HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Марина Павловец

Колесо

Обсудить

Новелла

Опубликовано редактором: Карина Романова, 6.11.2009
Иллюстрация. Автор: Nata.voron. Название: "Чертово колесо". Источник: http://www.photosight.ru/photos/3385647/

 

 

 

…– Хорошо… очень хорошо, – бубнил угрюмый Кубик, разглядывая летние работы. Удачный ракурс… композиция… и свет поймала… Есть что-то. Определённо есть!..

 

…После третьей попытки дозвониться, Раиса Андреевна, бросила sms-ку: «ВСЕПОШЛАСПАТЬ», мысленно плюнула (чего я дёргаюсь!?) и поднялась в «светёлку». Чёрный джип как раз обогнул пустырь и, мигнув левым поворотником, скрылся…

 

Уже вторую неделю на пустыре перед парком возводили аттракционы. Возводили. Именно. Раиса наблюдала за стройкой из окон мансарды как за действом. Строители, одетые в ярко жёлтую форму работали быстро (день и ночь) и маленький разноцветный городок рос как на дрожжах. «Чудо» под названием «Микки-Пики» обещали пустить к первому, и пятилетняя внучка Настенька, названная в честь славной прабабки, уже издолбила всю печень. Ну, не любила Рая карусели. С детства. Она любила, когда тихо, и дом строила в красивом месте на холме – чтоб покой и вид. Два этажа с мансардой, камином и садиком собирались долго (начинали не с больших денег). Потом дом надстраивался, обшивался, обновлялся… и получился на славу. Хозяйка гордилась. Друзья радовались. Жизнь удалась!

Только время бежит быстро – не углядеть. И за последние пять лет изменились не только окрестности. Главное, дочки-двойняшки выросли. Даша поступила в Кембридж, а Сашенька умудрилась влюбиться в балбеса-сокурсника и родить. Вот! Своя жизнь. Другими стали и отношения – почему-то разучились собираться просто так – повидаться, а обязательные визиты «на день рождение» (без приглашения, свои же) стали чуть ли не плохим тоном. Сначала (после смерти свекрови и отъезда девочек) Рая думала, что во всём виноваты деньги (разбогатели-то быстро) и переживала, а потом перестала заискивать перед роднёй и научилась встречаться, праздновать и есть нА людях. Нормально. Среда. Дом же стал слишком просторным, а недоделанная мансарда (светёлка художника) так и осталась кладовкой для барахла. Забытый «Раёк», в который не заходила даже домработница Алина, ожил лишь с появлением стройки. Скрежет и грохот досаждали с утра, ночью же площадка расцветала такими огнями, что Раиса любовалась как завороженная, сожалея о высохших красках. Майские вечера выдались тёплыми, и она пристрастилась курить, наблюдая «жизнь». Она так себе и говорила, – «Жизнь!» и одному Богу известно, что она в это слово вкладывала.

Сегодня на площадке было особенно шумно – сроки. Раиса же звонила и звонила Дашке в Англию. Теребила Сашу. Сашка раздражалась и как всегда уверяла мать, что всё нормально (вот только что говорила). Приходилось верить и во всем винить сеть. Ну и ладно. Стелить!

 

…Раиса Андреевна надевала шелковое бельё, трясла, взбивала, расправляла складочки. Это у неё от мамы – супружеское ложе священно и только дурак не понимает его исключительной важности. Она понимала. Анатолию грех было жаловаться. Хотя замечал ли он? Похоже, нет. Мужчина. Она же, чувствуя себя волшебницей, не подпускала к кровати даже дочерей. Уж что свято, то свято. Двадцать пять лет брака (от продавленной кушетки до спальни в стиле Людовика четырнадцатого) превратили процесс в подобие медитации и, чтобы не случилось, отгибая левый угол одеяла, она уже твёрдо знала – всё будет ХОРОШО и точка. И улыбалась.

В этом сезоне был моден бордовый. Он придавал интерьеру некую царственность. В обновленном «гнёздышке» золото благородно отражалось, смешивалось, расцветало перьями, и в мягком свете вычурных светильников, бледный ангел на тумбе у кровати розовел и шевелил губами, благословляя супружеский сон.

Раиса села на пуфик перед зеркалом и, распахнув кимоно, начала внимательно изучать тело. Возраст, которого так бояться женщины, на её красотах отразился не временем, а уровнем благосостояния. Конечно, нельзя отрицать наследственность (в семье расцветали поздно и старели с достоинством), но порода породой, а если к этому ещё приложить руки…

– Хороша. Ну, что ему не хватает? Что? Да я ещё… А он…

 

Нет, Рая не хотела остановить время, а уж вернуть назад (во времена жареной картошки с салом и починки колготок двойняшкам) ни в коем случае! Её институтские подруги часто вспоминают молодость (общагу, кофточки с чужого плеча), мама – Райкино детство (садик, продлёнку), Толя – как они влюбились после сопромата в парке на чёртовом колесе. А она что? Улыбается себе. Она-то знает – это из другой жизни, той о которой лучше забыть.

