Звезда и смерть Саньки Смыкова

о потерянном поколении

 

Купить в журнале за апрель 2017 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 3 часа | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Так минуло несколько лет. И однажды Санька остро почувствовал, что его мама Нина и папа Федя стали глубокими стариками, которые даже на любимую дачу стали ездить неохотно, а всё больше кряхтят за телевизором да мелкими домашними делами. Однажды папа Федя и от принесённой Санькой выпивки отказался, сославшись на временное недомогание, но вскоре Санька понял, что оно не временное, а в аккурат самое постоянное, с которым отцу его теперь уже доживать до своего последнего часа.

Этот час пришёл, как всегда, неожиданно. Просто у Саньки, кое-как догрузившего магазинный фургон порожней тарой, вдруг заиграл сотовый – «Не надо печалиться, вся жизнь впереди…», и какой-то враждебный голос сообщил, чтоб он срочно приезжал в приёмный покой Первой городской больницы: его отец очень плох и хочет видеть сына.

Когда Санька примчался на место, папу Федю уже успели перевести в реанимацию, куда никого не пускали. Добившись у пожилой медсестры, чтобы та вызвала врача, Санька сунул ему в нагрудный карман две купюры по тысяче – всё, что у него при себе оказалось. Врач, почти не изменившись в лице, вернул деньги назад и повёл Саньку к плотно сомкнутым дверям. Они удивительным образом напомнили те странные ворота, до которых провожал его там, в полусне, с иголочки одетый Быка. Потом он увидел бледного как полотно отца с сухими, едва подрагивающими губами. В следующее мгновение эти губы шершаво коснулись его щеки, и Санька уловил каким-то внутренним, чрезвычайно обострённым слухом: «Сынок, прости…». И всё. Больше он отца не видел, только уже нечто отстранённое, едва напоминавшее его – в гробу.

На похороны пришли, в основном, дворовые мужики, охочие до дармовой выпивки. Саньку в этот день они совсем не располагали, и он урывками глотал в одиночку, лишь изредка обнимая совершенно ошеломлённую вдруг свалившимся одиночеством маму Нину.

– Я с тобой, – постоянно повторял он матери и целовал её мокрую щёку.

 

Кладбище он запомнил плохо, потому что сильно боялся за мать… что и с ней вот-вот случится какой-нибудь инфаркт или инсульт. И когда гроб наконец-то засыпали землёй, врыли крест и выровняли холмик, он вздохнул с облегчением и буквально внёс маму Нину в похоронный автобус. Дома он развёл ей корвалолу и уложил на их с отцом широченный диван. Худенькая фигурка матери выглядела на огромном ложе как-то жалко и даже неуместно. Санька несколько раз склонялся над отвернувшейся к стене матерью и не знал, чем ей помочь. Потом он сел к поминальному столу и кивнул собравшимся, чтоб наливали, накладывали и что-нибудь, принятое в таких случаях, говорили. Сам он не сказал ни слова, потому что в эти мгновения не чувствовал за словами ровным счётом ничего. Он лишь смотрел на увитый траурным крепом портрет да молча подносил к губам безвкусную водку. А потом как-то незаметно остался совсем один за пустым столом. Хлопотливые соседки выпроводили гостей, убрали и помыли посуду, а потом по-тихому удалились и сами.

Когда за окнами совсем стемнело, к Саньке подсела мать и тоже налила себе целую стопку.

– Может, не стоит, мам? – в нерешительности спросил Санька. Но мать сухо ответила, что одну стопку ей положено, а больше она не будет. Впрочем, с водки ей заметно полегчало и обещания своего она сдержать не смогла. На следующий день они уехали вместе на дачу и запивали там горе больше недели. Когда Санька пришёл в универсам, то хмурая заведующая сообщила ему, что на его место они вынужденно взяли другого грузчика.

– Ну и хрен с вами! – в сердцах прямо при заведующей выругался Санька. – Магазинов в Городе много, с голоду не сдохну!

Но на следующий день, когда он, прихватив необходимые документы, собрался идти в овощной устраиваться, в дверь робко позвонили, и… Санька увидел на пороге очень худого, но кого-то сильно-сильно напоминавшего человека.

– Не узнаёшь? – грустно спросил его худой и, словно визитку свою вручил, улыбнулся.

– Ганза… – печально констатировал Санька и осторожно потянул его на себя через порог. Слегка отстранившись, Ганза шагнул в прихожую сам и, явно засмущавшись, проговорил хриплым, заметно булькающим голосом:

– Ты со мной осторожнее, Смык! Туберкулёз у меня в открытой форме. Даже вот «до звонка» отпустили… Видно, заразиться боятся, а, может, подстраховались: всё равно скоро помру, так уж лучше не у них, в тюрьме, а то ещё, чего доброго, взыскание за жмура получишь!

– Да не блажи ты, Женя! – воскликнул Санька. – Я закалённый, ко мне теперь, кроме желтухи, ничего не прилипнет!

– Почему желтухи? – поинтересовался Ганза. – По-моему, тубик заразней!

