Последняя капля

 

Купить в журнале за март 2020 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 40 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

Из новояза 30-х.

• райкомол – районный комитет комсомола
• обкомол – областной комитет комсомола
• культпроп – уполномоченный по культуре и пропаганде
• РУП – районный уполномоченный
• предпол – ? Возможно, председатель политотдела партии
• отсекр – ответственный секретарь
• культпроп – уполномоченный по культуре и пропаганде
• предрик – председатель районного исполкома
• услонец – сосланный, ссыльный. В данном случае – из раскулаченных.

(Прим. редактора)

 

 

 

 

Сухие прожаренные шаньги лежат на столе. Рядом с ними пилёный сахар, кружка топлёного молока. К уполномоченному ГПУ приехала жена, поэтому стол накрыт скатертью. Мы пьём домашний, настоявшийся чай.

Я был две недели в районе. Я могу говорить только о сплаве. Нужно ещё сказать многое – о первом производственном совещании, об аварии на Ручьинской запанье, о белогвардейце-десантнике, перерезавшем цинку, о силосорезке по способу Альберта… Я горячусь.

Мы пьём ароматный крепчайший чай. Мы закусываем золотистыми прожаренными шаньгами. Второе мая. Такие вечера бывают нечасто…

Начальник милиции пришёл сюда после дежурства. Он вымылся, переоделся и помолодел. Он ухаживает за боевой кронштадской девушкой-райженоргом, угощает её топлёным молоком и пилёным сахаром.

Громадный жилистый прокурор Волосов мрачен. Сейчас он станет рассказывать анекдоты.

В конце вечера заворг райкома, Коля Тарасов, будет краснеть и заикаться. Он прочтёт свои застенчивые лирические стихи. Как и анекдоты Волосова, это неизбежно.

Райуполномоченный – хозяин сегодняшнего вечера. Он помогает жене разливать чай, придвигает стаканы, наконец вынимает из шкафа гитару.

– Один вальс, месье и джентльмены, – говорит, улыбаясь, начальник милиции, – Дансе ву компрон па, эскалоп соус голан… По местам, дамы и кавалеры.

Так идёт этот вечер, второго мая.

Дом коммуны гудит. В каждой комнате почти такие же встречи, почти такие же люди.

– Дансе ву! – кричит начальник милиции.

Сухой телефонный лязг перебивает его. Аппарат висит над кроватью райуполномоченного, самый бессонный телефон в районе.

– Да, – говорит райуполномоченный, – я слушаю. – Его скуластое лицо делается острым. Поперечные складки скрещиваются на лбу. – Да, да. Понимаю.

Испарина пляшет на выпуклом лбу, карие глаза сверкают. Тяжёлый подбородок выдался вперёд. Он улыбается.

– Да, – говорит он, – понятно, товарищ комиссар. Принимаю обязанности начальника гарнизона.

Уполномоченный вешает трубку.

– Братишки, – говорит он. – Опытная партийная мобилизация. По местам, товарищи. Исполком формирует кавэскадрон. Сбор через двадцать минут у райкома партии. Взять оружие, товарищи. По местам!..

Он подходит к жене. Он смеётся.

– Прощай, жёнка, не поминай лихом. Война!..

Уполномоченный пристёгивает к сапогам узкие стальные шпоры.

Коммуна гудит как улей. Топот на лестницах. Я бегу к себе в комнату, шатучие ступени прыгают подо мной, весёлая лихорадка играет в крови.

– Ты готов? – спрашивает меня начальник милиции. Мы живём с ним в одной комнате.

Я развязываю шнурок ботинок, потом опять завязываю…

– Ты идёшь? – спрашивает начальник милиции. – Ну, чёрт с тобой. Догоняй!

Он хлопает дверью.

Я остался один. Я молод, мне восемнадцать лет. Я снимаю свои коричневые, проглаженные для сегодняшнего дня брюки. Одеваю широченные, небесной голубизны галифе. Одеваю кожанку образца девятнадцатого года. Натягиваю хромовые сапоги, пристёгиваю шпоры с колёсиками.

Ступени падают мне навстречу. Весёлая комсомольская ночь толкает меня.

Весна, мобилизация, галифе, револьвер…

Новыми глазами смотрю я на нашу кривую вывеску.

