HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Николай Пантелеев

Азбука Сотворения. Глава 3.

Обсудить

Роман

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 22.06.2007
Оглавление


1. Часть 1
2. Часть 2

Часть 1


28 МАРТА, СРЕДА.

 

 

ТВОРЕЦ…

 

После общественных потрясений девятнадцатого века, утвердивших окончательный переход от феодально – монархических к технократическим формам управления жизнеобменом, моральный климат и атмосфера «цивилизованного» мира существенно изменились. Краткий период оттепели на рубеже девятнадцатого – двадцатого веков создал иллюзию парникового эффекта рационализма и вызвал эйфорию необратимости идеологии здравого смысла. Культура, воспользовавшись этой паузой, впала в состояние умиротворённого, торжественного зазнайства, позволив себе передышку от борьбы за просвещённое смягчение нравов. Уже казалось, что вот-вот наступит эра всеобщего благоденствия, что найдены все этические универсалии, методы их опосредования, и творческая интеллигенция ударилась в нюансы декадентства и нарциссизм, не замечая явных колебаний социальной почвы. В результате куриная слепота творца его равнодушие к реалиям, предопределили весь ход новейшей истории и обрекли искусство пасть с заоблачных высот формирования взглядов – перспективы, на балаганный уровень обслуживания данности.

В это время наука и техника, далёкие от самовлюблённой праздности, деятельно и корыстно двигались вперёд, оставляя за собой всё новые инструментальные плацдармы для приложения творческих сил. Появилось кино, которое, быстро переболев пантомимой, заговорило и стало вместе с газетами радио проповедовать глупые правила жизни, диктуемые барышом. Казалось логичным, что кинематограф, на первых порах не стесняясь, копировал проверенные временем сценические приёмы и штампы. Отсюда экзальтированное поведение героев, дикие гримасы, писклявый пафос, суетные жесты и вопрошающий поворот к зрителю «шедевров» тех лет. Толпа, которой был не доступен утончённый снобизм знаменитых балетных сезонов, но получившая в одночасье доступное средство самоидентификации, стала повсеместно копировать примитивные манеры поведения прототипов, естественным образом перенося их в повседневную жизнь. Такое опускающее опосредование театрально – бутафорской эстетики плебсом, немедленно клонировало в части «передовых» государств моторное, наивное поколение. Оно легко управлялось через средства массовой коммуникации, словно специально! подоспевшими, радикалами тоталитарного, то есть крайне звериного, толка. В этой ситуации, поднесение горящей спички к пересушенному безмыслием стогу общечеловеческой цивилизации, стало лишь фактором времени.

Сам же художник, параллельно этим процессам, не только активно деградировал в нравственной пассивности – но мало того! – униженно, бездумно помогал создавать условия для пожара. Ну а далее, как известно, вершины «серебряного века», обозначенные гордыми флагштоками индивидуализма, были варварски взорваны мировыми войнами и превращены в пологие холмы массовой культуры. Между ними, однако, ещё бродили жидкие стайки выживших творцов, уязвлённых соучастием в откате к первобытности, и не случайно, что они искали возможность отомстить обществу за крупный позор измельчания.

Исторический случай представился уже во второй половине двадцатого века, когда человечество, в очередной раз упившись собственной крови, повернуло отрыгивающую мясом морду в сторону искусства, требуя с лёгкого пережору, стимулирующих пищеварение, зрелищ. Однако, на привычном месте бледного, дерзкого шута его ждал иной художник – не помазанник, не рефлектирующий слабак, а желчнолицый бисюк – деляга с огромным кукишем в кармане. Он, отбросив никчёмную гордыню, направил творческое либидо в сторону онаученного манипулирования настроением толпы, где ему улыбалась поддержка власти, коммерческий успех, популярность «в народе» и послеобеденная сытость факира. Разукрупнение творца, в данном случае, это свидетельство широкой общественной демократизации, которой, если разобраться, противопоказано всё яркое, сильное, самоценное, ввиду замкнутой на себе единичности. Постепенно отошли в утиль словосочетания: бескорыстие таланта, голодный творец, жизнь за идею, художник – бунтарь – одиночка, сопротивление обыденщине, творчество – средство самолечения от праздности, ответственность за деяния, высокая миссия искусства и тому подобные… Эти «консервативные» понятия жуликовато засунул ногой под диван художник – циник с мироощущением насекомого, паразитирующий на обывательской тяге к внешнему украшательству и пошлой потребительской хронофагии.

