Ветка сирени

 

 

 

Анастасия Ивановна тихонько сидела на краешке лавочки в райсобесе, сложив на коленях заскорузлые, перетянутые веревками вен, руки.

Не в первый раз приходила она сюда, садилась в уголок, ждала, когда позовут в кабинет, сама же зайти не решалась. Неловко ей было, что доставляет беспокойство чрезмерно занятым сотрудникам государственного учреждения.

Они бабушку почти не замечали, бегали с бумажками по коридору туда-сюда, а время уже шло к шести часам. И Анастасия Ивановна покорно бормотала:

– Ну, вот, досиделась, старая, опять сейчас выгонят. Эх, зря хожу, да и зачем мне деньги? Сколько положено от государства – столько и дают. На хлебушек хватает, и ладно.

Служащие, действительно, собирались домой. Ни в одном учреждении не любят тех, кто приходит слишком рано или на последних минутах приемного дня, когда хочется быстрее покинуть опостылевший «казенный дом».

Я, конечно, знала, что в коридоре сидит бабушка, и голос совести подсказывал, что нужно принять, посоветовать что-то, разобраться в ее делах, да и хотя бы просто поговорить. Но позвонили из дома – школьница-дочь, сказала, что ждет меня, учит на завтра русский, математику, и кажется, историю. Сейчас проверю уроки, еду приготовлю... А еще был муж, не чуждый одной исконно русской привычки. Ненавистная бутылка зелья стояла под столом, единственным в нашей комнате, за которым и уроки делали, и обедали. Каждый вечер, сидя на диване, я чистила картошку и слушала, как дочь читает.

Когда муж отлучался покурить на балкон, я знаком показывала дочери, что нужно молчать, подбегала к столу и быстро отливала немного водки в свою кастрюльку, пока он не вернулся. Потом выливала содержимое в раковину.

Чтобы он не заметил, надо было делать это часто, но помалу. Только в этом случае была вероятность того, что прежде чем заснуть, он осилит два шага до кровати. Иначе муж засыпал там же, за столом. Мог и лицом в тарелку упасть. Среди ночи я просыпалась от богатырского храпа, на память приходили прочитанные дочкой рассказы из истории Древней Руси. Наверное, таким вот храпом былинные дружинники отпугивали кочевников, пробиравшихся к лагерю русичей «яко тать в нощи».

– Почему у вас в коридоре люди сидят? – явилась Алевтина, начальница, – кончайте краситься, принимайте население!

Она вышла в коридор и грозно приказала съежившейся Анастасии Ивановне:

– Проходите! – и кивнула на мой стол.

– Я могу и завтра придти, мне не нужно ничего, простите, – бормотала сконфуженная Анастасия Ивановна.

– Проходите, раз пришли, – пригласила я не слишком любезно. Таня,

Галя и Любовь Васильевна продолжали собираться.

Я знала, что у них не меньше причин торопиться домой: у Гали больна мать, Таня – мать-одиночка, должна забрать сына из яслей, а у Любы недавно поселился Маркиз, красавец-кот сиамской породы, в котором она души не чает.

– Садитесь. С каким вопросом вы пришли?

– Пенсия маленькая у меня, дочка. Может, как-то можно пересчитать, чтобы побольше мне платили?

Пенсионные дела стоят в соседнем помещении, в архиве. Нахожу дело, весьма увесистое. Возвращаюсь.

– До свидания! До завтра! Пока! – прощаются со мной сотрудницы. В их голосах слышна немного виноватая интонация.

– Можно ваш паспорт? – бабуля протягивает паспорт, я мельком читаю фамилию, возвращаюсь к документам дела, и краем глаза замечаю, что она подкладывает под мои бумаги десятку, – Уберите деньги!

– Не сердись, дочка! Я ж от души. Ты посмотри, дочка, может, высмотришь что-нибудь хорошее!

