Дух внесмертный

(классический роман)

На чтение потребуется 17 часов | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск            18+

 

 

 

Почти все настоящие художники бросают первую жену, порядочно надоевшую, старую, брюзжащую, и заводят себе вторую – часто юную, задорную, вдохновляющую. Таким образом, они меняют не только музу, но и сами молодятся, хотят вдохнуть жизнь в свои начинающие тускнеть творения. Причины этого кроются в особенностях психики художника и эскизном характере его работы с материалом. Сначала он придумывает приблизительный набросок будущего произведения, размытое идеальное, следом внятный эскиз, и лишь потом нечто окончательно красивое, чем восхищаются, допустим, в веках. То есть, воплотить в материале мечту у художника сразу не получается, он сам мучается, родных мучает, чтобы порадовать каких-то ему пока неведомых «других».

Фантазия – эскиз – произведение… Этой же последовательности он держится и в личной жизни: наметит слегка контуры судьбы, пытается в этом круге жить, ломает кисти, горячо скандалит, потом чуть остывает, бросает одно полотно, с женой и детьми, недописанным и берётся за, условно говоря, новое. Хотя, наверное, художник просто эгоцентрик, его тянет на свеженькое, и он бывает глуп в быту, а потом отчасти умнеет, пытаясь второй – или какой там ещё! – раз войти в пресловутую реку самоповторов. Со стороны это выглядит довольно смешно, но художник нелепицы не замечает, потому что имеет с рождения вредную привычку к насмешкам, гениальности и пьянящей лести.

А поскольку истинные художники – это люди без возраста, люди с юношеским мироощущением, люди непростые, но интересные, то они всегда и быстро, в кругах близких к богеме, находят себе некое, на их взгляд, ангельское создание, которое впоследствии и становится молодой вдовой – владелицей его имущественного или духовного наследия… Это диалектика, а, проще говоря, такова жизнь в искусстве.

Впрочем, к нашему герою вышесказанное не имеет отношения, так как второй музой он обзавёлся без мыслей, просто чтобы выжить, без всяких там эскизов мечты, по воле дикого, но благословенного случая. Да и разница в возрасте у Эн с Эл не была критической, подразумевающей корысть или попытку присосаться к неисчерпаемому источнику молодой творческой энергии. Можно смело сказать, что любовь между нашими героями носила довольно ироничный характер, вдобавок обоснованный на производственной необходимости жить.

Эс в молодости наломал дров, часто и много буянил, имел взрывной темперамент, при мягком характере, и в итоге, после многих кило соли, расстался с первой женой. Заметим, что с ней Эн неплохо ладил, имея к той даже некую симпатию. Но время вытекло через дырявые карманы, и друг на рубеже шестидесяти лет случайно нашёл себе энергичную даму бальзаковского возраста с богатым прошлым. Апломба новой музы друга Эн терпеть не мог, да так, что водка застревала в глотке, но потом с выбором Эс смирился, стараясь меньше с Эже – так звали вторую жену друга – пересекаться. Между тем, новая муза, балетных форм, занятно как-то организовала жизнь друга: они разъезжали по весям, брались за интерьерные заказы, потому что Эже была художницей с практическим уклоном, рукодельницей, мастером всяческих рюшек.

Эн не виделся с Эже больше года, даже забыл о ней, но тут, после выздоровления Эс, внезапно заболела она, подхватив нечто хроническое в области почек и прочее… На открытии выставки, общаясь с ней почти сквозь зубы, Эн увидел, что от прежней категоричности не осталось и следа, что глаза Эже светились фосфорной грустью, суждения стали округлыми, что она даже как-то настойчиво искала расположения Эн. Наш герой на перемену только пожал плечами, выпил за её здоровье, ещё, захмелел и тут уже, совсем неожиданно для себя, пригласил друга вместе с его уставшей музой без промедления ехать на Олений лан… Попить там живой воды у Красного Носа, окунуться в жизнь природы, попариться в баньке, а другу подыскать себе по пути или на месте нечто вдохновляющее для будущих творений… Эс, ещё опустошённый длительной болезнью, выставкой, измучившей душу, быстро согласился, тут же уговорив свою музу на небольшую авантюру.

И вот уже, после череды обязательных формальностей, прощания с близкими, мастерской, родным городом, тот же стремительный экспресс мчал наших героев навстречу новой мечте, толкающей к обрыву мечту старую. В пути друзья говорили мало, а музы, напротив, найдя общий язык по части культурологии, обменивались бородатыми открытиями… Дорога в Ключи пролетела для Эн будто одно долгое ожидание чуда, которым он хотел ошарашить друга на своей теперешней родине… Однако курорт встретил их хмурым в чёрных пятнах небом, холодным дождём пополам с крупой. Аспирант, в пику погоде, постоянно шутил и откровенно радовался, что без потерь сдаёт кордон хозяевам.

