Роман Рязанов
Рассказ
На чтение потребуется 20 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Заканчивался первый день Тбилисоба, но в маленьком ресторанчике, расположенном в Авлабаре[1], посетителей было, казалось, не больше обычного, и Кети, низенькая молоденькая девушка, работавшая там официанткой, присела немного отдохнуть, разглядывая немногочисленных клиентов. В центре ресторана расположилась грузинская пара с маленьким мальчиком, заказавшая обильный ужин. За столиком, что стоял недалеко от входа, сидела миловидная темноволосая девушка с широким славянским лицом – Кети недавно принесла ей бутылку лимонада и хачапури по-имеретински, украдкой заметив, что девушка была хромоножкой. А в противоположном углу под картиной, изображавшей пир джигитов на склоне горы, восседал за своим столиком спортивного вида немец лет пятидесяти. Немец методично поглощал порцию хинкали с начинкой из сыра сулугуни, и Кети наблюдала, как забавно шевелится щёточка его седых подстриженных усов. От этого занятия её отвлёк истеричный женский крик: – О Боже! Ты не шутишь! Так и сказали, что погиб под Авдеевкой в результате обстрела?! Этого не может быть! Нет, нет… только не это… В этих словах было столько неподдельного горя, что у грузинской супружеской пары заплакал ребёнок, а немец отложил в сторону вилку. Кети сразу поняла, что это кричала девушка-хромоножка. Когда официантка подошла к ней, она разглядела, что глаза девушки были полны слёз. – Скажите, вам чем-нибудь помочь? – осторожно обратилась официантка к плачущей посетительнице. – Может быть, вам принести воды? – Чем вы мне поможете? – проронила в ответ девушка и заговорила сбивчиво севшим голосом: – Только что мне позвонила моя подруга… Она сказала, что там, в моей стране убили моего жениха… убили на войне… – Тут она произнесла название страны, откуда приехала, и какого-то города, о котором Кети никогда не слышала. – Там они стояли, на позициях… вы же знаете, что у нас уже года три как идёт война, но он ушёл, кажется, так недавно… Или давно… Господи, у меня ведь никого больше нет.. Моя мама умерла давно… при родах… А я осталась… калекой… кому я теперь буду нужна… никто меня теперь не полюбит… А он мне ещё говорил: «Съезди, Лизонька, в Грузию, развейся… Это же твоя мечта»… Вот и развеялась… Кети сочувственно закивала головой, цокая языком – её двоюродный брат потерял обе ноги в войне 2008 года в Южной Осетии, и теперь он сидел дома без работы в деревне под Кутаиси. И официантка не знала, что лучше, вернуться с войны в гробу или вернуться без ног… А Лиза тем временем рассказывала, что её воспитывала сперва бабушка, а потом тётка со стороны матери, с которой она, впрочем, никогда не была близка, вспоминала, что познакомилась со своим женихом, работая в рекламном агентстве, куда пошла после окончания курсов компьютерного дизайна, и её будущий жених работал в фирме, для которой они разрабатывали проект сайта. – Моя мама была в Грузии, она привезла оттуда книгу… чьи-то стихи… Почему это случилось именно здесь? Зачем я здесь? – Голос Лизы упал до шёпота. – Здесь играет музыка… везде играет музыка… но я пойду… – словно в забытьи закончила девушка и добавила тихо и просто: – Больно-то как, больно… Кети хотела удержать её, сказать ей что-нибудь доброе и ласковое, но Лиза машинально сунула ей в руку две купюры по десять лари и вышла прочь. Официантка лишь растерянно переводила взгляд с денег, всё ещё зажатых в её руках, сумма которых в несколько раз превышала стоимость ужина, на немца, вернувшегося к сосредоточенному поеданию хинкали, и не видела удалявшуюся в темноту хромающую девушку. А потом в ресторан ввалилась развязная компания местной молодёжи, требовавшая шашлыков и сациви, баклажанов, фаршированных орехами, чачи, и Кети забыла несчастную посетительницу и её горе…
