Коридор

 

 

 

Каждый шаг давался мне все тяжелее, живот тянуло, я с трудом дышала. Сил идти не было совсем, к тому же, в коридоре стало абсолютно темно. Там, на улице, наступила ночь, и я поняла, что безнадежно опоздала к закрытию здания. Теперь мне ни за что не добраться до 17 подъезда вовремя, поэтому не стоит тратить силы, а нужно устроиться на ночлег. Уже почти ничего не соображая от усталости и отчаяния, я толкнула первую попавшуюся дверь ногой и вошла. Табличка справа сказала мне, что я нахожусь в офисе 10-39. Я понимала, что в коридоре я была под защитой, в офисе же со мной могло произойти все что угодно, но у меня не было выбора. Слава богу, помимо все той же безликой мебели в этом стоял офисный диван из искусственной кожи, и я рухнула на него, словно пробежала перед этим марафонскую дистанцию.

Пролежав без движения минут десять, я заставила себя встать на ноги, включить свет, налить стакан воды из кулера, затем снять обувь с внезапно опухших ног, расстегнуть тесные брюки и подложить под бок одну из диванных подушек. У меня была целая вечность на размышления.

В жизни все бывает исключительно странно. Еще утром я была в другом мире, обычном человеческом муравейнике. Тупо ходила на работу, знакомилась с мужчинами, встречалась с подругами. На самом деле все это было внешне – внешне благополучно, внешне обыкновенно. Я не заглядывала в себя так глубоко, чтобы понять, почему моя судьба сложилась именно так, что я до сих пор была практически одна. То есть внешне я никогда не бывала одна, у меня не нашлось бы ни одного свободного вечера, не расписанного заранее, но, по сути, я всегда и везде была одна.

Я считала, что попросту не встретила того, с кем я хотела быть рядом, но это опять было внешнее объяснение. Внутренняя правда заключалась в том, что с годами я все меньше и меньше желала приспосабливаться под чьи-то обстоятельства. По сути, я неплохо чувствовала себя именно одна, не неся ответственности за чужую судьбу.

В детстве на меня огромное впечатление произвела история Маленького принца и прирученного им Лиса. Мы в ответе за тех, кого приручили, сказал Лис мальчику. Я не хотела никого приручать, чтобы не быть в ответе за этих несчастных. Приручение означало в моем понимании некую потерю собственной индивидуальности. Приручаемый полностью отказывался от себя, приручающему же приходилось жертвовать собой частично, затрачивая на этот процесс чудовищное количество времени. И к чему все это приводило – зверь рано или поздно обнаруживал свою животную натуру, не до конца подавленную дрессировщиком, и совершал смертельный прыжок или укус. И кусал он при этом не чужую, а самую любимую, ласковую, природненную руку. Лис готов был в любой момент загрызть Маленького принца потому, что у того была еще прекрасная Роза, которую он любил всем сердцем.

Дело было еще и в розе, то есть, в тех, кто уже был приручен тобой раньше. В бесчисленных розах, безжалостно разбросанных вдоль дороги, сломанных, высосанных до дна, с полуистлевшими лепестками, обломанными иглами. Их тоже приручали, и когда они больно кололи в ответ, беспощадно выкидывали в мусорный контейнер. Мне было не по себе от того, что стало с этими людьми потом, и я не хотела умножать количество скорби в отдельно взятом мире вокруг себя.

Мне хотелось иного – чтобы однажды, без усилий и потуг, без боли и мучений, проснуться утром рядом с любимым человеком, знакомым и, в то же время, притягательно желанным, ласковым и одновременно твердым, моим и все-таки чуточку отдельным от меня. Мне хотелось, чтобы мы не растворялись друг в друге, а умно и спокойно жили рядом, не ближе.

Но, видимо, это и было невозможным. Мужчины хотели не только проникать в меня физически, они хотели поработить меня полностью. Я чувствовала себя и Лисом, и Принцем одновременно, но это было уж слишком.

И вот сегодня что-то сломалось внутри меня – я впервые почувствовала, что воистину хочу этого: принимать на себя право управлять чьей-то судьбой, желать человека, пусть это был всего лишь ангел, всего и без остатка, любить страдание и то, что за ним следует.

Внезапно все мысли выветрились у меня из головы, словно там всегда была пустыня – передо мной прямо из темноты возникла высокая фигура, сгустившаяся до такой степени, что обрела плоть. Она опустилась на колени перед ногами, и я увидела удивительно красивое и печальное лицо молодого человека, возрастом чуть старше ангела, одарившего меня ребенком. Темные глубокие глаза, смуглая гладкая кожа, длинные аристократические пальцы. Темная рубашка, черные джинсы. Я поняла, что начинаю смеяться, потому что прямо передо мной сидел ангел тьмы, и ему тоже было что-то надо от меня.

– Не надо смеяться, – ласково сказал мужчина. – Я не дьявол, а он не ангел. Все относительно: сначала ты встретила человека в белом, а сейчас видишь перед собой человека в черном. На самом деле, нет никакой дистанции между нами, подобно тому, как солнце встает на востоке, а садится на западе. Иногда я бываю в белом, иногда – прихожу в черном. Суть моя от этого ничуть не меняется – я остаюсь существом вне времени, вне морали и вне игры. Я был с тобой сегодня белым, потому что душа твоя стремилась наверх, к очищению, она была в отчаянии, и я пришел на помощь. Сейчас иное дело – душа опустилась у тебя между ног, ты думаешь не те мысли, и я опять должен помочь.

