Дух внесмертный

(классический роман)

На чтение потребуется 17 часов | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск            18+

 

 

 

В Сияющем Мире перестают улыбаться,
единственно, в момент чьей-то беды, неудачи, смерти.
Причём всё живое лишь сглатывает улыбку,
сближает уголки рта от горечи за то,
что этой материи «сейчас» или «уже»
не суждено ответить на улыбку – улыбкой,
не дано излучать тепло. Однако смерти здесь нет,
а есть торжественный момент передачи взятой
напрокат жизненной силы, витальности, которая
умножается с твоим уходом в других, отстоявших
долгую, тёмную, скованную неподвижностью очередь
на бесспорное право увидеть бегущий волнами свет.
Вот почему в этом мире помнят всё малозначительное
и масштабное, помнят каждый эскиз,
возникающий вне блажи,
из практического осознания, что миру
недостаёт именно твоей картины, твоего подвига,
твоего примера осуществления
великой мечты по имени Человек,
мечты строго индивидуальной,
но необходимой,
тем не менее,
всем…

 

 

На открытие традиционной рождественской выставки Эн, художник преклонных лет обыкновенной богемной внешности с седыми кудрями и бородой, некогда обласканный судьбой, шёл медленно, а вернее сказать, сбивчиво брёл, время от времени порываясь возвратиться домой… Он специально выбрал маршрут, минующий людные места и центры деловой активности. Двигался бульварами, дворами, проулками, обходя стороной тугие транспортные узлы цивилизации… После завтрака Эн читал одну любопытную книгу о прежних временах, напичканную, тем не менее, размытыми прогнозами на его будущее, и теперь занимался тем, что по ходу, обозревая настоящее, иронично дискутировал с автором.

«Вам, коллега, казалось актуальным убрать из жизни крайности: мол, тогда всё станет на свои места. Предложение со спросом разберётся, жадность сменит честолюбие, строить будут, чтобы жить, а не строить поверх уже построенного. Но вот, идёт уж вроде две тысячи сотый год от рождества существа, которое почему-то так любит выставки, скидки и распродажи, дураков стало меньше, порядка – больше, мы окультурились поневоле, народы космос пытаются «осваивать», а счастье, как и прежде, избирательно для всякого, кому дарована жизнь. Его нет вовсе, или в нём бездарно тонешь, так как середины оно не признаёт. И хотя я понимаю, что мы живём не в вашем Сияющем мире, но вы всё же были чрезмерно оптимистичны, когда думали о нас…

Мы избавились от призраков власти, военных чудовищ, монополий, социальных контрастов, личного транспорта, пробок, передвигаемся на клонах метро. Работаем играючи, посвящаем здоровью массу времени, не захламляемся, не дымим заводами, питаемся практически вегетарианской пищей, бога воспринимаем как часть досуга, живём экологически чисто, разобрались с раком, СПИДом, и обыватель, коллега, уже не тот ваш злополучный «мухомор», но приобретать для него пока ещё намного важнее, увы, чем изобретать. Талии у женщин стали тоньше, мужики от скуки пива пьют поменьше, желания общества логично упростились, а общаться по-прежнему не с кем. Ибо главная тема разговора сейчас – всюду, куда ни зайдёшь! – как с пользой для здоровья убить время. Не найти законы его сохранения, не удлинить, не создавать, а вот так запросто – убить! Самое дорогостоящее вещество жизни, если держаться поэтического взгляда на действительность, уничтожить…

Впрочем, – что же, на деле, представляет собой время: субстанцию, невесомый критерий истины, зримые частицы прошлого, настоящего, будущего, или понятие, недоступное для органов чувств – пока никому неизвестно. А можно ли тебя увидеть, время, можно ли тебя потрогать?.. На что ты похоже, время, – на песок, воду или плотный туман? Как входишь ты в нас, где живёшь, чем выходишь, когда настанет срок?»

Уединившись в себе, Эн не заметил, что начался дождь, озорной и мелкий, не причиняющий неудобств. В одном из проходных дворов, под аркой, спрятались два прилично одетых выпивохи, от холода они убрали головы в плечи, напряжённо молчали и смотрели в разные стороны. Наверное, караулили спонсора своей потерянной жизни.

«Вот видите, коллега, – Эн оглянулся на чуть отставшего за думами оппонента, – и подобные экземпляры сохранились в нашем прекрасном будущем. Вроде всё у нас хорошо, но таких ребят мы ещё терпим… Хотя, сегодня они встречаются реже. Это антиквариат. Мы, объективно, «стали лучше», моральнее, но до образцовости нам далеко: человек и сегодня жалок, если подходить к нему с позиций творца, ибо лишь тело не может быть оправданием для жизни. Этой задачей должна заниматься душа. Ведь не думали же вы, что наше общество будет раем! Не ад, ясно, и живём мы без мешавших вам болячек. Уже неплохо».