А Лиза побрела к Метехскому мосту[2]. Ещё вчера она радовалась, что даже своими покалеченными с детства ногами может шагать по идущей вверх мостовой, но сегодня этот путь казался ей невыносимым. Сама не зная зачем, Лиза спустилась по ступенькам у монастыря Святого Або[3] чуть ли не к самой воде Куры. Там радостные крики и пение слышались тише, и девушке стало немного легче. Она вынула из сумочки айфон и вдруг подумала, что если бы не эта мобильная связь, она могла бы ничего не знать о его смерти до конца поездки, ну или хотя бы до завтрашнего утра, если бы ей догадались дать телеграмму в гостиницу или позвонить на ресепшен. Ничего не знать! Ходить по улицам, есть сладкую вату, смеяться, слушать гортанное пение. Её вдруг взяло зло на этот айфон, и Лиза швырнула его в воду. Айфон скрылся в водах Куры, залитых лунных светом… Лиза как заворожённая смотрела на расходящиеся круги. Как хорошо не знать и не думать… Не думать… Может быть, стоит только перелезть через ограждение или просто наклониться пониже… и вода поглотит её, как поглотила айфон, и в лунном свете вновь разойдутся круги… Лиза сделала шаг к ограждению, потом ещё, наклонилась над гладью Куры… Но тут сзади раздались смех, шаги, цоканье каблуков. Лиза обернулась и увидела влюблённую парочку. В свете луны она хорошо разглядела лица. Он был грузином лет двадцати пяти, его улыбающиеся лицо окаймляла небольшая чёрная клочковатая бородка, спутница грузина была блондинкой с аккуратным овальным личиком. – Ещё такой безропотной луны не знала ночь[4], – громко продекламировал по-русски грузин строчку какого-то стихотворения, видимо, желая произвести впечатление на свою подругу. – Да, моя дорогая, – развязно продолжил он чуть тише, – луна сегодня настолько безропотна и покорна, что вон та девушка, видно, решила поцеловать её отражение в Куре, – взглянул он на Лизу. – Смотри, как низко она наклонилась… Лиза, почувствовав на себе взгляд молодого человека, отпрянула от воды и поковыляла прочь, поняв, что здесь ей не дадут совершить задуманное. – Какая странная девушка, – присвистнул ей вслед молодой грузин. – Слушай, неужели она услышала и обиделась? – Нет, это я обиделась, – капризно надула губы его подруга, произнося русские слова с лёгким иностранным акцентом. – Слишком ты засмотрелся на эту дурочку, разглядывал её прелести, а? Тебе меня мало? И ещё ты обещал, что мы сегодня поднимемся на фуникулёре на Мтацминду… – А я, лучше, чем целовать луну в Куре, – философски рассуждал молодой грузин – Лучше я… поцелую тебя, да! – неожиданно закончил он, и привлёк губы подруги к своим. – А на Мтацминду завтра поедем, обещаю!
Лиза тем временем брела по вечерним улочкам Старого города, не замечая ничего вокруг себя. Мысль о самоубийстве крепко засела в её голове. «Эти там, у воды, любят друг друга, целуются», – размышляла она горько: – «А меня теперь никто никогда… Какое тяжёлое слово – никогда. Тяжелоё, острое, словно нож гильотины… Что за стихи читал этот молодой бездельник… Кажется, Галактиона Табидзе… Да, Галактиона Табидзе, ведь это его книгу привезла мама. Как же я забыла! Вот дура! И ещё в этой книге было стихотворение, как кого-то вели на гильотину, и заканчивается оно так: «О бедная дева, о самоубийца!»[5] – О бедная дева, о самоубийца, – повторила Лиза вслух и забормотала про себя: – Нужно пойти в аптеку, купить там снотворного… Дома я принимала какие-то таблетки от бессонницы, и у меня есть рецепт… Потом вернуться в отель, принять огромную дозу и для верности запить бутылкой вина… Я купила её у торговца в Кахетии. Есть вроде такой сериал – «Чисто английское убийство». А это будет чисто грузинское самоубийство! Вот смеху-то! Вот смеху! Ну я и сказанула! Лизе вдруг стало легко и свободно, когда она твёрдо решила, как умрёт. Ей захотелось вдруг петь и плясать вместе со всеми этими людьми в ночном Старом городе. Ускорив шаг, Лиза вышла на освещённую улицу и направилась к одной из девушек, плетущих венки из трав и продающих их всем желающим. – Можно мне один! – попросила она, смеясь. – У меня сегодня ночью встреча с моим женихом. Я просто должна быть красивой сейчас!