В окнах вездехода мелькали унылые пейзажи, сдобренные сыростью. Бесцветные скалы у дороги в долине Змейки навевали тоску, а по пути вверх царствовал туман, закрывающий от гостей возможность понять – куда, собственно, они попали? Эн за состояние природы – он так о ней сейчас и думал, с маленькой буквы! – было стыдно. Но Эс тоску от себя отгонял и верил, что увязался за другом не напрасно, что чудеса ещё впереди. Эже радовалась банальной перемене мест. Эл просто с улыбкой озирала родные места, милые ей в любом состоянии, и хотела скорее добраться домой, чтобы всласть покашеварить.

Ритуально остановились у Красного Носа – проверить байки Эн о необыкновенной воде из родника рядом. И она их не обманула, пьяным бальзамом легла на душу, согрела, несмотря на сводящий зубы холод. Особенно обрадовалась целебной воде Эже, сразу же почувствовавшая в почках, да и вообще, приятное жжение. Одному гостю, стало быть, уже угодили – оставалось дело за другом. Ведь летом Эн с таким чувством хвалил ему здешние места, как окрыляющие…

На кордон прибыли в сумерки, чуть скрасившие фиолетовым цветом ощущение бесприютности от капризной погоды. Заходя за гостями в дом, Эн зло зыркнул на равнодушный к чужому настроению Олений лан, имеющий собственное понятие о том – каким ему следует быть в ту или иную минуту… С дороги выпили чаю, потом женщины пошли стряпать, отправив мужчин в приготовленную загодя баню. Там наши герои совсем раздухарились, потрясали вениками, глотали слёзы прозрения, получали умеренное удовольствие от стужи и слякоти на дворе в момент, когда душа практически горит. Они даже хлопнули медовухи для аппетита, потом послали в баню дам, сами сели к камину – говорить ни о чём. То есть, общаться, удивляя анекдотами из прошлой жизни.

Вскоре к ним присоединились музы, стали умеренно выпивать и закусывать. Эб в кругу людей, близких к искусству, не спасовал – начал петь осанны творческим проявлениям, как спасительным, для всякого человека, позывам раньше времени не махнуть на себя рукой. Тут же принялись обсуждать открытие выставки, смотреть кино, снятое Эшем, комментировать его аспиранту, вспоминать фурор, тосты, неожиданного мецената в бабочке, анекдотических гостей из творческих, похвалы и критику. Вернее, не критику, а критиков, так как всем нам свойственно персонифицировать всякое зло, кроме собственного.

Потом компания плавно переключилась на воспоминания о далёком прошлом, причём смущённые дамы в этом месте чаще обычного уходили в себя, по-женски жалея о том, что ничего, увы, не вернуть. Мужчины такие места обычно игнорируют, перепрыгивают через них, если есть для того силы, залихватски думая, что всё у них ещё впереди…

Утром Эн встал раньше всех, осторожно, пытаясь не сглазить мечту, выглянул в окно. Там едва, едва рассвело, было довольно пасмурно, но безветренно и тихо. Ночью прошёл снег, укрывший Олений лан толстым белым одеялом почти без деталей. Небо нависло над этой первозданной чистотой какими-то угрожающими, тёмными тучами. Медлить нельзя было ни минуты, и наш герой деликатно, но настырно, поднял всех, чтобы успеть отхватить по куску красоты. Вдруг вскоре всё переменится, ветер встрепенётся, погода надумает хулиганить…

Не без скепсиса гости, ободряемые Эл, разозлённой снами, умылись, причесались и уныло поплелись на тощий желудок за возбуждённым предчувствием вдохновения поэтом. В голове Эн, между тем, созрел план. Он присмотрел неподалёку занятное местечко, которое по его мысли как нельзя лучше подходило для эпиграфа новой жизни. Эн даже трясло от предвкушения, вернее – его знобило от того, что всё может рухнуть в одно мгновенье, что воображаемые им виды окажутся банальными, без изюминки, без божьей искры, без сердцебиения.

На дорогу ушло с полчаса времени. В пути Эн угощал компанию чаем из термоса, овсяным печеньем, сыром. Всем стало хорошо и как-то спокойно. Правда, Эл с досадой щурилась на поэта, забыв, видимо, что творец, в постижении законов красоты, всегда прав, поскольку правда художественная, как уже не раз говорилось ранее, выше правды жизни и гораздо умнее её, по тем же невесомым законам совершенства.