И Раиса забыла. Навсегда. По крайней мере, она старалась жить не вчерашним днем. Она поправила шторы в линеечку, распушила подушку, включила ночник. На прикроватной тумбе справа лесенкой высились бутылка минеральной без газа, блестящий стакан и капли. Помедлив, Рая распечатала воду и спустилась в столовую. Кухня «Poggenpohl», холодно сверкнув сталью, мигнула ей маленьким светильником из выдвижной полки – той, дальней, в которую никто кроме неё не заглядывал…

 

…После весенних праздников чёрт дёрнул Раису составить компанию подруге Людмиле. Выбрали Белокуриху и стали принимать радоновые ванны – по графику, без суеты. На третий день смешливую Людочку прорвало – оказалось ей надо лечить не кисту, а депрессию. Диагноз был ещё тот – «А если Он меня бросит, что я буду делать?» и никакие процедуры не помогали. Раиса подружку жалела, – «Да ни за что твой Вадик… да никогда…», хотя как не знать, что седеющий «контингент» вовсю искушается «бесом», а перешагнув пятидесятилетний рубеж… Увы. Две недели наслаждений чистым воздухом и красотами не особо испорченной природы, превратили компаньонку в истеричку. Она кричала во сне, днём плакала, постоянно звонила, а в перерывах говорила только о том «какая они отличная пара и сколько он ей должен». Раиса не отождествлялась (такого быть не может, потому что не может быть и всё!), но поклялась больше «в санатории» не ездить. Она поняла – хуже стареющих домохозяек, могут быть только домохозяйки «со средствами». И звонила «своему» сказать, что соскучилась. Часто. Она как-то засуетилась, залюбила. Да так сильно, что вернулась домой на три дня раньше. И зря. Толиком в доме не пахло. Как не жил. Рая обошла всё (проверить, погладить стены) и, поправив покрывало на супружеской кровати, сказала себе: «Вот оно!!!». И вернулась. Догуливать отдых. Она неглупая. И непростая. Ждать!

 

Когда начали возводить колесо обозрения, Раиса Андреевна запаслась биноклем. Махину собирали из секций – она наблюдала, как монтировали сегменты, подвешивали разноцветные люльки, а когда в сумерках включали и выключали фонарики, пустырь расцветал. Она представляла движение, музыку, смех… праздник. И вспоминала тот день – первое июня.

 

…Как раз сдали сопромат (после которого можно жениться) и пошли с девчонками в парк Кирова – за мороженым. После бессонной ночи и нервотрёпки хохотали как сумасшедшие, а отчаянные катались на новом колесе обозрения. Конструкция скрежетала, дергалась, а Рая не была смелая – она выше второго этажа не жила и боялась отчаянно – до дурноты. Толя (он был в строительном самый-самый – она и смотреть не смела) купил билет на «чёртово колесо», и крепко взял за руку… И она пошла. Они сидели так близко, что Райка ничего и не видела – ни пыльных тополей, ни игрушечных домиков, ни даже синего неба. Она застыла. Что там случилось? Только на самом верху колесо, вдруг, дёрнулось и остановилось. Бодро выкрикивал динамик, суетились игрушечные люди. Люлька раскачивалась, скрипела, и огромные гайки норовили выскочить из креплений… Ужас. Райка дрожала. А Толик держал её крепко-крепко и целовал. Стыдно почему-то не было и совсем не хотелось вниз. Кажется, она тогда и поняла, что любовь – это когда страшно. И ещё – с этим парнем она хочет жить жизнь. Точно.

 

…Анатолий не брал трубку, но и не сбрасывал. «Вот, зараза», – сердилась Раиса. Придётся спускаться в «подвал».

Подвалом она называла его территорию. Так уж повелось, что цокольный этаж с бильярдной, гаражом и, главное, отдельным входом был местом обитания делового мужа. Он там отдыхал, думал глобально, принимал приятелей… Рая была не против – мужские игры, и хвалила себя за сообразительность (настояла на камерах наблюдения). Последние недели она именно так и узнавала о возвращение благоверного домой.

– Толь, идёшь спать? – он, наконец, взял, ответил. – Ужин на столе… кальмары… Как ты любишь… И не забудь лекарство…

Всё. Можно ложиться. Это жизнь?

 

Сейчас она проверит сигнализацию… а на тумбе… минералка, стакан, капли. Она заведёт будильник и нырнёт в прохладу щёлка, чтобы сквозь сон слышать Толика. Как он станет стягивать брюки, греметь ремнём, как откроет бутылку с водой (обязательно разольёт), как будет громко глотать из горлышка (до икоты), а потом, проснувшись среди ночи ещё раз, и ещё… Под утро дернется и затихнет: «ночное окно» (перебои с дыханием), и Рая потормошит, пошлепает, повернёт на бок… Она привыкла знать о нём всё (чуять мозгом). Она хорошая жена. И всегда хотела такой быть. Сама.

