям их состояние во времени, говорит о том, что это сама жизнь запрограммирована на постепенное свое ослабевание и прекращение своего проявления. Жизнь приходит в избытке, а уходит, едва проявляясь, плавно исчезая с материального своего полигона. Отсюда мы видим, что это не смерть врывается в жизнь, и убивает ее, перекрывая постоянное по интенсивности поступление жизненной силы, а сама жизненная сила, (разумная сила, как мы уже знаем), намеренно и разумно постепенно ограничивает себя в проявлении, заранее задумано прекращая свое действие в нужное время. Образно говоря, придет смерть, или не придет, – для жизни неважно. Она сама (жизнь) придет туда, куда надо. То есть, смерть – это некий поступательно приближающийся этап жизни, а не ее резкое прерывание. Это не есть уничтожение жизни, это свободное выражение разумной воли самой жизни начать, когда надо, и прекратить когда надо в нужных ей параметрах свое конкретное проявление на конкретном количестве материи.

Это совершенно очевидно, поскольку нематериальные явления (а источник жизни – нематериальный) не поддаются измерению и не имеют числовых выражений, вследствие чего неизмеримый, а, иначе говоря, неиссякаемый источник жизни, мог бы вечно оживлять любой организм, если бы это ему понадобилось. Но ему этого не нужно, поэтому мы и говорим о добровольном и запрограммированном рабочем процессе жизни, который происходит циклично, и отдельные его циклы мы называем нехорошим словом "смерть" и неоправданно впадаем в ужас при их периодическом наступлении.

Все это хорошо, но, положа руку на сердце, – разве легче становится оттого, что не смерть убивает жизнь, а сама жизнь выступает добровольно в таком прерывном состоянии? Нас-то никто все равно не спрашивает, ни смерть, ни сама жизнь, – хотим мы или нет "прерываться"! Все равно страшно и все равно ужас с нами. Конечно, если бы с нами был не ужас, а Бог, то нам страшно не было бы. Весь ужас как раз оттого, что не хватает живой веры в Живого Бога, отчего и порождается такое опустошительное недоверие к тому, что происходит, когда приходит смерть. Но раз в нас нет достаточной Веры, то надо хотя бы умом постигнуть то, что может эту Веру укрепить. Для этого надо пойти в саму смерть и посмотреть ей в глаза, задавая наши традиционно нетрадиционные вопросы. А, ведь, самый простой и легкий путь отыскать смерть для диалога – не дорога к моргу, а знакомство именно с тем самым ужасом, который сидит в нас, и не надо никуда далеко ходить, чтобы на месте разобраться с ним, – авось этот ужас что-нибудь и подскажет?

Вот с этим ужасом мы и попробуем познакомиться. Похоже, он нам только кажется старым знакомым. На самом деле мы его совсем не знаем, потому что достаточно за углом появиться его черному развевающемуся плащу и широкополой зловещей шляпе, как мы, кинув опознавательное :"Здрасьте!", уносимся от него со всех ног домой, прячемся под кровать, и ждем, когда страшный дядя-ужас пройдет мимо нашего дома по своим делам, чтобы никогда больше не вспоминать о нем, пока он каким-то случаем не мелькнет на горизонте снова. Психологи называют это "прятать страх в подсознание". Когда мы не хотим с кем-то знакомиться, мы не отвечаем на телефонные звонки и не открываем дверь. При этом мы считаем, что мы знаем достаточно о том, кого избегаем, чтобы не иметь с ним дела. Но как можно знать достаточно о том, с чем не знаком вообще? Как можно знать, не зная? Мы думаем, что знаем, потому что боимся знать. Страх смерти не дает нам знать смерть, потому что мы не в силах трезво мыслить о таких вещах, как исчезновение самих себя из этой жизни.

А может быть дядя-ужас добрый? Может быть, это у него спецодежда такая, а сам он творит добрые дела? Почему мы его так боимся? Он ведь лично нам еще ничего плохого не сделал! Нельзя не оставлять ему ни одного шанса, ведь даже люди, которые дарят нашему ребенку в день рождения барабан и дудку, имели бы право на оправдательное слово и на последнее желание после него! Может быть, и этот страх не так страшен? Мы просто должны, как цивилизованные люди, предоставить все возможности его адвокатам. Для этого вылезем из-под кровати и спокойно подумаем.

Откуда берется этот страх смерти? Почему не греет все то, что мы до сих пор выяснили о разумности жизни, совершенстве мира и безобидности смерти? Чего, собственно, мы не можем принять и с чем не можем смириться?