– Чем, черт тебя подери, ты можешь мне помочь? – горько спросила я. – Посмотри на меня – на дворе ночь, я беременна от тебя, у меня каждую минуту растет живот, того и гляди, у меня вот-вот родится нечто непонятное, чуждое моему миру, за мной гонится какая-то непонятная партия, потому что ее руководство желает забрать власть у хозяйки, которая на самом деле то ли бессмертна, то ли редкостная дура. Так чем ты можешь мне помочь, и где твои крылья?

Ангел улыбнулся еще раз и поцеловал мою руку.

– Я могу все исправить, сейчас, ночью, это возможно. Я знаю, что ты любишь меня, я могу взять тебя еще раз, тебе будет так хорошо, как никогда и ни с кем не будет, проживи хоть 9 жизней, и ребенка не будет, не будет живота, не будет родов, ты дойдешь до 17 подъезда, купишь на распродаже красивую кофточку, подъезд будет еще открыт в то время, и ты спокойно выйдешь на улицу, сядешь в автобус и больше никогда не вернешься сюда. Правда, тут есть одно «но».

Я тупо молчала, он сделал паузу, словно ожидал от меня вопроса, а затем продолжил:

– Оно заключается в том, что ты тем самым прервешь одну из возможностей, всего лишь возможностей изменить что-либо в своей жизни. Сделаешь внешнее изменение, но внутри все останется, как было. Ты не пожертвуешь ничем, но и ничего не получишь взамен. Но посмотри на это с другой стороны – ведь это всего лишь призрачная, виртуальная возможность. У меня нет дара предвидения, и я не знаю, что будет с тобой после того, как родится ребенок. Да и родится ли он вообще, и кем или чем он будет, я тоже не знаю. Я могу лишь догадываться, зачем он понадобился партийцам: ведь они искренне полагают, что коридор придуман ради их добровольного в нем заточения, а Хозяйка ждет не дождется их поражения. Но на самом деле это не так.

– А как на самом деле? – вдруг спросила я, выйдя из отупения, вызванного его внезапным возникновением из пустоты.

– А на самом деле я просто не знаю, – грустно и тихо сказал ангел в черном. – Я и сам задаю себе этот вопрос. Нельзя сказать, что хозяйка плохая, а партийцы – хорошие, или наоборот. Просто у всего в жизни должна быть своя противоположность. Мы все на самом деле существуем не ради самих себя, и ты в том числе.

– Не понимаю, – сказала я и устроилась поудобнее. Живот рос на глазах, вытягиваясь то вверх, то в стороны, существо внутри меня шевелилось и настоятельно требовало пространства.

Черный ангел улыбнулся в ответ:

– Это легко объяснить. Вот ты пришла сюда из внешнего мира по самой обыкновенной причине. Там, за пределами коридора, ты обычная женщина, каких много. Здесь же, – и он вновь поцеловал мои пальцы, – здесь ты – небесная красавица, мать Спасителя.

Я скривила лицо, и он тут же ловко поднес ко мне зеркало, стоявшее на полке. Я взглянула и ахнула – на меня смотрело прекрасное женское лицо – как если бы меня умело доделали лучшие скульпторы и художники. Оно было моим, и в то же время божественно, восхитительно красивым. Я судорожно схватилась за себя руками, но и тело, и руки – все было безупречно, даже, несмотря на то, что за время нашего разговора я практически очутилась на сносях.

– Теперь ты понимаешь, о чем я говорю. То же касается и хозяйки – в вашей жизни просто матери и жены, и партийцев во главе с руководством – такой маленький лысый человечек, живущий жизнью всех членов своей партии по очереди, всех, кого ты еще встретишь на своем пути. Вы здесь друг для друга, и каждый сам для себя, и каждый – сам себе урок и пример.

– Ты говоришь: «вы», значит ли это, что ты другой? – спросила я. Состояние мое с каждой минутой стремительно ухудшалось – внутри меня начала расти сначала легкая, но постепенно растущая, пульсирующая боль. Я поняла, что неизбежные роды уже начались.

– Я другой, – печально сказал ангел тьмы, – хотя я здесь тоже не по своей воле. У меня своя роль, и я ее еще не сыграл. Наше время истекло – еще немного, и я уже ничего не смогу изменить. Если кто-то не желает умирать от банального удара об стол, я должен вмешаться, но у всего свои границы. Еще немного – и я не смогу повернуть ход событий вспять.

– Уходи, – прошипела я. Уходи, если не умеешь принимать роды или найти мне врачей в этом коридоре.

– Так ты не хочешь меня? – вдруг спросил он слишком ласково и нагнулся ко мне. На этот раз он пах совсем по-другому: шоколадом, прогретым асфальтом, дымом костра, но это был необычайно притягательный запах. Я закрыла глаза и на секунду представила себе, как сладко было бы сейчас обнять загорелые плечи и шею, поцеловать нежные губы, забыть о растущей, словно раковая опухоль, боли, отпустить себя в руках ангела тьмы, отдаться ему так, как он того потребует, упасть так низко, чтобы ниже уже ничего не было. Всего одна из упущенных возможностей, а взамен – понятная спокойная жизнь, без видений и сновидений, без боли и страданий, без сожалений об упущенном и несделанном. Как мне хотелось укусить этого чертова ангела от боли, но вместо этого я вежливо отстранила его умное печальное лицо. Я справлюсь, – громко сказала я в пустоту, потому что в ту же секунду его уже не было.

Боль навалилась на меня разом, как будто она притаилась где-то под столом и выжидала исхода нашего разговора. А может, это он спустил ее словно собаку с привязи, истаивая в ночном сумраке. Я собрала в кулак остатки мужества, чтобы не орать слишком громко.

Вряд ли меня кто-нибудь услышит.

И все же меня услышали.