 

– Да откуда этой знать, что ему надо? Да как она может сделать его счастливым, если он – Мой и я живу для него… – Раиса слышала, как подъехал джип – цепной пёс Кули-Пули (помесь колли, пуделя и московской сторожевой – зверская смесь) даже не тявкнул. «Опять!» – привычно отметил тот самый мозг (спинной). Хотя некоторые вещи хорошо бы не знать. Или делать вид. Так… жить себе… с разумным пофигизмом.

 

…С тех пор как в жизни «благоверного» Барского обнаружились тайны, Раиса Андреевна, не долго думая, провела расследование и ужаснулась. То, что «гуляют все» – не новость, но когда «все» – это собственный (как печень) муж, не до цинизма. Больно же.

– Что он в ней нашёл? – этот вопрос изводил дни и ночи. Раньше она знала, что счастливая, но за повседневными заботами не замечала. Чувство ответственности за двойняшек (ой, как с ними трудно), за свекровь (болела очень), за Толю (работает на износ, всегда некогда)… Да мало ли за что – вот хоть дом этот (вникать же надо во всё и стараться Его не беспокоить). Да, сосущее беспокойство за всех-всех не давали Раисе просто радоваться. С появлением же «этой» она, наконец, вспомнила слово «счастье» и стала говорить себе: «Ох, какая я была счастливая… Ой, какая…». И моргала, и плакала.

 

– Опять ездил… Всё. Отравлю! Пусть…

Раиса покинула пределы вычурной спальни и почувствовала себя другой женщиной. Новый дизайн пришёлся как нельзя кстати – кухня, которую обновляли почти три месяца – делала её моложе, а, главное, современнее. Огромные окна в сад, чёткие линии, мягкий свет из выдвижных ящиков… И блеск стекла, стали – само совершенство. Кухня «Poggenpohl». Не слабо. Ей нравилось эта игра – выставленное на показ и спрятанное. Она, Рая, ведь тоже дозирует – «Глядите какая я распрекрасная! И такая, и такая… А вот сюда нельзя – не для вас ключик!» Она кое-что понимает – художница.

– Нам нескучно друг с другом… – думала Раиса и улыбалась своей кухне. – Мы славные девочки!

 

Если спальня в жизни Раисы Андреевны была маленькой планетой для двух звездочек-душ, то столовая – слоном, черепахой, симпатичным чудовищем, не дающим упасть в пропасть всей этой сложной системе дочерей-зятя-друзей-родственников… Вот как ей всегда думалось – большой-большой стол, много вкусной еды и люди-люди – дорогие, родные, приятные. Кушают себе, болтают о том о сем и ее, хозяйку, нахваливают. И как же она стремилась к этому – и пироги пекла, и соленья, и рецепты редкие. Всему научилась – Хозяйка! А, главное, интересовалась, не упускала из виду, держала беспокойной рукой родню до седьмого колена, друзей, друзей друзей… Она звонила, приглашала, помогала. Старалась. Она и сейчас всех помнит, но куда все это делось? Одному Богу известно. Богу? Рая допила чай, вытерла след от чашки и подошла к иконке, неловко примостившейся в углу за серой полкой. Не очень-то она умела молиться, а уж выставлять напоказ. Нет уж. Но иконки, крестики, обереги-ладанки, забавные игрушки фен-шуй селились в самых разных местах ее дома, в машине Толика, за плинтусом в Сашкиной квартире…Раиса собирала (на всякий случай) все, что попадет под руку. Молилась ли она? И нет, и да. Странные у нее были молитвы – самодельные, но в них всегда упоминались Толя, девочки… А в кухне ненавязчиво болтался серо-черный кружок инь-янь, да за крайним шкафом шуршал, а иногда пах, пересохший алтайский веник.

 

Итак, кухня Раисы Андреевны пустовала, и ее функциональность сводилась к минимуму – она питала эстетически. Анатолий не оценил. И ладно. Зато в восторге были подруги по курсу и просто гости, которые понимали что откуда и сколько. Нет, она делала «уют» для себя, но демонстрация вкуса щекотала (если не честолюбие, то хоть причастность к «кругу»). А муж? Ну что она могла поделать с человеком, который на ужин просил ухи из консервов? Ничего. Просто любила.

 

На столе под салфеткой стыл ужин. В иные времена Рая села бы напротив, мешала ложечкой и говорила-говорила, а если возникала пауза, он бы просил: «Ну-ну… говори!». Чем она могла хвастать? Дашкиными пятёрками? Что Сашка опять выиграла лыжный забег и поставила фонарь Вовке? Рассказать, о разводе (о, ужас!) одноклассников Петровых… Или ввести в курс – во сколько обойдётся перепланировка и когда, наконец, почистят пруд… Что там ещё… А! Повторить (чтоб проникся): «…как же дорого жить в Британии» (и не проговориться, что опять послала Дарье денег). А лучше всего завести его любимую песню «…как же хорошо, что мы родили наше солнышко-внученьку-Настеньку и сегодня она (представляешь?!) сама…». Толя слушал, жевал, кивал, и обязательно делал вывод: «Какая ты у меня умная! Что бы я без тебя делал?». И чмокал в лоб (туда, где «ум»). Но с некоторых пор глобальные мысли ответственного работника суеты не терпели и стали ближе к земле. Он вынашивал их в подвале, чтобы ровно в девять (после холодного душа) родить «идею» в кабинете собственной фирмы и щедро «отпустить в мир на пользу людям». Он умный – за его мысли неплохо платят. Она (Рая) умная – он ей платит тоже. Неплохо. Зачем третий?