Чтобы понять сущность обозначенной метаморфозы творческого акта из терапевтического, бескорыстного поступка в оплаченный стёб, необходимо внимательно посмотреть на особенности личности и психологии творца. В детстве это амбициозный, нервный нарцисс, отмеченный печатью раннего, болезненного взросления, выступающего противовесом инфантильности характера. Он наделён, как правило, тонким мироощущением, неадекватной реакцией на события, навязчивой окраской идей, кудрявой фантазией, мнительной обидчивостью и обязательно неким, подчас скрытым, дефектом, заставляющим искать нестандартные формы самоутверждения. Чаще всего он находит их в сфере создания внешне – идеального, то есть эстетического, потому что там легче маскировать слабый стержень быстрым и сильным результатом. Искусство во всех его проявлениях – это, так сказать, богадельня – замкнутый приют, куда отовсюду стекаются увечные романтические натуры, одержимые доказательством своего права на более или менее органичную жизнь вне общепринятой нормы. Здесь будущие творцы знакомятся со своими внематериальными учителями – отцами, заслуженными докторами – пациентами, уже показавшими примером возможность взлёта души уникальным рисунком судьбы или творческим наследием. Практически безногие, астенические птенцы долгими месяцами переползают из палаты в палату, разыскивая личного врача, индивидуальную методу борьбы с недугом, или, на крайний случай, приемлемое, неотторгаемое снадобье. Но высокие, увитые золотыми лаврами доктора сострадательно – равнодушны к боли, словно хирург над гнойным аппендиксом. Они деловито довольны собой и до тошноты, хором талдычат одно: талант – работа – мастерство! Юные калеки тоненькими голосами вопиют к болезным отцам: помогите! неужели недостаточно родственного диагноза, желания летать – искать – видеть – слышать – ненавидеть – бить – грести – нести – кусаться – жаждать – плакать – прославляться?! Но бронзово – гранитные светила «бесполезного» знай непоколебимо гнут своё: талант – работа – мастерство… Ведь лирика и умение «слышать» – ничто без возможности «сказать», донести, совладать с формой, материалом. Значит – слышен писк – прощай свобода, перечёркивание опыта, бунтарство, ночной пенный непокой, иероглифы фиалок на снегу, иглы алмазной пыли, металлический кипяток бури, пальцы мечты в волосах неба, валторный поцелуй музы?! На это отвечают далёкие раскаты грома: талант – работа – мастерство… и случай! Во-о-от ка-а-ак…

И «несчастные» существа, в конце концов, сдаются и находят в себе и то, и другое, и третье… Находят они и реальных лечащих врачей – преподавателей, чаще бытийных неудачников, которые помогают делать им робкие шажки на костылях первых, хрупких успехов, затем умения, затем основательной веры в себя. Хотя к чему творцу – кто убедительно разъяснит! – умение так или иначе ходить, когда его истинное предназначение – полёт?! А к тому, что ноги – пусть искусственнические – это универсальное ремесло, бутерброд с колбасой, чарка на столе, тёплые ноги в слякоть. Ну, а полёт, крылья, небо… – это, возможно, лишь иллюзия всемогущества вдохновения, порыва искренности, призрак глории, отдушина кислорода в духоте банального. И всё же жаль, что научившийся ходить, по факту только по-ду-мы-ва-ет о взлёте, тогда как безногий им бредит, бредит, бредит…