На выходе из двора, под следующей аркой, укрылись два бродячих пса – они казались добрым шаржем на выпивох. Один был безродным, другой раньше числился породистым колли, аристократом с медалями, вдруг выгнанным из дома. Принц и нищий. Но «принц» со свалявшейся шерстью, уныло склонив голову перед судьбой, казалось, о чём-то тяжко вздыхал, а вполне чистенький «нищий», с одним поднятым ухом, весёлым прищуром обозревал свои ближайшие жизненные перспективы.

Дальше, на ступенях чёрного хода, в полумраке, не то лежал, не то сидел в забытьи ещё один пьянчуга… По его бурому лицу пятнами плавала бессмысленная нега. Проходящая мимо болезненная старушка, в старинных очках с толстыми линзами, испуганно спросила у Эн: «Может быть, ему плохо?» – «Напротив, – возразил он, – ему очень хорошо». – «И всё-таки, надо бы человеку помочь, ведь холодно. Замёрзнет, бедняга, простудится…» – «Вы особо не волнуйтесь, – успокоил её Эн, – я знаю, как надо поступить. Тут рядом обретаются его друзья, скорее всего, они братишку выручат. Идите себе спокойно, идите!»

Старушка, которую и саму-то можно было брать на работу «лицом фирмы» ритуальных услуг, вздохнув о цене жизни, отправилась по своим продуктовым делам, а Эн, оценив ситуацию, возвратился через двор к выпивохам… «Привет, земляки! Это, случайно, не ваш друг в проходе напротив загорает?» – «А давно?» – без мыслей спросил тип с лицом картёжника. – «Кто его знает… Чекушка рядом с ним пустая лежит».

«Ну, поц! – возмутился второй тип, похожий на списанного с флота боцмана, – это ж он общественную опохмелку сам выкушал. Не донёс». Пара галопом помчалась на выручку. Когда Эн во второй раз подошёл к арке, недовольные друзья выводили из под неё поникшего третьего. «Ты что, Космонавт, совсем наглость потерял!.. Что ты творишь?!..» – почти хором стыдили они безответственного гонца. Несколько секунд тот не подавал признаков жизни или изображал отчаявшегося, чтобы сгладить свою вину, но неожиданно очнулся, мастерски вырвался из дружеских объятий, пробежал на середину двора и стал рычать нечто вызывающее плачущим дождичком сиротским небесам.

По сливающимся звукам сначала было не ясно – клянёт он кого-то или «выходит на контакт» с далёкими братьями во вселенной… Однако после череды загадочных мычаний в тирадах Космонавта проявилась речь: «Заберите нас отсюда!.. Мы из первого отряда-а-а-а-а… Мы вам ещё понадобимся! Эй, вы-ы-ы-ы!..» Далее местоимение органично перешло в протяжный собачий вой: «Ы-ы-ы-ы-ы… Вот Покер, вот Моряк – мы тут чужие, мы не земляне! Мы, как есть, натурально ваши-и-и… Нам здесь скушно! Эй, вы-ы-ы-ы-ы…» Двое пораженцев, ответственные за третьего, стали его успокаивать: «Ладно, Космонавт!.. Не горячись, щас раздобудем гдей-то лавэ и сделаем тебе спиртовой компресс… Угомонись, ты! Люди же смотрят! В участок захотел, что ли?» Эн, понимающе улыбнувшись на забавную сценку для дневника, тронулся дальше.

«И сумасшествие, коллега, приняло теперь диковинные формы, – он продолжил дискуссию с далёким создателем миров, – более сатирические, созвучные, так сказать, времени… Но мне не до смеха, потому что эти несчастные пытаются выйти на контакт не с инопланетным разумом – который мы, кстати, так покуда и не нашли!.. – они жаждут – и это генетически заложено в каждом из нас! – выйти на контакт с природным Разумом, снимающим вопрос о правомерности самой жизни, ввиду эпохальной скуки бытия, сопутствующей высокому сознанию…

Я помню, вы утверждали, что одухотворённые люди пожизненно не одни!.. Да, рядом всегда есть, допустим, язвительный Эзоп, Босх, Гофман, Сезанн и так далее… На уровне заклинаний – верно, но сердце щемит, если рядом нет живого собеседника!.. Только жажда одухотворённости, на каком-то этапе, начинает давать сбои даже у сильных духом. А что же говорить об изгоях, гонимых миром суетного большинства, имеющего до поры жизненные претензии?.. Хотя я такой же изгой… Сижу, эдак, на пустынном краю копошащегося муравейника и разглядываю, позёвывая, бессмысленные, нелогичные, с моей усталой точки зрения, перемещения активных своих собратьев, думая: зачем? Зачем!»