 

Когда сомнения рассеялись и «эта» обрела имя, номер машины и адрес (мир не без добрых людей), Раиса сказала себе: «Умру, но девочки позора не узнают!» Отец её дочек был не просто вне критики – он был святой. Так она решила. Так жила. И терпела. Правда последнее время она так громко радовалась любой мелочи, что пугала не только семейство, но и домработницу Алину (та вообразила, что у неё, по меньшей мере, рак и раскладывала на видных местах вырезки с чудесами исцеления). После унизительной слежки, подслушиваний и подглядываний стало ясно, что Рая и есть законченная «стареющая домохозяйка со средствами» и хуже этого ничего не бывает и быть не может. Потому что всё есть и ничего не хочется. Причём не хочется всего сразу, но особенно жить в этом новом состоянии всхлипа: «Какая же я была счастливая… Какая… ой-и-и…».

 

В первом часу Анатолий спал. Раиса тихонечко прилегла рядом. В последние недели «медитация над ложем» помогала мало. Конечно, можно было забраться под одеяло к Толику, сунуть ноги, прилипнуть покрепче и услышать: «Ледышка… маленькая… спи-спи…» и заснуть. Но нельзя, потому что можно услышать совсем не то. И думалось: «Какие же мы стали… А ведь было…»

Было! И продавленная кушетка с поломанной ножкой – древняя, узкая, с потёртыми слониками. Анатолий шутил: «Сегодня с утра, когда я отскребал тебя от стенки…», и они перемигивались и хохотали. Были ночи, когда у Сашки болел животик, она кричала, а Даша просыпалась «за компанию» и приходилось бегать с двумя кульками ночь. Года три Райка и спала стоя. Какой уж тут институт! «Чёртово колесо» околдовало и её, и Толю. Тогда они вернулись с каруселей в хижину, где он снимал комнату, и она осталась – навсегда. Хорошо и всё. Вместе. И Рая оказалась беременной. Толик же взял её за руку (крепко так) и повёл в Загс. Этот день они и не отметили – не на что, да ещё токсикоз превратил Раису в тень. Приехавшая свекровь сказала, – «Не девка – колхозный коммунар!» и стала жить с ними – откармливать. И откормила «курями» и кровяной колбасой. И девчонок до семи месяцев нянчила. И уехала спасать сестру… Без неё нельзя. А институт? Он так и остался строчкой в анкете – неоконченное высшее. Всего-то год. А… пусть. Зато первую годовщину (настоящую, не по паспорту – первое июня) они отметили как надо. Раечка, синяя от токсикоза и запахов сирени, всю ночь рисовала картину – солнечный день в парке, высокое небо с кучерявыми облаками, яркие пятна людей и каруселей… и это самое колесо: там, наверху потёкший мазок – парочка в обнимку… Ничего особенного – акварель. Толя сообразил стол – «Каберне», бутерброды с маргарином и шпротами (настоящими, балтийскими, они ей снились). Начался «пир» и Райка, стесняясь, достала «произведение». Он был так рад, так рад… Они даже плакали. Оба. Акварель же так и висела над кушеткой до переезда, а потом поселилась в «сундуке шедевров». Пока не потерялась. До неё ли? Что ещё? Да всё. Коммуналка по распределению в северном городе, который забыл Бог. Санки с неподъёмными двойняшками в шубах. Лето за летом у тётки на Украине (чтоб наелись фруктов, набрались ультрафиолета – дёшево). Была аспирантура в Москве (у Толи полезли волосы, у Раи – язва). Однокомнатная (своя!) квартира. Двухлетний обмен площадей Барских, свекрови и брата. Наконец, трёхкомнатный «рай». И бардак в стране. Жизнь на нищую зарплату кандидата наук. Назойливые мысли послать всё к чёрту и уехать хоть в Чикаго… Продавец, почтальон, портниха – всё Райка. И огромный сундук с приданным – акварели, масло, графика… (Райка). Мечта – когда-нибудь построить дом с огромной кухней, кучей комнат, камином и смотреть из окна в небо и рисовать-рисовать… «Ледышка… маленькая… спи-спи…» «Какая же я была счастливая… Какая…»

 

