В поисках вдохновения

* * *

«Смысл моего творчества – отобразить возможности и стремления человека пропорционально масштабу Вечности»                 Уильям Берроуз

                  * * *

Вокзал, безжалостен ты в городе чужом!
Как проститня не помнишь всех клиентов..
Томишь меня аляпистым Петром
И громким объявленьем анганжментов..
Места все заняты, а сидя на полу,
Рискую заработать простатит.
Так хочется курить, на улице мороз,
«Простите, что толкнул!» – «Бля, Бог простит»..
Пульсируют в хрусталик, как в проём,
Цифирки времени, что сверху на табло;
Хоть до посадки ещё целый час,
Я мыслями в Москве уже давно.


                  * * *

Под грохот монотонный железяк,
Под сотрясания пола замызганного
Высасываю как всегда три топора
0.5; как это всё бессмысленно!
По стеночке из тамбура в вагон
Иду – теперь я вовсе не шатаюсь –
Ещё бы нижнеполочную бабку не задеть,
Сбоку наверх без лампочки взбираясь.

                  ---

Если буду рвать, то только вниз –
Туда на столик, аккуратно газетой
Застеленный – не спускаться ж мне
Опять – нет! а можно и в пакет – способ проверенный.
Я с претензией на стихотворный дар;
Полупьяно брежу о смысле творчества;
Я сегодня с девушкой зачем-то порвал
(И напился то от одиночества) –
Всё в сознании смешалось и во сне –
Клеточки работают пропитые – странная
История пригрезилась мне,
Всё образы, и всё уже избитые:


                  * * *

Я, чтобы полностью поэзии отдаться,
Лишь музе жизнь всю посвятить,
Движеньем воли душу отделил от тела мяса
И в странствие отправил – мир весь изучить.
Да, лишь познав всю красоту природы,
Лишь побеседовав со всеми мудрецами,
Смогу поэта отличить от сброда
И чувства выразить свои словами.


                  * * *

Душа моя без тела не скучает –
В астрале Вечности теперь она –
Ей гимны петь любви никто там не мешает,
И не дурманит дым от гашиша.
В пески Аравии отправилась сначала –
Узнать о жажде, грусти и нужде;
Нельзя смеяться там – она молчала –
И бредила лишь о воде.
Да, вдохновенья влаги не хватает –
В отчаянья пустыне её нет –
Жар пресыщения всю жидкость иссушает –
Попав сюда, умрёт любой поэт.
Мираж любви вдали –
Душа туда стремится –
Бежит и падает – кругом одни пески;
Лишь в вышине кружит надежды птица,
Да облако напоминает о дожде.
В индиго, раскалённым солнцем, неба
Манит оно меня спасения надеждой –
Ей внемлет жизнь провяленного тела
И разум – он пока что не повержен.
Оазис правды, очищенья
Достигнуть сложно – путь далёк;
Я запер сам себя в гламурности темницу,
По глупости был сам к себе жесток.
К религии примкнуть мне каравану
Уже не хочется – я выберусь и сам;
Священник за умеренную плату
Берётся показать, пройти как по пескам.
Гадюка, извиваясь гибким телом –
Искрится чешуя на солнце так прелестно! –
Ползёт ко мне – готов поганый яд – и между делом
Собою на песке выводит арабески.
Душа иссохла вся и,
Умирать готовясь,
Раскаялась во всех своих грехах;
И сразу же, о чудо, очутилась
В яванских девственных садах.


                  * * *

Осталась бы навек в тех кущах райских –
Играла бы на арфе золотой –
А нимфы бы кружились в вихре танца,
Нектар ей приносил бы негр младой.
Лазурным небом там пленится взор,
И воздух полон фимиамом,
Искрятся радугой луга вокруг озёр,
И по утрам туман над ними пряный.
Увы, блаженству вечно не бывать –
И скоро исчерпав все темы,
Не смог о рае больше я писать,
Пора душе продолжить приключенья.
Скучаю я в покое и довольстве –
Мне странствия тяжёлые милей –
Чем выше горы, тем и интересней
Взбираться ввысь по остриям камней.