Похоже, что мы боимся того, о чем вообще не имеем ни малейшего представления! Ведь, если жизни не касается, придет смерть или не придет, то нас это и подавно не должно касаться! Пока есть мы – нет нашей смерти, а когда есть наша смерть – нас уже нет. Вместе, исходя из этого, мы вообще никак не можем сосуществовать! Мы даже не можем со смертью встретиться как следует, поскольку если нас, благодаря ей, уже нет, то мы ничего не можем ощущать, а, следовательно, не можем судить, страшно это или не страшно, когда нас нет? Может быть это наоборот – очень весело? Откуда мы знаем? Не видно никаких поводов для страха.

Может быть, нас пугает само состояние небытия? Состояние, когда нас нет в известном нам мире? Тоже неправдоподобное объяснение, поскольку мы же не страшимся того факта, что до нашего рождения было точно же такое небытие, и нас точно также не было в известном нам мире! Мы к этому относимся спокойно и миролюбиво. Следовательно, само небытие, как таковое, не вызывает у нас аллергии. Страх не отсюда.

Может быть, страх смерти в нас заложен Им, как и все остальное в нашей программе? Это был бы неплохой выход, но, во-первых, мы знаем, что Его авторитет в большинстве случаев, как это ни страшно, из-за недостатка Веры не примиряет со смертью. В этом случае мы пришли бы туда, откуда вышли, поэтому нет смысла развивать этот вариант. А во-вторых – какой смысл было Ему помещать в нас страх перед тем, что бессильно, как мы уже выяснили, перед жизнью самим порядком, Им же и созданным?

Если мы не знаем состояния смерти, и не можем бояться того, о чем не имеем ни малейшего представления, как и того, о чем никогда не можем получить хоть малейшего представления, и, если страх в нас не вложен изначально, то – откуда он? Давайте попробуем войти в этот страх и пережить его, вникая в источники паники и безграничного, жуткого до душевного мрака, отчаяния.

Тот, кому это удастся, несомненно, согласится с тем, что, препарируя свое состояние отчаяния, которое охватывает нас при мысли о смерти, мы понимаем, что не принимаем мы не что-нибудь иное, а именно расставание с жизнью. Смерть пугает нас не состоянием иного, неведомого бытия, а состоянием потери хорошо нам ведомого данного нашего бытия. Мы боимся не самой смерти, а боимся потерять жизнь. Вот что в нас заложено! Стремление к вечной жизни! Программа жизни запрограммирована на затухание и прекращение в материальном мире, но она не программирует нас на то, что это естественный и непреложный для жизни вообще характер абсолютного конца. Неприятие свертывания жизни в понятной нам материальной форме происходит потому, что мы неосознанно знаем, что жизнь не должна прекращаться и не должна заканчиваться! Это наша живая связь с Ним, которая возмущается всем своим запредельным для нас существом, когда видит, что жизнь обрывается, поскольку именно этот обрыв воспринимается ею как нарушение общей программы. В нас заложен не страх перед смертью, как перед отдельным явлением, таким, как боль, страдание, позор, предательство и т.д., в нас заложен страх перед нарушением нашей живой вечной связи с жизнью. В нас работает программа вечно жить в нематериальной форме, которая настороженно недоумевает, когда в материальной форме происходит что-то, не присущее Генеральной Программе. Эта программа вложена в нас как основная, и не принимаем мы видимую нами материальную смерть именно как нарушение своей основной программы вечно жить. Против этого мы восстаем совершенно закономерно, поскольку это не стыкуется с главным смыслом нашего создания. Не встаем же мы непримиримо на борьбу с тем, что молодость уходит. Мы с этим относительно легко смиряемся и даже находим много преимуществ в зрелости и в старости. В нас нет программы резвиться всеми силами и соками в материальном мире вечно! То, что происходит с нами при старении, слегка нас огорчает, но не убивает, а ведь и с молодостью, согласно логике смерти, мы расстаемся также навсегда! Но это не затрагивает нашей сущности, как созданных Им элементов Его бытия, поэтому и не рождает ужаса и отчаяния. Раз не важен материальный мир, то не важны и навсегда проходящие этапы нашего возраста в этом мире. А только намек на будущую смерть вызывает резкое отторжение всей психики, потому что это затрагивает именно суть самого смысла нашего сотворения. Если бы Он сотворил нас смертными, то Он не закладывал бы в нас страха перед смертью, или вообще убрал бы его, как убрал способность к телепатии или к телекинезу.

Итак, смерть заложена в порядок вещей, как мы уже выяснили, но наше желание жить вечно также заложено в тот же порядок вещей, а две несовместимые вещи не могут закладываться в один органичный порядок. Следовательно, и то и другое должно быть совместимым. Зная, что жизнь, как базовая цель Сотворения, первичнее смерти, (смерть это, всего лишь, самопроизвольное самоограничение жизни на одном из своих этапов), мы должны брать за основу первичное из двух противоречивых состояний, а отсюда вывод лишь один – мы должны доверять своему желанию жить вечно и не бояться потерять материальную жизнь, страх чего мы и называем страхом смерти.