Анонимная переписка

 

Пояснение автора:

Общение парня и девушки в сети Интернет.

 

 

 

 

Ну, так вот… Я буду тебе в одном времени писать, чтоб ты к стилю не придиралась, не подкалывала меня, вдруг, потом.

 

Бывает, вот, говорят, кризис среднего возраста. Где-то он там в сорок-пятьдесят обрушивается, и начинает чудить человечина. Я читал про такое. Правда, ни от кого из своих близких-родных-знакомых-приятелей не слышал, чтоб у них он был. Ну да ладно… А бывает (тоже слышал и читал, но не подтверждал для себя никак) ещё и промежуточный кризис, кризис тридцати. То есть, в тридцать лет наступает переосмысление себя, и мира, и своих позиций в нём. Или идеалы старые отмирают, или озлобленность какая-то появляется. Или просто твердокожести добавляется. Меня такое минуло, но, говорят, бывает. Пусть, ладно. Поверим. Хотя бы потому, что история это подразумевает. У меня сестра малая такие вещи называет вспышкой тупорылости – когда кто-то вдруг ни с того ни с сего начинает в себе колупаться, становится мнительным, сентиментальным, обидчивым, и сопли жуёт, и из мухи слона делает. Умная она у меня…

 

Ну и живёт такой персонаж в своём загадочном промежуточном кризисе. Во вспышке. Этакий нелитературный не-герой. Для него это выглядит изнутри так как-то…

 

Как-то не то чтоб кризис… А просто навалилось все сразу внезапно. То, что понемногу скапливается даже у благополучных, в общем-то, людей. Мелкие неурядицы. Маленькие неприятности. Дрязги на работе. Монотонность. Бытовуха. Рутина. Усталость. Возросшее напряжение. Внезапное раздражение. Стрессы повседневные (Соседи – то шумят, то топят, к примеру. Или, например, местные малолетние гопники взялись изводить всячески.) Всё складывается по чуть-чуть в одну большую Жопу. И руки опускаются. И ничего не хочется. Как писал Генрих Бёлль, происходящее вызывает одновременно и безразличие, и отвращение. И уже товарищам с ним неинтересно совсем общаться, а остальных он так и просто бесит.

«Наплюй на всё, – говорит друг Васька. – Задайся возвышенной и благородной целью. Хотя бы». Хорошо Ваське говорить… У него первоклассник Митька, сосредоточение отцовых разных благородных целей. И красавица и умница Лилька. Сообщник и сподвижник. И вдвоём им наплевать на всё и всех, в их стремлении сделать для Митьки и невозможное, чтоб он был счастлив. А каково же ему – запутавшемуся, промежуточно-кризисному не-герою? У него поблизости только старая тётушка и пять её вонючих кошек. И некого даже за руку подержать, когда страшно и если страшно. А страшно последнее время от всего и почти постоянно. Какое-то сезонное весеннее обострение «ужасания» Миром…

«Тебе нужно развеяться», – говорит начальник, которого окончательно достал такой подход к служебным обязанностям. «Ну не выгонять же тебя такого? Хотя и хочется последнее время часто. Вот на тебе, смотри, путёвка. За заслуги, так сказать, за будущие. Половину профсоюз оплачивает. Езжай, восстанавливайся, отдыхай. Жду тебя обновлённым и с огнём во взоре. Ты когда последний раз-то выбирался куда-либо, а?»

А и правда, когда? А лет шесть назад. Вроде. Ну да.

И поеду. Поеду, поеду, поеду, поеду. В путёвку, на море. Это, может, будет лучшим выходом. Сейчас развеяться, отдохнуть, обновиться, «обогнить» взор. Чем потом от психоневрозов лечиться долго и мучительно. Тьпфу-тьпфу.

И едет, значит. Едет, едет, едет, едет. На море.

 

 

*   *   *

 

Ну, так вот….

И как-то так получается, что знакомится он с девушкой в поезде. А она в тот же санаторий едет. Удивительно, правда? И не просто знакомится. А очень даже сближается. Знаешь, как бывает с людьми в поезде? Кто-то выдумывает себе идеальную историю и начинает жить ей и наслаждаться собой придуманным. Вот так бывает. А бывает – срабатывает тот самый «эффект случайного попутчика», которому можно выговориться. Вот у них так и было. Она придуманную историю ему о себе. А он ей – о своих реальных заморочках. И сблизились, и подружились. Сутки-другие общались, а впечатление – будто всю жизнь прожили и друг друга с полуслова уже практически.