Она получает пенсию «за мужа», или, как прописано в законе о пенсиях, по случаю потери кормильца. Петр Яковлевич был шахтером, трудовой стаж имел большой, и все на вредном производстве, в забое. Справки о стаже, справки о заработке, о составе семьи. Выписки из домовой книги. Копии благодарственных грамот, удостоверения к медали за «Доблестный труд».

Семья же Петра Яковлевича была небольшая: супруга Анастасия Ивановна, да дочка. Есть справка врачебной комиссии о том, что дочь была инвалидом по зрению с детства. В следующей справке сказано, что слепая дочь, выражаясь казенным языком, «нуждается в постоянном постороннем уходе». Показания соседей о том, что Анастасия Ивановна этим постоянным уходом и занимается. Свидетельство о смерти мужа. Свидетельство о смерти дочери, ненадолго пережившей отца.

– Бабуля, ну я не знаю, как помочь-то Вам. Вас надо на свою, трудовую пенсию перевести. Своя-то пенсия побольше будет.

– Переводи, умница, переводи.

– Трудовая книжка нужна и справка о заработной плате.

Достает из сумки платок, развязывает и кладет передо мной истрепанную трудовую книжку. Мельком проглядываю: мои старания не напрасны, набирается двадцать лет стажа! Теперь бы справку о заработке, и можно будет порадовать Анастасию Ивановну!

– Хорошо. Я вам дам запрос на фабрику «Кожгалантерея», где вы работали. Пойдете в бухгалтерию, они выпишут справку о заработке и будет у вас большая пенсия.

– Да, я успела поработать, после того, как похоронила своих родных. Упокой, Господи. «Иде же несть ни болезнь, ни печаль, ни воздыхание»… Швеей работала, строчила сумки, портфели для детей. Только как же я пойду на фабрику? Мне ведь, дочка, без малого восемьдесят годочков! Тяжело ходить, искать адрес. Может, по почте им переслать?

– Долго будет ответ идти. Лучше сходите сами. Или попросите кого-нибудь. Ну не мне же за вас ходить? (Действительно. Не мне …).

– Попрошу, ты не сердись только. Соседку вот попрошу.

– Уберите деньги! – Снова ведь попыталась бабуля подсунуть мне все ту же десятку! – Вот бланк заявления, нужно его заполнить.

– Я не могу, дочка. Неграмотная. А теперь и букв не вижу. Напиши ты, а я распишусь, где велишь, закорючку свою поставлю!

– Закорючку! А если я ваш смертный приговор напишу? – это такая шутка у нас в отделе, часто повторяемая тем пенсионерам, кто не желает утруждать себя заполнением бланка.

– Пиши, пиши, дочка! Я все подпишу!
Заполняю бланк. Анастасия Ивановна расписывается в графе, на которую указываю пальцем. Вручаю ей запрос.

 

К моему удивлению, не прошло и недели, как она снова появилась. Принесла справку о заработке, да как же быстро выдали, без волокиты! Довольная, улыбается:
– Соседка моя ходила на фабрику. Мир не без добрых людей. А вот это тебе подарочек, дочка.
Стоял месяц май, запах сирени спорил с запахом бензина. Но такой душистой, пышной, с крупными влажными цветами ветви не встречала я раньше никогда. Нежный аромат заставил прижать сирень к лицу, и она обдала меня то ли каплями дождя, то ли слезами сожаления о жизни, которая проходит слишком быстро…

 

Раз в месяц мы получали списки умерших пенсионеров из отделений ЗАГСа. Мы отмечали фамилии красным карандашом в ведомости, и прекращали платить государственные деньги. На картонной обложке дела появлялась надпись "Снят с выплаты", дата смерти, и подпись ответственного работника. Прошло совсем немного времени, и фамилия Анастасии Ивановны появилась в одном из таких списков. Не знаю, успела ли она получить свою «большую» пенсию.

Много лет прошло с тех пор, но в мае, когда зацветает сирень, я вспоминаю бабушкину ветку, вспоминаю и ласковый ее голос:

– Поищи, посмотри, дочка, может, и высмотришь что-нибудь хорошее.