Анатолий дышал ровно. Приступы «ночного окна» беспокоили обычно под утро, и Раиса приноровилась – реагировала. Сегодня он, кажется, не добрал «норму пива» и ночь обещала быть спокойной. Уже несколько лет она боялась этих пауз с остановкой дыхания – обследовала, читала, спрашивала… «Синдром Пиквика» мог стать тяжелой болезнью, а мог и не стать. Она боялась и старалась, чтобы всё было под контролем. Сейчас здоровый сон мужа не давал спать. «Победа? Ну-ну…»

 

Вычислить «фурию» оказалось проще простого – помогли связи. Рыжая девица с которой Толя встречался в рабочее время и в обед (сама видела), имела звонкое имя Виктория, два года учёбы в Лондоне (дизайнер) и знакомства в среде. Она устраивала выставки, облагораживала интерьеры, вела колонку в журнале «Ваш дом», но ей бы Раиса «свою крепость» не доверила. Ещё чего! Она сразу поставила диагноз – охотница, стерва, вчерашняя студентка-выскочка… Таких море. Но причём здесь Анатолий? Но на всякий случай Раиса Андреевна перекрасилась, прикупила бельё и худела-худела… Результат получился с минусом – супруг начал исчезать чаще…

 

…– Хорошо… очень хорошо, – бубнил угрюмый Кубик, разглядывая летние работы. Удачный ракурс… композиция… и свет поймала… Есть что-то. Определённо есть!

Преподаватель подмигивал, ёрничал: «Знаете, всё какое-то недоделанное у вас… наспех… Влюбилась что ли?». Раиса краснела. Пленер никак не совпадал с маленькими радостями семейной жизни, и «красила» она ночами – хоть как-нибудь сдать.

– Хотите знать, что я о вас думаю, Раечка, – Кубик мигал, шепелявил, отдыхивался (он был членом Союза Художников и слыл гением). Нет, она не хотела.

– У вас есть потенциал, Раечка. Определённо. Вам не хватает… как сказать… честолюбия и… смелости. – Он смотрел на пунцовую студентку, – Вот чего вы хотите от жизни, а? Что делает вас счастливой? Именно вас?

Рая молчала (правда, что?). Преподаватель изучал, как просвечивал рентгеном и нервничал:

– Вы способная девочка… Очень… Жалко мне вас. Нарожаете детей – пелёнки, погремушки… то-сё… И будет пшик! – он щёлкал пальцами, кто-то хихикал. Райка слушала, глядя в пол – её тошнило. Вот гад! Непонятно откуда взялась эта самая смелость, но так захотелось убить Кубика.

– Я уже… нарожаю… и очень скоро! Не заметно? А вы… А ваше мнение мне по барабану, ясно? – и она выстрелила такими искрами, что препод. (к ужасу одногруппников) заржал:

– Ха! Вот ты какая! Ну-ну… Правильно. Славненько.

– У вас, деточка, родятся прекрасные дети! Я знаю, что говорю – я же придурок… Ха-ха! Ну, вы в курсе. – И он весело поставил в зачётку отлично. Наверное, за наглость. Потом, в коридоре Кубик догнал Раю и, пыхтя, извинялся:

– Простите меня, дурака старого… Я ведь не знал… Я же из уважения к вашему таланту… Вы понимаете… – он говорил быстро-быстро, словно боялся, что глупая студентка не дослушает и убежит. – Нет, вы ничего не понимаете, а я знаю… Когда-нибудь придёт время, и вы станете рисовать так… Вы даже представить себе не можете как… даже представить! – Конечно, Райка не понимала – ей было неловко до смерти, а он продолжал:

– Можете мне поверить… в вас есть этот вирус… вирус таланта и никуда (никуда, слышите) вам от него не деться. Это, понимаете… Нет, вы не понимаете… как… зараза от Бога. Что бы ни случилось… неважно, сколько вам лет и что вы о себе думаете… ЭТО прорвётся наружу. Рано или поздно. Я знаю! – Кубик расчувствовался так, что попытался обнять, но Райка, в ужасе, отстранилась. Он хмыкнул.

– Ну да… ну да… Сентиментальный старик… из ума выжил… Всё равно – просто запомните. Вы – НЕ-ТА-КАЯ. Вы – художник и всё. Идите: любите, рожайте, мучайтесь… Смотрите на мир своими чудесными глазками, и вы обязательно увидите… Обязательно! И ничего не бойтесь. Ясно? Ничего!

«Старик» покатился по коридору и исчез в классе «натуры». «Понимаете?» Нет, она ничего не поняла. Ни-че-го. Она просто улыбалась и повторяла, чтоб запомнить. Мало ли что… Ведь Кубик – гений. Это все знают. Все.