Лиза надела на голову венок, расплатилась и, поблагодарив девушку, попросила показать, где находится ближайшая ещё не закрывшаяся аптека. Аптека оказалась неподалёку. Возле неё была припаркована машина с надписью «Taxi», и Лиза чуть не налетела на неё в темноте. Когда она наконец вошла внутрь, то увидела за стойкой женщину лет сорока пяти с чёрными завитыми волосами. Напротив аптекарши, в углу, сидел и дымил сигаретой мужчина лет шестидесяти, как разглядела девушка, всё ещё рослый, крепкий. Лиза подумала, что это, вероятно, шофёр припаркованной машины. Он что-то гортанно говорил по-грузински, но увидев вошедшую девушку, заговорил на ломанном русском, обращаясь к аптекарше, но так, чтобы его услышала поздняя посетительница: – Слушай, Ния, вазыл я вчэра двух сапляков. Говорю им: «Хатите атвезу в музэй Сталына в Гори?». А адын и гаварыт мэны: «Я в музэй убийцы нэ паеду! Слушай, так и сказал мынэ, да! А я им прэдлагал па васэмсот рублэй на дваих. Убыйцы, да! У Сталына, слушай, адны сапаги билы. В ных его и пахараныли, да… А сэйчас, слушай, у каждай туфель па дэсять пар, – закончил он тише и оценивающе взглянул на ножки Лизы в туфельках, подаренных ей женихом. Но та невозмутимо направилась к аптекарше и попросила у неё десять порошков снотворного. – Зачем так много, дорогая? – спросила удивлённо аптекарша с тем грудным акцентом, с которым обычно говорят по-русски грузинские женщины. – Спать не могу. Шумно, – тихо ответила Лиза. – Сейчас, когда Тбилисоба, очень шумно… Мне врач ещё дома прописал, – полезла она в сумочку за рецептом. – А всё патаму шта адна спышь… Адной, слушай, нэинтэрэсна, да, – сказал из своего угла таксист вполголоса, но так, чтобы девушка услышала. – Да, – торопливо и громко заговорила аптекарша, чтобы отвлечь Лизу от слов своего гостя. – Да, шум ужасный стоит, а завтра ещё салют будут давать… Завтра не моя смена, думала, высплюсь, а теперь глаз не сомкну… А как тебе Тбилисоба? – А, так же, как и у меня дома – день города: толпа людей на улицах и шашлыки, – сказала Лиза, пытаясь улыбнуться, и хохотнула нервно: – Всюду этот запах палёного мяса. Ну, мне пора, – добавила она, складывая в сумочку порошки, и вышла в ночь. – Вахо, – заметила аптекарша по-грузински, когда дверь за Лизой закрылась. – Ты зачем смеялся над этой бедной девочкой? Ты разве не видел, что у неё на лице горе написано, а она ещё и улыбается… Кого обмануть хочет? – Да я слова ей не сказал! – ответил Вахо, зажигая очередную сигарету. – А ты, Ния, меня лучше пожалей. Сегодня с утра на ногах, а к полуночи нужно двух француженок из ресторана забрать на машине. Ты только представь, француженки, а такие страшные, – разочарованно пошутил Вахо. – Ладно, пойду я кофе попью в баре через дорогу, – буркнул он и тоже вышел из аптеки.
