На заре

Солнце двигалось к полудню. Ошалевшие, от свалившейся на их головы свободы окончания недели, пыхтящие люди плыли по мостовым и тротуарам, останавливаясь отдышаться в тени. Мы купили четыре грейпфрута, собираясь по прибытии добыть из них сок, и пятилитровую канистру воды, так как Эл скептически относился к работе Водоканала.

У подъезда о чем-то ворчали местные бабушки-старожилы. Под окнами первого этажа, на узкой асфальтовой дорожке растекался остатками заблудившихся электронов небольшой телевизор JVC. Корпус основательно треснул и восстановлению не подлежал.

– Кажется, Хо снова митингует за радиоприемники. Пойдем, узнаем по какому поводу событие?

– Не, Эл, я подожду на балконе. Последнее время, Хо вообще мышей не ловит.

– М-да, он все больше напоминает мне последний вздох господина ПэЖэ.

Мы поднялись на лифте на третий этаж. Повешенное на днях в кабине зеркало, уже было разбито, и трещинки образовывали вольную трактовку схемы метрополитена. Вспомнился эпиграф к “Ревизору”. Не любим, не принимаем мы себя такими, какие есть. Нам не насрать на наши лица.

Оставив Элайю отпирать квартиру, я вышел на общий балкон. Дверь на лестницу была открыта, и оттуда разило недавним подростковым духом. Я сел на перила, спиной на улицу и закурил. Ноги чуть-чуть не доставали до заплеванного пола. Выдыхая дым, я зевнул.