 

Раиса Андреевна вспоминала Кубика редко. Когда он умер, семья уже вернулась в родной город. Толя тогда взял моду играть на бирже, и разворачивал потихоньку бизнес. Денег особых не было, зато бандиты росли как грибы после дождя. Первая машина (старый мерс) пугал соседских старушек достатком и в школе ходили слухи, что отец двойняшек «ворует». Девочки, кажется, не обрадовались, узнав, что это не так (Раиса защищала честное имя отца не один вечер), и продолжали играть роль «крутых деток» (тоже престиж). В семействе начался переходный возраст: клубы, шпаклёвка, турецкие тряпки с барахолки, дискотеки, водка в подъезде… и ругань-ругань… Ужас. Именно тогда дозрела идея построить дом: большой, в другом районе, с приличной школой. Надо выбираться в люди. Так Раиса решила. И стремилась. Средств для воплощения мечты-идеи было не густо, да и с материалами… Работали со свекровью в огороде – картошка, помидоры, капуста… Натуральное хозяйство в масштабах… Ох! Закатывали банки (сотни) под причитания старушки (Ну, нет… они нас голодом не заморят). Голодать никто и не собирался, но экономили на всём (мы строим дом и точка). Даже проект Рая чертила ночами, «по слогам», сама – четыре курса архитектурного оказались кстати. «Рай, ты у меня такая умная! Такая…»

О смерти Кубика сообщила Лара (они как раз заливали фундамент) и что-то щёлкнуло, – «когда-нибудь» А… пустое. Хоронить «заслуженного» оказалось некому и не на что – однокурсники бегали с шапкой. Всё прошло прилично, но такая была обида – глупо, рано. Это сейчас его картины прописались в трёх галереях (и в Нью-Йорке), а тогда… Первую приличную выставку мэтра Иннокентия Кубика пришлось пробивать четыре года. Тогда на похоронах Рая и вклинилась в «свой круг» снова. Круг оказался небогатый, изрядно спившийся, но с искрой. «Вирус… Зараза от Бога». Слова. Но теперь она понимала и за вечер придумала «светёлку художника» (стесняясь называть её мастерской даже про себя). Не то чтобы она решила творить и демонстрировать себя миру (есть ведь дела поважней). Она просто вспомнила – Кубик сказал: «когда-нибудь это прорвётся». И можно не сомневаться. Он же был гений.

 

…Раиса лежала на барской кровати. Храп мужа, грохот стройплощадки, свет прожектора через плотные шторы. Сейчас Кубик вспоминался легко. Она чувствовала его. Ей повезло. Талант (пусть маленький, неоформленный) всё-таки был им замечен, – «Я МОГУ!» Это важно (можешь-можешь… ты всё можешь). Кубик… Хотя, что она о нём знала? Странный, угрюмый человек – неопрятный, с отдышкой. Как жил? Чем? Был ли женат? Остались ли дети? Нормальные вопросы. Она не знала. Никто не знал. Всё в картинах. Может они и есть жизнь… А она? «Что вы, хотите от жизни, Раечка? Что делает вас счастливой?» Да, сейчас она бы ему сказала… Она бы сказала: «Ой, какая я была счастливая… Ой!». И всё?

 

Кто-то звонил и звонил. Спросонья Раиса не сообразила, что долбятся в дверь. В дверь? Не может быть! Друг породы Кули-Пули навёл такого страху в округе, что без предупреждения к дому не приближался даже почтальон. «Случилось!» – больно кольнуло слева, и она испуганно прошептала: «Толь, стучат. Слышишь? Толя…» Мужа рядом не было. Когда она открыла, сосед Виктор, пялясь в вырез, бодренько сообщил:

– Ну, вы здоровы спать! Я уже и в окна… и в телефон… Во, зверюга, Рай… Смотрю – бегает ваш Пули! Подрыл кобелина… Мы с шофёром: «Пули-Пули», а он скалится… Полчаса в машине сидели – не выйти, ворота не открыть… Твоему звонил. Ну, Рай…

– Давй, буди своего, а то сожрёт кого-нибудь или подстрелят…

– Давай, Раис! Он к парку, подлец, побежал – там собачья свадьба. …А я стучу-стучу… Стучу-стучу…

 

«Будить» некого – Анатолия след простыл. Она! Раиса Андреевна надела куртку мужа. «Да никого он не сожрёт! Кули-Пули…» Мало кто знал, что «грозная псина» – безнадёжный трус, а рычит и тявкает больше от страха. «А может и сожрёт… от страха» Она сунула мобильный в карман, нашла поводок, включила сигнализацию и вышла.

 

Светало. Над посёлком моросил дождь и только со стороны парка доносились редкие, металлические звуки. Раиса, натянув капюшон, побрела в сторону «жизни». Сначала она шла по асфальту, затем наискосок – через пустырь. Она оборачивалась поглядеть на мокрый дом и косилась в сторону дороги, выглядывая чёрный джип. Впереди над аттракционом качались мокрые флаги. Кажется, она искала собаку… Свою собаку… Его собаку… Чью собаку? И этот дом с башенкой-светёлкой. Почему-то подумалось, – «Зачем он мне?», и она удивилась крамоле, но тут же закивала и добавила, – «Да-да. И мужа у меня теперь нет…». Серое утро лета пестрило дождём. Влажная куртка пахла его запахом. «Всё зря!». И Раиса решительно повернула к дому.