– Потому, Ганза, что пью я много, – отвечал Санька, – а гепатит на слабую печень клюёт, как – помнишь – рыба на опарышей?

– Если я что-то и помню, то рыбалку на Быках – в первую очередь! – заулыбался большим беззубым ртом до боли знакомый Саньке человек, страшно измождённый, с неизгладимой тоской в необыкновенно живых серо-зелёных глазах.

Мама Нина было отважилась посидеть с ними на кухне, но надолго её не хватило, и она, пожелав Ганзе поскорее поправиться, ретировалась к себе в спальню, где скоро и задремала, сморённая валерианой и сонными таблетками, которыми угостил её тоже страдающий бессонницей сын.

– Очнись, Ганза, ведь тубик нынче лечится! – настаивал в очередной раз Санька.

– Мой – нет, – отрицал, как казалось Саньке, очевидное Ганза. – Он лишь залечивается, и то ненадолго. Я уже однажды был у духонина, да как-то сумели откачать. Видно, ещё за жизнь цеплялся. А во второй раз мне уже не пережить: слишком слабый. Я ведь, Смыка, не поверишь, как балерина нынче вешу. Чуть за сорок кило… А когда-то весил за восемьдесят!

– Да вижу я, Женя! – с отчаянным надрывом восклицал Санька. – Как же они с тобой так, а? За это их самих сажать надо!

– Да брось ты, Смыка, – устало махнул рукой Ганза. – Сам я виноват.

– Это как? – не поверил Санька. – Сам себя заразил, что ли?

– Вот именно, что сам, – равнодушно отвечал Ганза. – Решил на недельку в санчасть залечь, ну, и нитками себя заразил. А нитки с тубиком оказались.

– Поясни, Ганза! – потребовал Санька.

– Понимаешь, на зоне давно такую отмазку от работ придумали, – повествовал неспешно Ганза. – Берёшь, значит, нитку, пропускаешь её через зубы, а на них микробов больше, чем в заднице. Ну, и потом делаешь себе рану, допустим, на руке – и нитку эту микробную туда суёшь. Сепсис, температура, санчать! А тут ни времени, ни нитки не было, я и взял эту нитку у одного хмыря. Кто же знал, что он туберкулёзный? Кормили плохо, организм ослаблен, сыро, холодно – словом, для тубика – полный кайф! Он из меня за год сделал полного доходягу – ветром шатает.

– Ганза, но ведь здесь не зона! – не сдавался Санька. – Одевайся теплее, жри от пуза, коли антибиотики, капельницы пусть ставят. Я тебя в бане буду парить, мы всю эту гниль из тебя выгоним!

– Поздно, Санька, – грустно отвечал Ганза. – Спасибо, конечно. В баню мы сходим, только я парилки уже не выдержу, там и окочурюсь. А от антибиотиков у меня уже все кишки пустые, то есть не переваривают ни хрена. Можно даже не есть. Во-первых, тошнит, а во-вторых, травлюсь я от еды, как ленинградский блокадник.

Они разговаривали ещё больше часа, а потом стали выпивать. И странное дело, от водки Ганза порозовел и даже как будто покруглел лицом и всё рассказывал, рассказывал… о Севере, о стылых бараках, о глупых залётах на длинные сроки и удивительных пересмотрах, казалось бы, безнадёжных дел, об удачных побегах и жестоких шмонах с избиениями, о стукачах, «петухах» и опущенных, о буграх и авторитетах, о мутных этапах и неожиданной лафе на пересылке.

К полуночи румянец на щеках у Ганзы исчез, взгляд его потускнел, и он, кое-как справляясь с охватившим сразу всё тело ознобом, быстро засобирался домой.

– Давай провожу? – испуганно предложил Санька, но Ганза наотрез отказался, словно Санька мог по дороге узнать о нём нечто такое, от чего бы вчерашнему сидельцу было впоследствии ужасно стыдно. Санька неопределённо пожал плечами и послушно распахнул перед другом дверь на площадку.

– Позвони завтра, Ганза, – уже уставшим голосом попросил Санька. – Я тебе обещаю, ты меня знаешь, мы что-нибудь обязательно придумаем.

Ганза согласно кивнул и характерно зашаркал по ступеням сползающими с ног дотюремными башмаками.

Ганза не позвонил ни через день, ни через два, а через неделю Санька узнал, что Женьку Гонзова увезли на скорой с обильным кровотечением. А потом он увидел его согбенную мать, закутанную в чёрную шаль, и говорить с ней о сыне просто не решился. «А зачем? – спрашивал он себя, словно оправдываясь. – Я и сам обо всём прекрасно догадываюсь. К чему мучить несчастную старушку, заставляя её переживать всё заново? И разве смогу я ей хоть что-нибудь вернуть? А вот сам я его, возможно, ещё и встречу… ну, на том высоком навесе, куда ведёт крутая деревянная лестница. А сейчас надо набраться терпения и просто ждать и жить.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за апрель 2017 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению апреля 2017 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.