Наконец, приехали на место… С невысокого взгорка открывались просторы заснеженных альпийских лугов в обрамлении густой поросли пихт. Выше – вознеслись скалы, подпирающие лбами ноздреватое небо. Белый снег на тёмном фоне пихтарников, опустивших до земли лапы, и сурового неба, смотрелся особенно эффектно. Если бы сейчас внезапно выглянуло Солнце с его избыточным оптимизмом, то оно, надо полагать, испортило бы всё лишним светом, частоколом восклицательных знаков. Для элегий, философских эпиграфов, вопросительных знаков, многоточий выразительный монохром подходит намного точнее.

Следует заметить, что горы излишне красивы и эффектны всегда. В них нет сезонной сдержанности средней полосы. Равнина похожа на картину, лежащую горизонтально, она тянется от тебя в никуда, ты её почти не видишь, потому что ты – не птица. Горы, напротив, стоят вертикально на мольберте Природы и поэтому художнику они гораздо ближе. Но это только в минуты, когда они не поражают размахом, то есть, думают солидарно с тобой. Это состояние и ловил наш поэт, им он хотел поделиться со всеми, чтобы быть понятым собой.

Эл сначала стояла отрешённо, а потом красота белых лугов будто вошла в неё, глаза вспыхнули, передавая душевный огонь гостям… Эс, измождённый поиском новой темы, вдруг прозрел, увидел на чистой плоскости снега следующий шаг, или даже вереницу шагов, ведущих за горы, за горизонт. Появилась цель, перспектива, желание работать… От горячего мёда определённости, побежавшего по застывшим жилам, Эс оттаял, обнял со спины свою музу, прошептал ей что-то на ушко. Эже согрелась, перестала дрожать. Да, она справится с бытом, почками, не будет злиться на глупость, научится обходить её стороной, не судить всё крайней мерой… А Эн смотрел на чистый холст перед собой и видел кровавые планеты. Они взрывались прозрениями, горели, несли тепло, необходимое всем пока окоченевшим душой… Эб с чистого листа перед собой планировал начать новую жизнь в старых декорациях. Он захотел походить на этот снег – мягкий, лёгкий, незапятнанный. Впрочем, как и остальные, эскизно набросавшие одну довольно спорную жизнь, чтобы всего только прозреть, потом со стыдом скомкать годы, и снова начать заветную картину познания себя через других.

Внезапно, на этой затянувшейся паузе, Эн сделал шаг вперёд по невидимой веренице шагов, только что выдуманной его другом, потом ещё, ещё десяток, протянул вперёд руку, застыл…

Рука автора тоже протянута вперёд, в будущее, но что она встретит там – дружеское рукопожатие или копья критики? Будем надеяться на лучшее, понимая, что это всего лишь иллюзия, из которой и состоит, по сути, всё искусство. Даже реалистический пейзаж, стоящий на мольберте Природы перед нашими героями, об этом! Хотя он, отчасти сказочный… Вон там, впереди, над этой чистотой парят города мечты, воспетые Эс, Алтарь человеческого духа, Сияющий мир без злосчастных кавычек, там впереди должна возникнуть другая, прекрасная жизнь, где нет жадности, насилия, горя и боли, где душе ни за что не приходится краснеть, где можно открыто смотреть в глаза потомкам.

Так что мы будем находиться здесь или где-то, мы будем идти или плыть с протянутой к будущему рукой, чтобы пытаться его нащупать и отдать ему тепло наших душ. В этом и состоит смысл жизни: получить возможность быть из прошлого, чтобы действовать во имя будущего в настоящем, осуществиться в нём, пройдя через рождение – младенчество – юность – молодость – зрелость – старость – смерть… Это устрашающее слово тут оказалось неслучайно, ведь смерть тоже является действием, причём попирающим по законам поэтики самоё себя, в качестве некого абсолютного конца. Ибо мы становимся, после окончания всех действий в настоящем, будущим, запечатлённым памятью любимых, родных и близких, или Духом внесмертным, осеняющим по законам природной мудрости всё сущее, такое как ты, я, зерно, песок и камень…

 

 

 

 

 

Моей весёлой и терпеливой музе
классический роман
«Дух внесмертный»
посвящается…

Николай Пантелеев

----------------------------------------------------------------------------
Авторские права защищены 29.02.2014 г.
fram.np@gmail.com