Итак, в добровольном самоистязании проходят приютские годы. Гадкие утята, за неординарность вечно гонимые сверстниками и болезненными тычками «основной массы», к тому же отягощённые обильной родительской опекой, превращаются кто в белых, кто в чёрных лебедей, плавающих в зеркальном озерце потенции. Впрочем, большинство сразу упрощается до невзрачных селезней, оплодотворяющих скорыми идейками товарно – досуговое производство. Годам к двадцати «заготовочный» творец – уже отягощённый вселенскими раздумьями, сложившийся творческий невротик, живущий в хроническом конфликте с действительностью. В условиях противостояния рутине насущного, истовая работа становится для него единственной возможностью оправдать мученическое упрямство силой безадресной, иллюзорной правды. Однако романтика молодости скудна результатом и для творца начинается довольно длительный период голодного стоицизма во имя, понятно, не осуществимой гармонии в прекрасном. Здесь ему начинает грезиться будущая известность, в которой – внимание! – припрятаны честолюбивые вожжи управления настроением «презренной и жалкой толпы», фурор успеха, осыпанные бриллиантами весы совершенства, расшитый золотом камзол творца. Но кому до этого есть дело! Мир глух к проклятиям пассионария, и… неминуемо наступает пора разочарованной отрешённости, едва, впрочем, смягчаемая алкоголем и восхищением в узком кругу аналогичных «избранников».

После нескольких лет топтания перед океаном равнодушия, а на поверку – временем, необходимым для купирования детского невроза и остывания социального сознания, творец начинает робко пробовать своей талантливой рукой воду ремесленного благополучия. И здесь он, неожиданно для себя, сталкивается с феноменом того, что «продукт», созданный под креативный заказ – почти без огонька, только на мастерстве, на стыдливом цинизме, чрезвычайно востребован обществом – не то что прошлые искренние химеры! И к тому же он всегда неплохо оплачен, заметен, а публика даже сдержанно рада возвращению из духовной эмиграции в страну «многовомногих» маститого гордеца. Ах, вот чего вам нужно – подчинённого стойловой данности, обслуживающего серость, состряпанного в пол руки артефакта?! Извольте, сколько хотите и в какой угодно упаковке! Правда, придётся наступить на горло собственной песне, захлопнуть дверь перед носом у обиженной совести, зачехлить ненужные теперь крылья и «по мелочи» предать манифесты юных лет, но ведь мозоль босячества в удобной обуви скоро отойдёт… И вот изгой, певец свободы, начинает штамповать добротные, зарегулированные «шедевры», успокаивающие его, впрочем тем, что лишены спорного, вымученного новаторства и налёта «любительщины».