 

БЫТОВАЯ КОММУНА РАЙКОМА И РИКА – «ЗАРЯ»

 

Я поворачиваю к шоссе, быстро иду вперёд. Тёплые весенние ветры поют на холмах. Весёлые огоньки мечутся по посёлку. Тугой пионерский барабан грохочет на площади.

Крутая дорога бежит мне навстречу, хватает меня…

Весёлый солёный дождь кроет землю.

Я подхожу к исполкому. Керосиновый свет мечется в его широких окнах. Двери раскрыты настежь, на лестницах грохот шагов.

 

В кабинете предрика работает мобилизационный штаб. Агитпосты выезжают в посёлок. Товарищи бегут по дороге из ближайшей деревни по шоссейному грунту. Исполком дрожит от грохота, криков, лошадиного ржания.

Грузный инспектор труда, весёлый казак – предколхозсоюза, агроном Гликштейн, предрик… все они здесь.

Весна бушует на улице, майские ветры врываются в исполком.

На древний, скрипучий балкон выходит отсекр райкома. Он снимает кепку. Ветер треплет седые волосы. Он поднимает руку.

– Угроза войны, товарищи, – говорит отсекр, – опытная мобилизация.

Мы выводим коней. Эскадрон строится на широкой исполкомовской площади. Кони застоялись в конюшнях, ржут, бьют копытами, поднимаются на дыбы.

– Все налицо? – спрашивает хмурый военком Лепонов.

Мы берём поводья. Передние ряды трогаются.

Тогда открывается ржавая боковая дверь. Хромой старик, делопроизводитель райзо, Авилов, красный партизан и красный комэск выходит на улицу. Старая шинель, спалённая польским порохом, изрезанная пулями, развевается как знамя. Авилов выпрямляется. Белая борода его поднимается, вверх. Он выводит из конюшни кулацкого жеребца Рейнгольда. Он вскакивает на коня и кричит хриплым командирским голосом:

– Эскадрон! Слушай мою команду… Эскадрон, свободным галопом марш!

Мы берём реприз на рысях. Я работаю шенкелями. Я поднимаю коня в галоп.

Рядом едет Серёга Клестов, уполномоченный заготхлеба. Ему, как и мне – восемнадцать лет. Шальная комсомольская ночь толкает нас в спины. Мы поём песни. Мы улыбаемся.

 

Гроб стоит в кабине предрика. Крахмальные, красные полотнища текут со стен. Кумач заливает стол.

Я знаю его лицо, как свои руки. Оно скуластое, молодое и тонкогубое. Рыжеватый пушок на бледных щеках. Весёлые веснушки, весёлые голубые глаза… Я прожил с ним год вместе.

Его голова покрыта жёлтой йодоформенной ватой и марлей. Я не могу поднять эту марлю, эту густую, проклятую марлю. Я знаю, что там нет никакого лица. Там – клейкий кровавый студень, порванные синие жилки. Белые дольки разбитых костей. Да, там нет лица. Там вата, марля и трупное мясо.

Его убили вчера, Серёгу Клестова, уполномоченного по хлебозаготовкам. Образы уходят в прошлое. Кулацкий выкормыш, Андрей Кочетов, застрелил Серёгу из краденой трёхлинейки. Размозжил череп кирпичом, растоптал его мёртвое тело. Хрупкие кости хрустели под его сапогами.

Тяжёлый почётный караул. Я смотрю на стены, на окна, на людей, которые идут и идут мимо гроба. Я смотрю на предрика и на райуполномоченного, на агронома Гликштейна и я вижу только вату, йодоформенную вату с тошнотным приторным запахом. Вату, синие трупные жилки и… стеклянные, замёрзшие глаза.

Я раскачиваюсь. Винтовка оттягивает плечо. Над самым ухом кричит календарь.

Двадцать третьего мая. 1931 год…

Я запомню этот день навсегда. Люди идут мимо гроба, я не замечаю людей. Только вату и марлю. Я срываю вату и марлю. Пальцы мои погружаются в сукровицу и клочья мяса моего друга, Серёги Клестова…

Я поднимаю голову, смотрю на серый арестный дом, поправляю ремень винтовки.

Я становлюсь взрослым... [...]

 

1933 год

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в марте 2020 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за март 2020 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению марта 2020 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.