                  * * *

Душа моя – паломница в Непал –
Хочу я мудрости набраться вечной –
Прекрасное ценить везде, куда бы ни попал,
Хочу достичь спокойствия я в жизни скоротечной.
Мне мало ощущать прекрасное в природе –
Я с детства жил рассвета откровеньем,
Полётом птиц, бутонами цветов,
Рубины звёзд считал я с упоеньем
На небе ещё наших праотцов.
Но в двадцать первом веке
Не природу, проснувшись, видим каждый день;
Всё больше стали в жизни человека,
Мы не под деревом – под крышей ищем тень.
Хочу последовать примеру я Бодлера –
И красное в бездушном ощущать –
Воспеть бензин и клетки из бетона,
Не землю – прах отцов, а плиты целовать.
Мы в суете своей давно забыли Бога –
Его нам телевизор заменяет;
Бредя но улицам Европы Вавилона
Моя душа в неоне утопает.
Представить хоть на миг
Всю мощь и гордость Мысли,
Что, не смотря на скрежет, стон и визг,
Железу форму предаёт – какую пожелает –
Триумф Труда – величественный Бриг.
На нём, лоснящимся на солнце
Акриловой блестящей краской-кожей,
То вниз, то вбок глядя через оконце,
Летим к звезде, на землю непохожей.
Как божья тварь урчит –
Налажен механизм –
Не верьте вы тому, кто нагло говорит,
Что жалок Человек; О нет, есть Разум,
Впрочем, довольно Силы мне,
Её сменить на Чувство уж пора –
Всё в меру хорошо; Стою на корабле –
Надеюсь, что в последний раз паломница душа.


                  * * *

Стальной ковчег – прекрасный пароход
Несёт меня сквозь волны к берегам
Страны, где музы ждут меня давно,
Где вознесусь я к виршей облакам.
Сапфир воды искрится по утрам,
Крылатых рыб над гладью вспышки;
Осталось мало ждать – я скоро буду там,
Откуда многие поэты уже вышли.
Так сладко-приторен от опиума дым –
Окутал тихо он все мои чувства –
Мне качка в море больше не страшна –
Во власти я особого искусства.
Теперь я стал звездой – взираю на всех вас,
Луны целую бледный лик,
Но знаю точно – ждёт меня коллапс,
После того, как отрезвления настанет миг.
Трещат стальные рёбра корабля,
Кровоточат заклёпок зубы –
Так сильно в море буря поднялась,
Узнав, что опиум мои познали губы.
Меня Творец лишить задумал дара –
Запретный плод не должен был вкушать;
Моя душа объята пламенем пожара –
Погибну я – уж рвётся, плача, снасть.
На берег выкинут – в карманах нету денег,
Не понимаю я туземцев языка;
Подобен казаку, попавшему на Терек –
На мушке он у дикого черкеса.
Среди скорлуп кокосовых,
Подошвы колет галька,
Бреду растерянный, собравшись умирать;
Душа моя вся в путах лихорадки –
И некому, увы, её спасать.
Раскаяться опять – и вновь обет нарушить?
Смириться с участью? О нет!
В смердящих ядом джунглях постараюсь выжить –
И не в такие беды попадал поэт!
Я, как Адам, нагим бродил по дебрям,
Лишь обезьяны видели мой стыд,
Когда скача безумно по деревьям
Бессвязной бранью высмеять мой вид
Они пытались; Серыми хвостами –
Когда прямыми, словно римский стяг,
Или петлёй, ветку зажав тисками –
Они махали, словно жезлом маг.
В гниющей сырости, в удушливом тепле
Я оценил комфорт цивилизации –
Мечтал о маленькой бетонной конуре,
Молился чуду электрификации.
Я понял всё – хотел я лишь писать;
Чернила – кровь, но негде взять бумаги.
В Москве, порой, я уставал её марать,
А здесь я за клочок отдал бы все дензнаки.
Теперь я знаю, каково другим,
Оставшимся без крова и клозета;
Ещё я больше полюбил Басё –
Премудрого скитальца и поэта.
Отчаялся я ждать чудесного спасенья –
В пещере обустроил склеп,
Где между плесенью и горами помёта
Мой должен упокоиться скелет.
Пока я жив – наполнен череп мозгом –
Роятся строчки в нём клубком из змей,
И мыслей много в нём – бездарных, несерьёзных,
Воспоминаний о свиданьях с Ней.
Но лишь умру, когда устанет сердце,
То мозг – отныне сгусток плоти жалкий –
Сгрызут, смакуя, перламутровые черви,
Увянут образы – исчезнут без остатка.