Под аккомпанемент мыслей и дождя Эн опрометчиво выскочил на шумный Центральный проспект с висящей над ним огромной трубой ТрансПортала, технично прошил его, стараясь двигаться к цели старыми кварталами. Далее он пересёк превращённую в ярмарку художественных безделиц улицу квартала мастеров, шумящую кое-где продавцами без покупателей, миновал очередные дворики и устроился передохнуть на лавочке с навесом в симпатичном сквере, разрезанном голым обрезанным кустарником. Дождь приятно барабанил по пластику, холодный воздух пощипывал нос. Совсем рядом опрятная пожилая женщина его возраста, смешно двигая бровями, читала электронную книгу.

«Та-а-ак себе, – оценил даму Эн, – не на мой вкус… Но вот ты посмотри, ведь она наверняка такая же одинокая, а на меня, вроде не столь уж потёртого, внимания не обратила. То, что искрится там, на страницах её персональной библиотеки, для неё гораздо интереснее… Ну, допустим, воспитана на химерах, ими взращена, и хотя мы с ней ровесники, но учились в разных школах. Любопытно даже: отчего она читает всё-таки, а не смотрит «мыло» по Порталу? Как исследователю, пусть и бывшему, мне хочется понять – почему она такая, мне хочется, может быть, даже пообщаться с ней забавы ради что ли, но она, увы, самодостаточна. А я – нет… Это, коллега, аргумент, скорее, в мою пользу: высокое сознание, даже опирающееся на опыт предшественников, не может всё-таки жить в вакууме своего «я», ему необходимо зеркало, где можно отслеживать состояние своей души. Книга, картина, музыка – в этом, признаюсь, не помощники. Лекарство от одиночества, от скуки, не более. Хотя вот этой тётечке его достаточно, а книги, я думаю, она ищет для себя скорее «желудочные», успокоительные».

У Эн, конечно, тоже была карманная электронная библиотека, но больше для справочного пользования, или в дорогу. Слишком много там всего, и так мало нужного… Человек ещё старой закваски, он держал у себя в мастерской маленькую библиотечку книг на двести – обычных бумажных, с заломами жёлтых страниц, с пятнами от пролитого чая, книг, собирающих пыль веков, переживших многих. Среди них не было ни одной лишней, навязанной «предложением», все дались ему благодаря какому-то усилию, имели свою историю, судьбу, особый путь попадания на книжную полку. Много лет подряд, в активной фазе жизни, он по нескольку раз в год приобретал книги, а точнее – надёжных друзей из числа авторов, выбирая среди тех, кто писал по факту, как думал, а жил, соответственно громким посланиям, как писал.

Каждую книгу в своей библиотечке он, будто султан наложницу, помнил, оберегал, иногда, не снимая даже с полки, гладил её корешок, нюхал обложку, по случаю открывал, чтобы прочесть всего один абзац. Шедевр. Для примера, вот такой: «Сидим за письменным столом и пишем эти строчки. Окно открыто. Солнце. Внизу – бульвар. Играет духовой оркестр. Напротив серый дом. И там, видим, на балкон выходит женщина в лиловом платье. И она смеётся, глядя на наше варварское занятие, в сущности не свойственное мужчине и человеку. И мы смущены. И бросаем это дело. Привет, друзья…»

Несколько успокоившись светлой цитатой, которую он давно выучил наизусть, Эн мысленно послал язвительные приветы несчастной тире счастливой женщине, не удостоившей его, как на смех, даже беглым любопытным взглядом, и пошёл без особой обиды дальше.

Среди душевных занятий, которые он сегодня спланировал по пути на рождественскую выставку, было и такое: зацепить маршрутом старый пруд в городском парке, чтобы посмотреть – не схватился ли он льдом во время заморозков на прошлой неделе?

Эн писал этот пруд осенью, пытаясь найти в его зеркале отражение свежих мыслей, что помогут стряхнуть с души усталость прожитых лет, но тогда он показался ему слишком красивым. А зачем красоте мысль?.. Она хороша тем, что внушает иллюзию счастья в форме «безмыслия», ибо сразу от рождения наделена главной идеей природы – гармонией. Вот почему красота формой неизменно спорит с содержанием, чаще всего, бегущим, в поисках смысла, равновесия.

Осенью по воде плавало обширное ассорти из жёлтых, неожиданно ярких листьев растущих по берегам лип, кровавых клёнов. Эта безумно красивая плёнка не дала Эн за часы медитации заглянуть вглубь пруда, вглубь себя, чтобы увидеть хоть какую-то перспективу, вновь ощутить былой интерес к жизни. Сейчас пруд встретил его мрачным молчанием, графически разбитым каплями дождя, очищенным капризами погоды ото льда. Когда ветер немного спадал, то на широкой поверхности воды скользили едва уловимые глазом, задумчивые волны. В них отражались обступившие пруд вековые деревья, они вслед за волнами словно махали ветвями, прощаясь с крохотной фигуркой на берегу.