Плакса

 

 

 

Сначала в доме было целый день тихо. А потом появилась Маленькая Плакса. Перед этим её мамочка ходила несколько месяцев с надутым, словно резиновый мяч, животом и всё охала и ахала, как старая карга. А потом появилась и сама Маленькая Плакса.

Раньше я мог целый день спокойно проводить так, как мне нравилось. Если я хотел читать, я читал, если смотреть телевизор – я смотрел телевизор. С появлением Маленькой Плаксы во все мои планы вмешался шум. Она никогда не была спокойной. Она ныла, ревела, хныкала, икала, – все эти звуки её активной жизнедеятельности ясно говорили: ты не один! А я больше всего на свете хотел быть один. Мне никто не был нужен. Я хотел читать, смотреть телевизор, думать – и всё это в полной тишине, как и прежде. Но у Маленькой Плаксы был свой взгляд на все вещи.

В первую очередь, с её появлением – а я бы ещё как-то снёс, появись она одна, – в квартире наверху появились все эти тётушки, мамушки, бабушки, и другие разнообразные «ушки», которые принялись отравлять мою жизнь. Если ранее все обитатели мирно разбегались на работу с раннего утра, теперь они все шумели. Они двигали мебель, стирали бельё – а Маленькая Плакса была, по-видимому, ещё и Большой Засранкой, утютюшкали, разговаривали с ней – как будто этот кусок мяса мог что-то понять своим куриным умишкой. И они всегда радовались, точно им улыбки эти клоунские кто-то нарисовал. Иногда из своего окна я наблюдал, как они выгуливали Маленькую Плаксу во дворе – на ней всегда были надеты все эти розовые бантики, бусики и прочая дрянь.

Я понял, что жизнь моя раз и навсегда испорчена этим зловредным маленьким существом сверху. Одно время я хотел было даже переехать, но потом одумался. Ведь это бы значило, что я сдался, а Маленькая Плакса выиграла. Я купил себе беруши – это было единственное средство как-то отгородиться от всегдашнего шума, который её всё время сопровождал. Спал я тоже в них.

Все эти события изрядно отвлекали меня от того, чем я привык заниматься. Например, вместо того, чтобы думать о том, хорошо ли прожарилась яичница, я пытливо вслушивался в доносящиеся из квартиры наверху звуки. И больше времени стал проводить в долгих прогулках, хотя всегда ненавидел выходить из дома более, чем на десять минут.

Годы мои протекали тихо, без всплесков, и я почти всем был доволен. Я ненавидел, когда кто-то пытался в этот поток войти – будь это почтальон, принесший квитанцию, или пристающая в магазине торговка с подвешенным на шею ящиком мандаринов. Я бежал от них, потому что они вторгались в мой тихий, размеренный образ жизни, они привлекали к себе внимание, хотя не стоили и копейки. Именно поэтому я отключил домашний телефон: я не хотел каждый раз вздрагивать при резком звонке, как будто это могло иметь для меня хоть какое-то значение.

 

Однажды днём после душа я вдруг обнаружил, что шум исчез. Поначалу я думал, что Маленькую Плаксу просто вывели на прогулку, и она вот-вот вернётся. Но оказалось, случилось кое-что другое – она выросла.

Если раньше её вывозили на улицу в цветной коляске, то теперь она сама важно вышагивала своими куриными коленками с обвисшими колготками в центре двора. И с грехом пополам разговаривала – я видел, как она пытается что-то лепетать на своём глупом детском наречии. Впрочем, я и тут оказался обманут – шум, с которым я легко поспешил попрощаться, на самом деле не исчез. Он изменился. Каждую минуту я знал, что происходит там, в её детской, где она мутузила своих кукол, швыряла мячики и скакала, точно коза, с кровати на пол. БАМС! – это она ударила своим плюшевым медведем по батарее со всего размаха. БУМ! – это она мчалась утром пить какао, зацепилась ногой за ножку стула и грохнулась. ЦЫЦ! – это она разбила очередной стакан и наверняка ещё и облилась своим молоком.

А потом вдруг наверху и вправду стало тише. То ли это пришло время, то ли я вдруг перестал обращаться во слух – но Маленькая Плакса всё реже меня беспокоила, и даже перестала носиться во дворе вместе с другими маленькими бандитами.

 

Однажды я шёл по двору, раздвигая своей палкой кусты. Всю ночь под окном проорала неизвестная мне мартовская кошка, и я намеревался её найти и жестоко проучить. Внезапно палка зацепилась об корень и выскочила у меня из рук. Я выругался. У меня сильно болела спина, нечего было и думать, чтобы нагнуться и её поднять. Уйти без палки я тоже не мог – она была хорошая, резная, с удобной ручкой и стоила мне чуть не половины пенсии. Нужно было кого-то позвать на помощь, как ни отвратительна была эта мысль. Я оглянулся. И тут заметил её – Маленькая Плакса изучающе остановилась у меня за спиной и наблюдала, что это я там делаю.

– Ты чего подсматриваешь? – шуганул я её. – Ну-ка, давай отсюда.

– А вы что там, в кустах, делали?

– Грибы искал, – буркнул я.

– А что вы с этими грибами потом делать будете? Сварите и будете есть? Мне про вас мальчишки сказали, что вы колдун.

– Какие это мальчишки?

– С нашего двора. И ещё это они вам дохлую мышь в почтовый ящик подложили, они сами хвастались.

Я руганулся – ну покажу я этим мальцам, только увижу.