Постепенно, сквозь унижения ренегатства, проклёвывается достаток, ощущение непогрешимости, кураж, силы и средства для новой, переосмысленной волны мщения обывателю, не оценившего сразу – тогда ещё! – масштаб планетарного таланта. Теперь обуржуазившемуся творцу, добившемуся известности, отвоевавшему относительную наглость самовыражения, прощается практически всё. Как же, почти гений! Наш человек, сочувствующий… Если он «так» делает, то значит «таким» оно и должно быть. А ну, давай, пляши! Премного благодарны-с, хотя… я сам знаю, что делать! И вот тут творец даёт-таки волю своим низменным инстинктам и опасным фантазиям: писатели пудрят мозги читающей публике стоячим болотным туманом постмодернизма, потчуют толпу комбикормом детективов, порнографическими очистками «под шубой» фекалий, или сбрасывают вниз прокисшую патоку мандастрадальческих историй, простите, в венчике мистического словоблудия. Сойдясь в шайку с измученными вселенской скукой кинофигурами, слово и дело окунают обывателя с головкой в зловонную лужу липких сериалов или плещут ему на лысину помойное ведро страшилок, где из обильных, фальшивых соплей борьбы добра и зла, торчат мокрые от страха пятки ужаленных в детстве авторов. Новое поколение страстотерпцев разврата ловко строчит виртуальные игры разума, где от начала до конца света – один удар по мышке – хлоп! И никаких мук совести, когда хорошо платят. А почему нет? Ведь продукт распада сконструирован мастерами своего дела, оч-чень талантливыми ребятами. Верно, талантливыми в негативе, беспринципности, чертовщине, откате от гармонии… потому ещё, что «создавать» стократ сложнее, чем «разрушать». Музыканты тоже не в накладе: наслушавшись дома ре-мажоров, кантат, симфоний, они, звеня известно чем, шествуют в студии, концертные залы, элитные клубы, где катают такую попсовую шнягу, что без поллитры и тёмных очков смотреть друг другу в глаза – противно. Скажете, это нормально? Ничего, ничего, говорят, деньги не пахнут… Точно, они не пахнут – есть более точное слово – такие деньги с м е р д я т. А художник молодец! – шпарит валиком артефакты, в грязи катается, яйцами швыряется, кусает кого-то, свиней на холст режет, а то вдруг на сморщенный член бант нацепит, мудейки обмелирует – это значит, акция. Терпят?! Давай ещё: голую прыщавую задницу себе или модели восточным орнаментом покрой, перо точно посередине вставь, газы распусти и скажи волшебное слово «перформанс» – всё, ты гений! Собственно за такие штуки можно уже и путёвку на нары выписывать, но трусы и провокаторы, памятуем, бывают аномально бесстрашны. Поэтому, что ещё могёте?.. Пожалуйста: концептуализм, то есть клиширование ничтожества… А хотите – более того: художник вместо произведения – прыг из окна – открытый перелом, кровь из уха – лежит себе на сырой земле, пованивает… Что это, клиника, рядовое пустозвонство, руки из жопы, неумение родить позитив?! Эпатаж-с, то есть нарочитая дискредитация всей, заметьте, националистической идеи творчества: искать в хорошем – новое. Ну, а пока обыватель массово приходит в себя от хитроумных провокаций, эстетствующий деляга – право, смеясь! – выуживает эскудо из кошельков ожиревших снобов, продавая им воздух «высокой моды», аукционное спекулятивное мыло, которому порой цена – краски и холст, да амбициозные чирики листопрокатной архитектуры. Процесс идёт! Или пошёл, как сказал один властный шут. И всё это наглое глумление над здравым смыслом, давно сопровождается нарастающими ударами о серое вещество бессистемного «чайника» телевизионного молота, суммировавшего весь плоский блеск и объёмную нищету современных тенденций искусства. Он цепко ухватил своими обезьяньими пальчиками нити манипулирования массовым сознанием, которого, если разобраться… нет. Ибо сознание не может быть никаким другим, кроме индивидуального, вмещающегося в одну бренную арифметическую головку. Поэтому и массовой культуры нет – осмысленно, нет – это термин поверхностный, словно перхоть, и маскирующий душевную пустоту, как туча саранчи, а есть только ситуационная доступность информационного продукта, актуальная дешевизна творческой составляющей инструмента и необозримые стада, уничтожающих бесценное время.

В искусстве всё меньше невротиков и всё больше дальтоников… Серость уже не изъян, а принцип – достоинство, и сколько ни городи плотины призывов на пути бурлящего варварства, оно неизбежно смоет практически любое сопротивление. Кроме, быть может, одного – внутреннего, возбуждающего на борьбу инстинкт самосохранения творца, сумевшего понять, что растление толпы ведёт его к интоксикации продуктами гниения самой толпы, с последующим разложением личности на мелкие фрагменты. Более мелкие, чем талант, работа, мастерство…