 

…Кухня «Poggenpohl», холодно сверкнув сталью, мигнула ей маленьким светильником из выдвижной полки – той, дальней, в которую никто кроме неё – Раисы – не заглядывал… Она сразу нашла эти капли и поднялась в спальню. Кажется, модный в этом сезоне бордовый выглядел не то чтобы зловеще, но уж слишком красным. Когда она распечатала минералку, в голове мелькнуло: «Стены здесь будут серыми… чуть серебристый с лиловым и спальня итальянская… функциональность, покой, красота… Хорошо».

 

Глупый Кули-Пули сидел в корзине колеса обозрения и лаял на весь сонный коттеджный посёлок. Сметливый сторож поднял собаку повыше (чтоб не спрыгнула) и с безопасного расстояния (из голубой будки) названивал по телефону. Метрах в пяти расхаживали два смелых охранника в жёлтой форме. Пёс следил за ними и, время от времени, рыкал. Когда Раиса подошла ближе, собака заскулила так пронзительно, что сторож открыл дверь и закричал: «Точно она бешенная! Точно! Бегите к воротам… Я милицию вызвал… щас…отстреливать будем…»

 

– Ребята, не надо милицию. – Раиса смотрела, как пытается спрыгнуть её мокрое чудовище.

– Я из посёлка. Вон мой дом с башенкой. Моя собака… Я сейчас заберу… – она говорила не своим голосом. Кажется, так мог бы говорить камень. «Моя собака» пронеслось в голове, минуя эмоции. Сторож вылез из будки, кряхтел, ворчал: «Разведут собак… пройти честному человеку негде… Даже ночью беспокоят…», а ребята-охранники, поглядывая на радостного пса и заторможенную дамочку, развлекались: «Ты, Михеич, трусоват у нас – собаки испугался… Не на своей ты должности… Нет от тебя проку…». Дед сердился: «Да я при таких должностях бывал… вы под стол… Мне по годам спать положено, а вам… Вот приедет власть – постреляет…» «Не надо стрелять», – равнодушно попросила Раиса и сунула в карман сторожу бумажку «за беспокойство». Михеич пригляделся к купюре и пожал плечами: «Я что без сердца что ли… У самого внуки… Давай, девка, забирай хозяйство» и включил колесо. Рая дождалась корзины с собакой и на ходу схватила пса за холку. «Ну, прыгай, Кули! Вперёд!». Тот прижал хвост, упёрся и рванул назад. От неожиданности она потеряла равновесие, запнулась и, если бы не зацепилась рукавом за перекладину, рухнула под накренившуюся тележку. «Прыгай, зараза! Прыгай…» – кричали сторож и охранники. Корзина поползла быстро. Раиса и испугаться не успела, когда поняла, что под ногами пустота.

 

– Останови! Останавливай, говорю! Михеич, твою… Убьётся же… Тормози!

– Не тормозится! Заело… Мать честная…

– Девка! Держись…

 

Если бы не Кули-Пули… Раиса Андреевна деревьев не видела – она чувствовала, что над ними. Сколько метров? Пять… десять? Ого! Ну, уж нет! Пёс больше не скулил. Он тянулся к ней… Нет, это Раиса, вцепившись одной рукой в холку, другой в болтавшуюся цепь люльки, изо всех сил подтягивалась… Она видела чёрную пасть, ржавые зубы, и глаза собаки – другие глаза – в них не было страха. «Давай, Кули! Малыш, давай – спасай мамочку… Тяни-и-и!!!»

Колесо дёрнулось и застыло. Раиса Андреевна сидела на решетчатой скамейке. Глупый Кули облизывал лицо, руки и радостно скулил, а она трепала его за уши и приговаривала:

– Хороший мой… маленький. Малыш… Хорошая собака. Моя собака…

 

Летнее солнце, наконец, вырвалось из-за туч, и свет хлынул на мокрую землю. Мир тополей, лошадок, флажков засверкал новому дню, невесть откуда взявшейся радуге, и ей – Раисе. Колесо казалось огромным, а посёлок перед парком игрушечным, книжным. Рая видела домик с башенкой и бирюзовой крышей. Издалека он был похож на маленький замок. «И что? Не такой уж я плохой архитектор». Думалось легко, и почему-то не было страшно. Совсем. Она дышала как-то по-особенному и разглядывала город: нормальный город, свой. Выгнутый сетчатый мост уже запрудили машины, а далеко слева (как раз за трубным заводом) в зарослях деревьев доживала свой век покосившаяся избушка – та самая, в которой Райка была так счастлива. Но сейчас не хотелось ни сетовать, ни плакать. Ей страшно хотелось… плюнуть. Плюнуть вниз.

– Ну что Кули-Пули? Не страшно, нет? – Раиса Андреевна встала, пристегнула поводок, сунула кусок цепи в карман куртки и спросила собаку:

– Что, малыш, полетаем? Ты как?