– А ты чего ябедничаешь? Тебя где научили на других доносить? В садике, что ли? Думаешь, похвалю тебя за это?

Маленькая Плакса покраснела и надулась – вот-вот заревёт. Этого мне ещё не хватало, объясняйся потом с её мамочкой – чем напугал ребенка?

Всё-таки не заревела.

– Я в садик не хожу.

– Что ты, такая глупая, что тебя даже в садик не берут?

– Я не глупая, я даже читать умею!

– Ну-ка, докажи, – я пустился на хитрость, – подай-ка мне мою палку оттуда, из кустов, я нарисую слово, а ты прочитаешь.

Она бросилась к кустам и подняла мою трость. Я забрал её и зашагал в сторону подъезда.

– А как же слово? – крикнула она.

– Вот, ещё чего, слово! Обойдёшься, – пробормотал я и, не оглядываясь, хлопнул дверью.

 

Как-то днём ко мне в квартиру постучали. Обычно я не открываю, но в этот раз ожидал телеграммы от брата из Америки – у меня ведь был день рождения, а он меня даже не поздравил. Но вместо почтальона на пороге стояла Плакса. В руке у неё был зажат какой-то конверт. Увидев меня, она отбежала на безопасное расстояние и крикнула:

– А вот что вам принесли! А я вам не дам!

– А ну-ка иди сюда и положи конверт на место, – велел я страшным голосом.

– Не положу! Не положу!

– Считаю до трёх! Раз, два… два с половиной…

– А вот и не положу! Догоните, если сможете! – и она, приплясывая, помахивала в воздухе конвертом.

Я наполнился яростью. Мало того, что я несколько лет терпел её хныч, так теперь эта маленькое создание пытается меня дразнить!

– Ну, погоди, я тебя поймаю – шею сверну, – пообещал я и бросился за ней, надеясь тут же ухватить за руку. Но она была куда ловчее меня – проскочила под мышкой и понеслась наверх.

– А ну-ка стой! – крикнул я и тут же, зацепившись за ступеньку, рухнул на лестнице. Хотя я тщетно пытался ухватиться за перила рукой, меня проволокло вниз. Я остался лежать на площадке, уткнувшись лицом в согнутый локоть. Кто-то трогал меня за волосы.

Лицо у Маленькой Плаксы было такое испуганное, что мне, даже несмотря на всё моё желание хорошенько её поколотить, стало её жаль.

– Дядя, извините, вот ваше письмо, – прошептала она и протянула мне злосчастный конверт. Так как я его не взял, она положила мне его на руку и присела рядом на ступеньку.

– Очень больно, да? – спросила она. – Вам надо йодом прижечь. Так всегда – сначала пожжёт немного, а потом пройдёт.

 

Я перевернулся и сел. Кости вроде бы были целы. Маленькая Плакса дёрнулась было в сторону, чтобы бежать, но не убежала, только втянула голову поглубже в плечи, словно я изготовился вот-вот её ударить.

– Чего это у тебя такая дурацкая косынка на голове? – спросил я.

– Она не дурацкая.

– Дурацкая.

– Нет, не дурацкая.

– А я говорю – дурацкая. Кто это тебе надел?

– Мама. У меня волосы падают, мне без косынки нельзя.

– А чего это у тебя волосы падают?

– У меня такая болезнь, – объяснила она серьёзно, – я сильно устаю. И мама взяла меня в больницу. Там сказали, что у меня болезнь, кровь нехорошая, и нужно лечиться. И теперь у меня падают волосы.

– Ну, ты ведь сильная, вон как по квартире прыгаешь, – сказал я.

– Это они все говорят, что я сильная. А я не сильная.

– Ну, а чего в ящик ко мне полезла и конверт украла?

– Просто вы всегда один. И я тоже одна, мне с ребятами тяжело, я устаю быстро.

– И?

Она наклонила голову и так и осталась сидеть, не поднимая глаз.

– Ладно, беги, – сказал я, – только встать помоги мне.

– А вы маме расскажете?..

– Так и быть, в этот раз не расскажу. Но если ещё раз такое сделаешь – берегись. А что, меня, правда, колдуном мальчишки называют?

– Они так больше, чтобы девчонок пугать. Они дураки, мальчишки.

– А-а, ну ладно, давай, – и я побрёл к двери, – а ты сильная, вон как помогла мне встать – я бы сам не справился.

Я закрыл дверь и, пройдя по коридору, сел в кресло. Немного побаливала спина. Я думал взять книгу – но почему-то перед глазами моими всё стояла Маленькая Плакса. Не такая уж она и плакса, подумал я. Надо найти для неё другое прозвище.

 

Но найти другое прозвище так и не получилось. Больше Маленькую Плаксу во дворе я не видел – а от соседей услышал, что её увезли в больницу и положили в отделение. Наверху воцарилась тишина. Родители Плаксы проскальзывали двумя бледными тенями под моими окнами. Иногда я всё-таки прислушивался – не раздастся ли наверху её звонкий голос или смех, но всё было тихо.

А потом были похороны. Вокруг маленького гроба собрались все соседи. Она лежала, как маленькая восковая кукла в своей коробке, и не двигалась. И это было так странно – она, от которой было всегда столько шума, была теперь такой неподвижной и немой. И я подумал – наверное, шум – это и была жизнь, от которой я всё время пытался отгородиться и которая настигла-таки меня в виде маленькой девочки, колотящей плюшевым медведем об батарею. Но только раздумывать над этим было уже как-то поздно. Стояла глубокая зима.