Сложные простые

 

Примечание редакции от 12.07.2020:

 

По наблюдениям наших читателей, предлагаемый вашему вниманию текст является вольным пересказом рассказа Геннадия Философовича Николаева «Три опоры» (М., «Современник», 1974). В рассказе Г. Николаева героя зовут Пётр, работает он шофёром, дядю зовут Гоша, квартирантку – Кира.

 

___________________________________________________

 

От автора:

 

Хочу выразить огромную благодарность Винсенту Киллпастору – человеку, принимавшему самое непосредственное участие в редактировании рассказа, наставлении меня, помощи и советах, касательных написания данного рассказа. Большое тебе спасибо, Винсент.

Немного о самом рассказе.

Вы не увидите и не найдёте в нём пресловутого экшна и голливудских спецэффектов. И, возможно, попытаетесь, не дочитав, обвинить меня в скучности и отсутствии острого, держащего в напряжении сюжета. "Не спеши, дорогой читатель" – отвечу я. Задуман и написан он исключительно со спецэффектами и экшном души.

И видится автору, да и уверен он попросту в том, что эти самые жизненные "спецэффекты" многократно сильнее и нужнее в литературе, нежели пафосный экшн.

 

 

 

 

Серёга ночевал на кухне, подстелив полушубок и телогрейку. Утром, едва он ушёл на работу, Ольга сбегала в столовую, где раньше работала, вернулась с двумя подружками. Они помогли увязать вещи: кое-что из одежды, одеяла, подушки, детские. Каринины подарки – брошь, колготки, духи демонстративно выложила на кухонный стол, дескать, вот, не тронуто, не ношено, подавитесь вашими подарками.

Вспомнила про обручальное кольцо – дёргала, дёргала – не снимается, словно въелось в палец. Кинулась к умывальнику, намылила – кое-как сошло, чуть не с кожей. Положила возле подарков Карины и вдруг рухнула на табуретку, упала грудью на стол и заголосила.

Подружки тоже захлюпали носами, начали отговаривать: «Ну куда ты с двумя, третий под сердцем? Куда из такого дома от верного мужика? Останься, дура, перемелется». Говорили, говорили, а она всё каталась головой по столу, всхлипывала. Потом затихла, поднялась, раскосмаченная, в слезах, опухшая, и тихо, как бы про себя, сказала: «Нет, не останусь я. Раньше всё равно было, осталась бы, а теперь – нет. К матери поеду».

«Да дура ты – деньги лишние, мотаться туда-сюда? Поживи у нас недельку-другую, поглядишь за ним со стороны. Придёт твой мужик, вот увидишь, придёт». Ольга покачала головой, но в лице у неё уже не было прежней решимости. «Придёт ли, девчонки?» – спросила она. «Придёт, придёт. Прибежит! В ножки упадёт, умолять будет, чтоб вернулась. Вот тогда и начнётся твоё царствие: всё, что потребуешь, сделает». – «А чё требовать-то? Шелки-наряды, чё ли? Душу же не потребуешь!» – «А ты не пробовала. Только-только начала разбираться что к чему, и бежать. Страдать больно, а ты перестрадай да и его заставь пострадать. Вот тогда и получишь душу-то». – «Ох, выйдет ли?» – «Кольцо возьми, не разбрасывайся».

Ольга задумалась. Покусывая губы, прошлась по нетопленой кухне, встала перед столом. Нашарила кольцо, надела на палец.

Втроём молча уложили последние тряпки и какие были развешаны по стульям, закутали детишек и пошли.

Карина вернулась поздно. На кухне сидел Серёга. Перед ним стояла початая бутылка водки, на полу возле стола пустая. Огурцы, капуста, хлеб. Он сидел боком к столу, наклонившись головой вперёд, и смотрел исподлобья – неподвижным, страшным взглядом. Глаза его разошлись в стороны и как будто застыли. Карина замерла от страха – ей показалось, что он мёртв, окоченел в этой неестественной позе.

– Сергей! – закричала она.

Он пошевелился, глаза ожили, увидели Карину, он хлопнул ладонью по столу.

Она заглянула в спальню – там всё было переворочено, ящики комода выдвинуты, на полу валялись обрывки газет, мешки. В изголовье двуспальной кровати, занимавшей полкомнаты, стояли две детские кроватки: металлическая с сеткой и деревянная качалка. В тёмном углу причудливым чудищем чернел фикус в кадке – на дяди Венином сундуке.

– Где Ольга? – строго спросила Карина. – Слышишь?

– А ну её… Пусть… – промычал Серёга. – Думает, мы с тобой крутим… Дура! Я к тебе не лезу – так? Ты живи, занимайся своим делом… А Ольгу не бойся. Скажу ей – поймёт.

– Ложился бы спать, Серёжа, – сказала Карина и показала на часы. – Ночь уже. С утра пораньше иди за Ольгой. Знаешь, где она?

Сергей сморщился, махнул рукой:

– Тут, у Светки или у Маринки – где ж ей ещё быть? Меня-то будешь ещё рисовать? А то я могу и посидеть…

– Ты пьян, Сергей, а я устала. Извини, спокойной ночи!

Карина ушла в свою комнату и закрылась на ключ. До глубокой ночи Серёга топтался под дверью, мычал, скрёбся, тихо постукивал. И слышалось: «Карина… Карина… Карина...» До глубокой ночи она торопливо собирала и укладывала вещи. Когда за дверью затихло, она прилегла, не раздеваясь, поспала пару часов.

Рано утром, засветло, она приоткрыла дверь, прислушалась – из кухни доносился храп. Серёга спал в углу на полушубке. Она быстро оделась и осторожно, на цыпочках, прошла мимо него к выходу.

В училище ей дали место в общежитии. Она поймала такси и приехала за вещами. Сергей всё ещё спал. Карина попросила таксиста помочь ей перенести тюк с постелью и чемодан. Она старалась ходить как можно тише и говорила вполголоса, чтобы не разбудить Сергея, но он всё же проснулся. Опухший, с заплывшими глазами, в мятой грязной рубахе, уселся на полу и тупо, бессмысленно смотрел перед собой. Карина подошла попрощаться, показала ключ от двери, положила на стол.

– Прощай, Сергей. Будь человеком. Иди за Ольгой. Я перехожу в общежитие.

– Подожди, – прохрипел он и суетливо, кое-как заправив рубаху в брюки, встал.

– Спешу, Серёжа, прощай! – Карина помахала ему от двери.

– Карина, останься! Карина-а-а! – услышала она уже в сенях…

Когда машина поднялась по улице на пригорок, Карина обернулась. У ворот, серый на свежем снегу, выделяясь, стоял Сергей. Он вскинул руки, потряс ими и безвольно уронил. Такси свернуло и скрылось из вида на соседней улице.

Пошёл снег. Крупный, мягкий, пушистый и по-сибирски упрямый. Серёга стоял достаточно долгое время, и всё смотрел вдаль. Туда, где скрылась машина. Затем внезапно встрепенулся, ощутив мороз, развернулся и пошёл в дом. На свежем снегу уже не было видно следов Карины.