А Лиза между тем шла по улочкам Старого города к своему отелю и вдруг поняла, что не может найти дорогу к нему. Она решила, что это проклятый инстинкт самосохранения подсознательно уводит её прочь, когда осталось только вернуться в гостиницу и принять порошок. – Ты, кажется, заблудилась, девочка, – раздался вдруг сзади чей-то голос. Лиза обернулась и увидела сзади пожилого худого армянина. – Да я тут живу в отеле неподалёку, – нехотя пробормотала она в ответ, – и я, похоже, и в самом деле немного заплутала… – пояснила она, своим иронично-небрежным тоном дав понять, что разговор окончен, но тут же не удержалась и спросила настороженно: – А вы кто? – Я кукольник, – представился армянин. – Вот уже много лет я собираю старинные наши здешние куклы, и раз в год на Тбилисоба в лунную ночь мои куклы играют свою пьесу для первого встречного, именно ту, что нужна ему… Пойдём со мной, девочка… – Нужна! – вырвалось вдруг у Лизы. – Да ничего мне не нужно, и я тоже никому… Куклы! Да я жить не хочу! – выкрикнула она опустошённо и замолчала, поджав губы. Она захотела выплеснуть в лицо этому окликнувшему её армянину всю свою боль, сказать, что всё, что ей нужно – десяток снотворных порошков в сумочке, – у неё есть. – Пойдем, девочка, здесь недалеко, – ласково повторил армянин и двинулся куда-то в сторону, а Лиза, словно под гипнозом, пошла за ним. Не прошло и пары минут, как они оказались в подвальчике, освещённом свечами. Часть подвальчика была огорожена красным занавесом, похожем на тот, что Лиза раньше видела в армянской церкви возле станции метро. – Сейчас, начнём представление, – подмигнул ей армянин и проворно исчез за занавесом. Лиза боязливо осмотрелась по сторонам, и вдруг откуда-то раздался голос, похожий на голос её неожиданного ночного попутчика. Лиза не могла сказать точно, на каком языке он говорил, но она понимала всё…
– Сегодня я расскажу историю Мохаммад – шаха Каджара[6] и Марии из Авлабара, – раздались в тишине подвальчика читаемые нараспев слова. – Более двухсот лет минуло с тех пор, как персидский шах Каджар во главе орды своих кызылбашей[7] вторгся в Тифлис, предал город огню и мечу, выставил на поругание христианские храмы, а все жители были перебиты или угнаны в рабство, но и этого оказалось мало окаянному тирану… Тут занавес раздвинулся, и на подмостках Лиза увидела куклу, одетую в красное одеяние. Девушка изумилась, когда ей показалось, будто кукла растёт, достигая человеческого роста, а стены подвальчика расступаются, уходя прочь. И вот Лиза уже ощущала себя стоящей на ночной улочке, залитой лунным светом, а напротив, стоял тщедушный человечек в красном одеянии. Она разглядела его иссушенное преждевременной старостью лицо, гладкое, без единого волоска, с глубоко посаженными глазами и тонкими губами под резко очерченным носом. Лицо человечка хранило брезгливое выражение, будто он постоянно принюхивался к нечистотам или грязи. И тут Лиза поняла, что в воздухе пахнет гарью и кровью, а вокруг неё снуют воины в чёрных папахах, каждая из которых украшена двенадцатью красными полосками. Они швыряют к ногам с тщедушного человечка добычу, тащат женщин и все увлечены тем кровавым азартом, охватывающим воинов в покорённом городе. Но её, Лизу, никто не замечает, а вот она видит всё… – Смотри, сколько добычи мы бросили к твоим ногам, о, царь царей! – обратился к человечку один из воинов. – А вот корзина с глазами храбрых грузинских витязей, о, падишах, – подхватил другой. – Глаза грузинских витязей теперь навеки смотрят в небо, – заговорил визгливым женским голосом их повелитель, – но видят только ад, – мелко захихикал он. – Даже если я оставлю этих неверных собак голыми на голой земле, даже если они принесут мне всё золото мира, этого не хватит, чтобы они расплатились со мной за своё вероломство! Но я, кажется, знаю, как сделать так, чтобы они и их потомки запомнили этот день навсегда! Эй, вы! – крикнул шах надтреснутым голосом своим воинам, – приведите-ка мне двенадцать самых красивых девушек в этом городе! Да не троньте их, жеребцы! И тут перед Лизой словно сменился кадр в кино, и она вновь увидела шаха Каджара, а рядом с ним молодых прекрасных девушек, в окружении всё тех же мрачных фигур в чёрных папахах. Шах подошёл к одной из них, ухватил её за подбородок и взглянул в упор, наслаждаясь страхом в глазах юной девушки: – Скажи, мне, моя милая, – заговорил он. – Тебя ведь, кажется, зовут Мария, так вот скажи мне, что я ещё могу сделать с тобой, я, тот, кто сжёг твой город, твой дом, убил твоих