И продолжают сближаться уже на месте. Располагает всё к этому. Прогулки совместные по побережью, походы на пляж, купание в ещё холодном море. Долгие задушевные беседы в вечерних кафе на набережной. Чувственные танцы на… не, не дискотека – танцпол. Ну и всё, как положено там… И чувствует всё нарастающее очарование ею. И от близости этой, от её открытости, что-то в нём с хрустом ломается, что-то внутри, глубоко так – переворачивается, взрывается, искрит, плавится, вскипает иногда и брызжет…

А она такая… Такая! Отзывчивая, понимающая, внимательная, сострадательная, деликатная, ненавязчивая. Утончённая, глубокая, разносторонняя. Игривая, нежная, ранимая, непосредственная. Непостижимая. Прекрасная. Загадочная. Простая и сложная, насмешливая и доверчивая, близкая и далёкая. Такими приблизительно словами он её мог бы охарактеризовать. Он восхищается ей, как человеком, и трепещет перед ней, как перед женщиной. И всячески показывает своё к ней расположение, но не более. «Как может такая козявка, как я, даже мечтать о плотской близости с такой, как ОНА?» Вот, как он думает. Да ему и платонических хватает отношений. ТАКИХ в его жизни не было никогда. Он целиком захвачен свежестью общения, радостью встреч, счастьем совместных маленьких дел, лёгким, смешливым флиртом. И таинством редких, случайных прикосновений. И выражением глаз её при игре их взглядов.

И где-то день на пятый происходит, наконец. В баре, неожиданно захмелевшая после вина, свежего солёного воздуха и долгих «белых» танцев, она вызывает его на откровенный разговор о них как о… Ну, ты понимаешь… А после так непринуждённо и так очень по-свойски проявляет инициативу. Фактически делает всё сама. А там уже, в темноте и под звуки сонно вздыхающего моря в постельной теплыни он, робеющий говорить о чувствах словами, говорит с ней прикосновениями. И прикосновения эти правдивее и содержательнее и уместнее всяких речей.

 

Вот… Опять я в патетику впадаю. Слишком вычурно. Надо бы просто сказать – трахнул он её в конце-то концов. А я тут слизь на полстраницы размазал… Это от бессонницы у меня. Прёт муть из меня такая несусветная. Извини, в общем…

 

Ну, а потом он, наконец, ощущает полную опустошённость. Такую, понимаешь, светлую, спокойную, восторженную, безрассудную и умиротворённую пустоту. И возрождение, то есть, перерождение даже. И возрастающую нежность, и желание, и… И опять. И опять. И опять.

И тесные, такие беспощадно-тесные, такие бережно-тесные, такие успокаивающе-мягкие и тёплые объятия после.

Ну и далее по списку, что выше. Всё те же мероприятия, только плюс, конечно, интим. Он живёт так полно и так насыщенно. И даже всё глупое и банальное кажется теперь глубокомысленным, важным и многозначительным. Кризис? Какой ещё такой, на хрен, кризис? Да о чём вы?

И опять же, местность. Романтика, сказка, мечта, фантастика, поэзия – море, пляжи, архитектура, флора. Запахи, краски, звуки. Никакой, впрочем, поэзии не хватит это описать, да и прозы. Вот и не стану описывать, а то не хватает мне слов описательных. Только матом, разве что…

Так, о чём я там…

Ходит он, наполненный ею, и боится расплескать. И не думает ни о чём земном. Зачем обитателю рая приземлённые размышления? Только каждый день привязывает его к ней невидимой прочной ниткой. И не понимает, убей бог, как можно это – жить без неё. Они ведь созданы друг для друга! Гармония же у них во всём. Вся жизнь до неё кажется ему какой-то злой карикатурой на настоящее, происходящее с ним сейчас. И не замечает некоторых её редких взглядов. Задумчивых таких, оценивающих, укоризненных иногда, странных, в общем.

А однажды, вдруг осознав, что вот уже скоро уезжать, а он неспособен отпустить её, он решает предложить ей быть вместе. В горе и в радости, пока смерть не разлучит вас, или как там. Где-то за день до её отъезда он выпивает для храбрости в ресторане побольше и произносит сумбурную, но очень проникновенную, пылкую и откровенную речь-признание. Просит – давай будем вместе, я все для тебя сделаю, не могу без тебя, люблю, нам так хорошо с тобой, будь моей, и всё тут.

И вот тогда она говорит ему… Мол, извини – но ты слишком увлёкся. Я же, говорит, кажется, тебе никаких обещаний не давала? Конечно, я тебе о себе всего не сказала, но… Я давно замужем и, между прочим, счастлива в браке. Обеспеченная, благополучная семья. Двое детишек погодков, любящий, достойный муж. А у нас вульгарный курортный роман, короткая интрижка, для разнообразия отношений, для остроты ощущений. Неизвестно, мол, почему ты вбил в свою голову столько ереси. Ты извини, но ты такой наивный чудак и путаешь случайный секс с серьёзными, расчётливыми, долговременными отношениями. И вообще, иди-ка ты спать, а то ты, кажется, набрался. А я к себе пойду, собираться, а то уезжать скоро уже…

А он – напротив. И рядом вроде, но уже ничего не воспринимает. Сидит – растоптанный, оглохший, обескураженный, разбитый. А и правда, с чего он решил, что может претендовать на неё? Всего лишь курортный роман. Но ведь… Но как же? А… Ну почему так?…

Она некоторое время смотрит на него снисходительно и участливо. Молчит, редко затягиваясь сигаретой. Очень тихо поднимается и так же неслышно уходит к себе, растворяясь в сумерках. Немного погодя, расплачиваясь, уходит и он, к себе в номер, где сколько-то сумасшедших ночей подряд была она. Надо собираться. Скоро же уезжать…

Вот и всё, вроде. Точка. Занавес. Аплодисменты.