Глупый пёс радостно завилял хвостом.

 

…И они полетели – дама и собака. Они летели над будкой сторожа и Михеич махал им рукой (во, девка!); над старыми тополями, вычурными коттеджами, над баньками-саунами и сонными садами… Ветер задувал полы мокрой куртки, трепал пёструю, клочковатую шерсть. И пахло липкими почками, дождем, сиренью… Чем-то знакомым и сладким. Хорошо.

 

Когда хозяйка с грязной псиной подошла к дому, с ней поздоровался сосед Виктор – он как раз выезжал из ворот и Кули-Пули ему радостно тявкнул. Знакомый джип оказался на месте, но Анатолия в спальне не было. На барской же кровати (поперёк) примостился мягкий комочек – внучка Настенька. Она дышала ровненько и во сне была похожа на ангела. На тумбе стояли будильник, стакан, капли и минералка. Бутылка была закрыта. Раиса села на пол и перекрестилась. Она вдруг начала говорить быстро-быстро:

– Он хороший, Настенька – твой дед. Он у нас очень хороший… Правда дурит… А, может, и влюбился… Ох, Настенька! Любовь – она такая сила!.. Такая… что и сказать нельзя…

Раиса тихонько трогала щёчки, кудряшки, пальчики…

– Но, он же наш… Вот и пальчики у тебя его… и глазки… Знаешь… Я научу тебя рисовать! Сначала небо, потом домик с окошком, потом… собачку нашу… Тебе понравиться. Ты же моя девочка. Самая-самая…

 

В столовой Раиса вылила в раковину минералку, достала из дальнего шкафчика с подсветкой пузырёк и долго-долго его мыла, прежде чем бросить в мусор. Она тёрла руки щеткой как будто скребла пригоревший противень и держала их под проточной водой. Долго. Птицы за окнами пищали, чирикали, пели. Она улыбалась. Ей страшно захотелось… рисовать.

Сколько же она спала? За шторами хозяйничал вечер. В гостиной было пусто. В столовой тоже. Грязный Кули-Пули на крыльце сосредоточенно грыз кость. Чайник закипел и она уже доставала пакетик, когда услышала, как что-то грохнуло наверху. В «светёлке»? Ещё чего!

 

…Запах – тот самый, от которого сводит скулы… Да. Масло? Раиса дёрнула дверь и увидела упавшую треногу – свой древний, заляпанный красками мольберт. Напротив, у стены стояла кушетка со сломанной ножкой (та самая?)… Да, эти потёртые слоники… А как раз над ней в молочной рамочке (кажется, Рая свихнулась) висела её акварель – небо, яркие пятна каруселей и потёкший мазок – парочка на «Чёртовом колесе»…

 

Раиса думала, что оглохнет, когда вдруг захлопали. Она не могла поверить. Вокруг стояли, улыбаясь и выкрикивая поздравления, люди. Много людей – её Саша и Дашенька, и подруга Люда, однокурсник Серёга, балбес-зять, любимый брат, супруги Петровы… и «рыжая стерва», которая хлопала громче всех. «Ура!!!» Анатолий держал такой огромный букет и сверкал так, что Рая смело могла поклясться – где-нибудь к кармане пиджака от Gucci он прячет знаменитый бутерброд с маргарином и шпротами. Хотя…. Он (Рая знала этот взгляд) щурился на неё как раньше – как надо! А со стен «светёлки» (какой же она оказалась огромной) на нее смотрели картины в рамах – там… там… и тут. Много картин. Её картин. Разных, многие из которых не узнать, не вспомнить… Не шедевры, конечно. Да ладно. Подумаешь, «приданое из сундука». А хорошо! Цветы, шампанское, чмоки….

– Не может быть.

– Может! Рано или поздно…

 

Гости угомонились лишь к утру, но Раиса ни капельки не устала. Она все обнимала и обнимала Толю. “Говорят, от счастья не умирают… Ну-ну… Кто проверял?” – сомнения все еще лезли в голову, но за вечер она ни разу не чертыхнулась, не постучала, не сплюнула, потому что ей больше не было страшно. Не страшно и всё. Ужас!

 

– Толь, слышь? А ведь я могла тебя убить, знаешь… я…

– Да, знаю, – он начал открывать воду и разлил на бордовые простыни… – Я бы и сам себя убил… такого! Как ты только можешь меня терпеть…

Она пожала плечами: «И, правда… Как?».

 

Когда Анатолий уснул, Раиса Андреевна тихонько встала и спустилась в прихожую. Она долго искала охотничью куртку мужа, а когда нашла – сунула руку в правый карман. Там лежала цепь – вернее кусок… тот самый… с каруселей…

«Какая счастливая Жизнь…» – улыбнулась Раиса…

 

Бледный ангел на тумбе у кровати все розовел и розовел, и шевелил губами, благословляя супружеский сон.

 

 

 

518 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 18:28 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

гений аудиокниги . Список лучших букмекерских контор в России
Поддержите «Новую Литературу»!