                  * * *

Готовясь к гибели, чадящей пустотою,
Я сочиняю самоэпитафию –
Хоть так я душу перед смертью успокою,
Хоть так короткую припомню биографию…



    Самоэпитафия мальчика,
    возомнившего себя поэтом

Много ли я за свой жизни обрубочек
Испытал, пережил, ощутил?! Но читая
Чужие измышления, в чернилах застывшие,
Умудрённым аскетом себя возомнил..
Пожалуй, камень подо мной не прогнётся,
Не треснет лёд скучной зимой,
А лучший друг вряд ли сопьётся,
Уходя, колдырку бодая, в запой – со мной.
И если меня попросить, я ударю –
Без лишних разборок кто не прав,
И золото, спрятав в своём сарае,
Хранить буду ничего не украв.
А вечером, выйдя бездумно из дома,
Повинуясь ветерка дуновению,
Я и тигр, и корова,
Я просто подвержен времени тлению.
Поэтому, если шнурки развязались
И я наклоняюсь их завязать,
Увидя себя в дребезжащем зеркале,
Не знаю, – ржать или рыдать..
Я, самоназвав себя богемцем,
Потерялся в лабиринте сознания,
Жизни принципов не понял
(Вряд ли; просто наплевал на них брутально).
Душу весело так было задушить! и вести
Себя асоциально –
Негодяйствовать, подобно Рембо,
Издеваться над мещанской моралью:
Жить подальше от народа трудового,
Не дарить ему цветы своей души
(Мой декаданс кричал при приближенье сброда,
А сброд кричал – меня-ка опиши!),
Воровать в буржуйских магазинах,
Попробовать колоться, много пить,
Умы невинные насиловать пороком,
И глупых целок заставлять вот так же жить.
Теперь, когда почти все отвернулись
(Мой эпатаж порядком надоел),
Я стал московским комнатным подонком,
Алкоторчком.. порядком поумнел
Я любил – но были ли чувства прекрасны –
Душу я не отдал – ограничив цветами
Внимания знаки. Как безмозглый рабочий,
Оценить весь изыск красоты не сумел –
И лишь для дурмана нужны мне бирманские
Маки. Но упорно – настойчивей всякой
Еврейской мамаши – я насиловал ручку
(потуги небезуспешны) – и даже
Влюблённости в строчки вмонтировать
Получалось (все тщеславны – все грешны).
Но, что делать, меня опять разлюбили – ах!
В платочек надушенный внезапно так, моя
Душа кровью харкнула – обманут, брошен
Юный сопляк – это пока преамбула.
Её любимый город – Париж – хочет там
Блистать звездой шикарной – а я у порога
Её сяду прям – на ступени мраморно-влажной.
Этот город её манит – чем? Романтики
Стереотипом дешёвым – башня, поля,
Поцелуй (не мой) – там тоже весело так
Играть моим сердцем сушёным..
А что я думал? –
Я люблю смотреть в твои глаза –
Они такие мягкие и карие;
Знаю, злишься, если улыбаюсь я –
Это от любви… непонимание…
Я тебе дарю букет из роз
И стихи читаю, чуть картавя;
Мы с тобой идём – вокруг мороз
Из слов, которыми, меня ругая,
Разговариваешь… льдинки слёз не тают…
Знаешь, солнышко моё, о чём сейчас
Мечтаю? Стать твоим Йосефом – от порока
Охранять тебя… а льдинки всё же тают…
Чтобы снова ты евреям родила
Два тысячелетия спустя
Лжепророка…

