Нежить

 

 

 

Знаю только одно, – на улице идет дождь, хотя зимою должен идти снег. Вода барабанит по подоконнику. Противный стук проникает в уши, будто бы он есть действительный металлический прут и ковыряет нервы, отчего становится страшно холодно…или отдельно, страшно и холодно.

Какой-то старый день. Лежу на диване, пытаясь заснуть. Укутавшись в одеяло, не согреваюсь. Конечности ледяные, вокруг мрак и холод…еще и сырость.

Адреналиновая тоска…нервный голод. Пришлось даже отключить телефон, дверной звонок, радиоточку (она еще работает!) и телевизор, завесить окно одеялом…лихорадка не унимается, предосторожности, вроде бы, все соблюдены, но что-то тревожное маячит в будущем, а может и в прошлом…

Всё в каких-то моментах. Что-то было и не было, что-то есть и не есть, чего-то будет и отчего-то убудет. Между моментами бред. Часто ловил себя на мысли, что иногда начинаю бредить. Кажется, что не живу, а умираю.

– Подвигай большим пальцем левой ноги.

Не двигается, не хочет. Что-то препятствует осуществить, такое, на самом деле, простецкое действие. Ничего вроде бы особенного, а большим пальцем левой ноги как не двигал, так и не двигаю.

Это свобода пальца не двигаться тогда, когда его заставляют двигаться. Свобода подавляет. Тело – раб своего большого пальца на левой ноге, раб своей собственной части. Палец – это тот, кто является его господином. Если нельзя его заставить делать то, что хочу, то он заставляет хотеть того, чего не собирается делать. Это подавляет. Палец постоянно обгоняет тело, он где-то впереди, а тело позади; он свободен, а тело зависимо от его свободы. Тело класс, а он – буржуйская часть класса.

В якудзе принято за провинность отрезать мизинец. Это означает отчуждение себя в рабство, отрезанием от тела частицы свободы.

Мысль о том, что тело свободно, изрядно воодушевляет. Оно свободно как класс, думающий о своем пальце. Пока о нем думают, заставляя его шевелиться, он не шевелится и потому свободен. Представить просто невозможно, что будет с телом, если его палец начнет вдруг шевелиться, помимо желания. А если все члены разом? Тело бы тогда, не желая, например, ходить, обязательно бы куда-нибудь шло…или танцевало. Но так, пока оно размышляет, то никуда не идет. Бросит размышлять, сразу же вляпается в какую-нибудь неприятность.

Делать и думать – две совершенно разные вещи. Думанье невыразимо. Если бы тело много не думало, то много бы делало. Голова пухнет от проектов, которые никто не собирается исполнять. Знание их абсолютной неисполняемости – самое любимое потаенное представление.

ПОТАЕННОЕ!?..

Оказывается, существует нечто потаенное, о чем нет никакого вразумительного представления. От него нужно отвлекаться, чтобы что-нибудь делать. Чтобы силою воли заставить палец двигаться, нужно придумать ему некое хорошее будущее или хреновое прошлое. С первым, все более-менее понятно. Нужно захотеть отправиться на кухню, зажечь духовку, закурить сигарету и греться возле неё, попивая горячий чай. Это нормальное желание тела зимою, поэтому на кухню идти не хочется. И здесь тепло, – пальцу, тем более, поскольку он весь накрыт одеялом, ничего не видит, ничего не хочет, ничего не знает, ничего не понимает. Ерунда, все это. Тело – общий класс его. Поэтому, если оно встанет и пойдет куда-нибудь, то и палец будет перемещаться вместе с ним, ему некуда деться, он прирос к общему делу и общему месту, без него никакое общее дело не сделается и никакое общее место не заполнится. Он есть палец, который палец не сам в себе, а нечто, имеющее некую общую особенность, он – общественность…

Со вторым – всё не так однозначно. В последнее время, например, сны снятся идиотские. Приснился Гриша. Ни друг, ни брат, ни сват…просто знакомый, работает слесарем, живет в соседнем доме. Ничего особенного, человек как человек. На работу ходит, слесарит, зарплату получает и живет. Но странно, что он приснился в образе хозяина магазина сланцев. Новый современный магазин в центре, с никелированными погремушками на входе от воров и стеллажами от пола до потолка, заставленными сланцами. Сланцы, причем, одного размера, одного цвета (телесного, по-моему, или светло-коричневого). И тапки все как на подбор… один в один. Тут же и он сам на кассе. Радостный, улыбается, мобильный телефон на шее висит, другой к ремню пристегнут, третий рядом с кассой лежит… он уже не слесарь Гриша.

С чего бы это вдруг, Гриша приснился хозяином магазина сланцев? Бывают ли вообще магазины сланцев? Никогда не встречал таких. Продуктовые встречал, гастрономы там всякие, бакалеи, универсамы, охотничьи, автозапчастей, водочные, хлебные и т. д. Но магазин сланцев – это что-то нелепое.

После встречаемся. По-приятельски здороваемся, о чем-то говорим, у него все в порядке, но смотрю на него и понимаю, как он отвратителен, потому что на самом деле он не слесарь Гриша из ЖЭКа, а торговец сланцами. Ничего поделать не могу… торгует он сланцами, хоть ты тресни или провались под землю на этом месте.

И ведь нет ничего дурного в том, что человек или слесарит или торгует сланцами, а отношение к человеку сразу же меняется.

Сны изрядно портят жизнь, потому что им веришь как в “отче наш”, даже если в “отче наш” совсем не веришь. Во сны нельзя верить – это понимаешь, но веришь, потому что нельзя по своему собственному желанию видеть сны. А коль не можешь сам, значит, может нечто другое, во что и веришь. Сны не дают покою. Приснится если такая пакость и если прилипнет надолго, то в целый век не избавишься от неё. Was ist das? – всегда остается без ответа.

Люди не обращаются, они превращаются в символы того, что они ни есть. Безусловно, не то, что Григорий есть то, что он есть, а то, что он есть “торговец сланцами”. Он об этом, бедняга, даже не догадывается. Какая должно быть жалкая судьба предоставлена человеку – он является тем, о чем даже не догадывается и даже догадаться не может.

Мир – это не совокупность людей, а куча беспорядочных символов.