родителей, твоего жениха, что я ещё могу сделать с тобой?! Убить? Это слишком просто… Забрать в свой гарем… – тут Каджар запнулся, скрипнув зубами, и по его лицу проскользнула тень невыразимой тоски. – У меня нет гарема… Так что, милая, я поступлю иначе... Я знаю, вы в своей стране любите танцевать. Говорят, ваши здешние танцы всё равно что полёт свободных пташек. Так вот, я подрежу тебе крылья, моя пташечка. Мои слуги возьмут серпы и укоротят тебе сухожилия… Да, – ухмыльнулся шах, – как чаша наполняется вином, так и этот город, лежащий в чаше среди гор, отстроится. Неплохо сказано, а? Мне впору писать стихи, как моему предку Исмаилу Хатаи… Сегодня такая поэтичная ночь, такая чудная луна, – подмигнул шах окружавшим его мрачным фигурам кызылбашских воинов. – В окружении сих прекрасных дев, подобных цветнику роз, мой повелитель может сказать о себе: «Я ныне властитель державы любви…», – раздался чей-то льстивый голос, принадлежащий, видимо, одному из царедворцев, стоявших поодаль от шаха. – Я ныне властитель державы любви, – подхватил Каджар, глядя на испуганных девушек, слушая вопли умирающих, и продолжил нараспев, раздвинув уста в страшной улыбке: – Тоска и беда, вот визири мои… [8] Затем шах вернулся к толпе царедворцев, схватил одного из них, как разглядела Лиза, полного человека в дорогом халате, за шиворот и заговорил с ним негромко, с затаённой яростью: – Ты, я вижу, хорошо знаешь стихи моего предка, шаха Исмаила. Скажи-ка нам, что шах Исмаил говорил о бессмертии? – Шах Исмаил говорил… говорил, – забормотал от страха сбивчиво царедворец, – для того чтобы достигнуть бессмертия… нужно умереть… умереть… раньше своей смерти… – Верно, – похвалил царедворца Каджар, отпуская его. – Умереть раньше смерти, – повторил он, вернувшись к Марии и снова взглянув ей в глаза: – Ты понимаешь? Да, люди вернутся, но ты, моя милая, до конца своих дней будешь таскаться по улочкам этого города на своих кривых ногах, никто не возьмёт тебя замуж, никто тебя не полюбит, никому ты не будешь нужна. И всякий вспомнит о тебе, лишь чтобы показать пальцем и сказать: «Вот идёт хромая Каджарова старуха!». Сколько будешь жить ты, столько будут помнить и меня! Ты, моя пташечка, живым мертвецом будешь скитаться по этому городу, ты умрёшь раньше смерти, а значит, достигнешь бессмертия, но в твоём бессмертии будет и моё тоже! – снова мелко захихикал шах, восторгаясь своим замыслом, и распорядился: – Увести их всех прочь! Приготовьте серпы поострее… – Нет! Нет! Не надо! Только не это! – закричала тут Лиза и рванулась... [...]
[1] Авлабар – район Старого города Тбилиси, расположенный на левом берегу Куры и населённый до начала ХХ в. главным образом армянами.
[2] Метехский мост – старейший, без учёта реконструкций, мост через Куру в Тбилиси. Последний раз перестраивался в 1951 г.
[3] Монастырь Святого Або – Монастырь на берегу Куры в районе Метехи, основанный святым покровителем города – Або Тбилисским.
[4] «Ещё такой безропотной луны не знала ночь» – строка из стихотворения грузинского поэта Галактиона Табидзе (1892–1959) «Луна Мтацминды», написанного в 1915 г. Пер. А. Цыбулевского.
[5] «О бедная дева, о самоубийца» – строка из стихотворения Г. Табидзе «К свободе», написанного в 1918 г. Пер. В. Леоновича.
[6] Ага-Мохаммед-шах Каджар (1741–1797) – персидский шах. Совершил в 1795 г. поход на Тбилиси, завершившейся разрушением города, грабежами и массовыми убийствами мирных жителей. Погиб в результате заговора, по некоторым источникам, был отравлен дыней.
[7] Кызылбаши – группа тюркских племён, управлявшая Ираном и выдвигавшая из своей среды шахов этой страны в XVI – нач. ХХ вв.
[8] «Я ныне властитель державы любви // Тоска и беда, вот визири мои» – начальная строка газели (стихотворения) персидского шаха Исмаила (1487–1524) – основателя династии Сефевидов, писавшего стихи под поэтическим псевдонимом Хатаи.
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за май 2018 года в полном объёме за 197 руб.:
|
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 01.10.2024 Журнал НЛ отличается фундаментальным подходом к Слову. Екатерина Сердюкова 28.09.2024 Всё у вас замечательно. Думаю, многим бы польстило появление на страницах НОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. Александр Жиляков 12.09.2024 Честно, говоря, я не надеялась увидеть в современном журнале что-то стоящее. Но Вы меня удивили. Ольга Севостьянова, член Союза журналистов РФ, писатель, публицист
|
|||||||||||||||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|