Возможно, это не аргумент. Но измельчавшее до массовости, то есть вобравшее в себя животную силу толпы, искусство сегодня всемогуще как никогда. Оно проникло во все сферы жизнедеятельности человека и связало его своей псевдореальностью по рукам и ногам. Ещё немного, и оно станет безраздельно властвовать миром, потеснив или всосав в себя финансы и политику. Но художнику рано праздновать победу, потому что сменившее полярность с плюса на минус, с красного на голубое, оно мутировало из витамина в наркотик, со всеми вытекающими последствиями. Творец сейчас всё больше похож на лёгкий мусор, несущийся на гребне бурного, мутного потока цивилизации, тогда как его место вперёдсмотрящего занято сытой хамской корыстью. Поэтому вместо пьянящего нектара триумфа разума, он начинает глотать ядовитый коктейль цинизма и никчёмности, теряя вообще нормальный – как он это понимает! – вкус жизни. Его сладкоголосая птица юности уже не поёт, а противно орёт павлиньим голосом. Эти вопли напоминают совестливому творцу, что он – заложник таланта, должник учителей и прошлого, он главный свидетель на суде потомков, что давать больше, чем брать – его крест, что творчество для него, прежде всего, – способ са-мо-ле-че-ния! И… генеральное средство от убогой шаркающей старости, но как можно выздороветь, калеча походя других?!

А значит, болезненное воображение, убыточность, бесовщину – без которых в голове, понятно, никак! – логично оставлять на творческой кухне, выискивая одинокими вечерами в них пенициллиновые споры рационального для того, чтобы утром подбрасывать их в мир, поражённый вирусами абсурда. Нет, мстить обществу за позор действительности надо – ведь можно и должно жить лучше! Но требуется найти в этом позитив: мстить неустанным призывом к идеалу, царству ума, мстить личной отстранённостью от погани. Мстить примером жизни умной, изобретательной, творческой, моральной, гордо нести сквозь сущее недоступное ему «высокое», унижать толпу состраданием к её стойловой всеядности, изощрённо опускать желудок – возносить мечту о душе’… – не ду’ше! Бунту допустимо быть разрушительным в реактивной молодости, но где она?! Искусство, вроде бы, уже освободилось от подгузников, но почему оно пугает по-прежнему детское сознание социума неосмысленными гримасами перезрелого дебила? Мастер обязан действовать созидательно, в противном случае он – антимастер – тот, кто скирдует лавандосы на палисандровый гроб, упивается дешёвыми овациями пустоты, блюёт на икорных банкетах, извините, спекулирует страхом – напрягом, мстит классике и подлинному новаторству, замазывая их, как бельмо на глазу, своими вислыми, зелёными соплями.

Мелко, гадко, скучно, вторично – и это удел ренегатов, потому что всеядная сытость парализует сверхчувственность воли, ума, спонтанность, наитие, лёгкую счастливую вдохновенность взгляда, она мешает двигаться в себе зряче, осмысленно, а не методом тыка: где больше отвалят. Сытость набрасывает на воздушное воображение художника тяжёлый саван с кистями и предуготовляет заупокойную мессу… Разница между духовным голодом творца и его зажравшимся, пунцовым самодовольством такая же, как между отмытым, хмельным в кипении садов, весенним утром, и прогоркло – душными летними сумерками. А дальше? Кто – что выбирает… Ноль согласен на дробь, а для единицы это игра на понижение. Ибо она рыщет преодоления, подвижного баланса, развития, созидания собственного мира, она отстаивает альтруистичный индивидуализм, испытывает презрение к вкусным, но гибельным коврижкам, имеет неспящую охрану совести и партнёрские отношения с бурей. Ну, а деньги… – это всего лишь бумага, беспорядочно гонимая ветром несбыточных надежд в пустыне успеха. По этой бесплодной, выжженной земле бредёт одинокий босой путник. Устав от дорог, он садится на большой горячий камень и, сцепив до крови руки, вглядывается в дрожащую иллюзию горизонта будущего. Да, это творец… по его серой пыльной щеке скользит нечаянно чистая, кипящая слеза – верно решил, кто же он для себя – бог или дьявол…

 


Оглавление


1. Часть 1
2. Часть 2
507 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!