                  ---

Я всегда мечтал сильно – стать Верлена
Другом по рюмке абсента; жить в Латинском –
А за радость такую потом от сифилиса
Сгнить впустую –
Это моё парижское желанье; а у неё оно
Обстоит иначе – ей стандартный набор
Зданий – и чтобы я не маячил перед глазами.
Привык я прикарманивать чужие –
Точнее женского пола – сердца – а тут вдруг
Понял – меня хитрее – не заметил даже, как
Обыграла. Такой невинной казалась
Девицей – я уезжал – она плачет – потом
Пришла моя очередь слезами делиться –
И уже моё сердце в груди скачет. Ручкой
Два сделала раза – впервые не понял –
С плезиром повторяю – ты мне совсем-
Совсем не нужен – что делать, я опять уезжаю.
Я искусством живу – это веру мою разжигало,
Да, укрепляло уверенность в том, что повис
Я над сбродом навсегда (или надолго),
Что я что-то Такое творю.
Я с сокамерником по таланту –
Вприпрыжку за музой гонялся –
Он и я теперь студенты, а
Студенту нельзя распылятся… но
Стоя в подъезде на Герцена
И распивая дешёвый портвейн,
Мы с другом, одетым в пальто, решили –
Замечательно побывать в Аргентине!
Ведь всегда хорошо там, где нас нет!
- Сколько же ты там не был?
- Скоро будет уже двадцать лет!
Портвейн развёл языки на бредни,
А сознания на поток,
Отравив при этом мозги и печень;
Выйдя на улицу я даже не смог
Сдержаться и блеванул…
После по лестнице подъёма – отдышка,
С каждой пачкой она будет только сильнее;
А выпьешь пару банок на Пушке – отрыжка,
И с каждым часом становится небо темнее.
Скоро начать можно будет считать звёзды
И наблюдать раз-в-сто-лет луны затменье,
Разве что без него, а так как всегда проходят зимы и вёсны
В сплетнях с другом, в совместном оцепененье
Разума – доходит до абсурдизма, -
Невыполнимое перед глазами мерцает,
Мы конечно счастливее жертв нацизма,
Только никто этого не ощущает;
Я или нашёл здравый смысл в Буковском,
Или искал то, чего вовсе нету –
Он, видимо, был… кем? либо недоноском,
Либо мудрецом, стреляющим сигарету
У того, кто всё равно глухой,
Сколько бы не цеплял на лицо hands free…
В общем я уже основательно бухой,
Надо пройтись – щас встану; щас, на счёт три…
Чёрт, мы пьянели от внезапной
Свободы. Важности щитом
Прикрыв лицо, мы глупости невероятной
Вкушали пряные плоды. Потом
Опять ребячились; Всем было стыдно
С нами; а я орал котом
Весенним, водкою опившись и богами
(Оригинально) были битники для нас, и
С них пример мы брали,
Хотя они уже в гробу, костьми гремя,
Наверняка, на нас глядя, уж не один
Устроили сальто-мортале.
Но мы же их мудрей! Мы – самый
Цвет культуры – и наплевать на серость
Бытия – мы ищем новый стиль,
Мы странниками бродим – ага, и вот где
Оказался я! Так сладко было жить!
Так горько умирать
(Банальностей набор готов в уме всегда)!
Я знаю, что она не будет
Вспоминать про юного и глупого меня…


                  * * *

Мрачный склеп задушит вдохновенье…
Вход в него плюётся лоскутами света…
Не познаю больше откровения –
Уж забыла муза своего поэта…


                  * * *

И последнее – всем, кто пишет,
Кто лелеет в себе этот дар –
Может кто-то (дай Бог) и услышит
Мой предсмертный сердца удар.
Не гонитесь за славой дешёвой –
Ведь читателю нужно не это –
Пусть твой стих – от правды пудовый –
Разбудить сможет в нём Человека.
Да, из столетья в столетье
Повторять нужно Правду поэтам –
И в забвенье уйдёт лихолетье,
Внемлить будут нашим советам.
Я уверен, настанет тот век,
Совершится прекрасное чудо –
И искусство поймёт человек,
Что сейчас живёт в юрте с верблюдом.
У него огромное сердце –
И оно для изыска открыто –
Пока жив – дерзай же – твори –
Распахай его деловито!


                  * * *

Никогда не замечал твоей любви,
Часто так тобой пренебрегал;
Ну а ты меня искала и нашла,
От бездарности меня спасла,
В час, когда талант мой умирал.


                  * * *

Я к вам пишу – я выверяю строчки –
Лишь лучшее достойно будет музы –
Её хочу обрадовать стихов дарами;
Слова рождаются и, набухая в почки,
С Гаити распускаются цветами.


                  * * *

Увы, порочен я – отравлен злом разврата –
Всё меньше с каждым святого островок.
И мне уже не так страшна расплата –
Так глубоко засел во мне порок.
Но для поэзии всегда душа открыта –
Во всём готов я чувствовать прекрасного черты –
Цветы жасмина и убогое корыто
Я одинаково люблю во имя красоты!..


                  * * *

Чу, милая, зачем же сильно так
Меня трясёшь?! Я рад, что ты вернулась!
Прогнал тебя, но нет любви преград..
Я счастлив; не кати меня в обратный угол.
Сейчас я вряд ли идеальный кавалер.
Небрит. С тобой на «ты». И губы все в помаде.
С дороги пылен. Как нашла меня? Я не пишу стихи..
Я их блюю у прозы на фасаде…


                  * * *

Правда ведь сон красивый?!
Досмотреть бы его до конца!
Проводница, крашенная гнида,
Растолкала – типа скоро Москва.
Обдавая пассажиров перегаром,
И периодически им ноги отдавливая,
Понедельника утром поганым
Выхожу наружу, судорожно отрыжку сглатывая.



август 2002 - март 2003, ноябрь 2005 - февраль 2006