Миг счастья

На чтение потребуется полтора часа | Аннотация | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы

 

 

 

Они смеялись и не могли остановиться. На минуту успокаивались, но, глянув друг на друга, опять вдруг взрывались приступом хохота, держась за животы и складываясь пополам. Это ж надо так оконфузиться, мужика за бабу приняли, чуть содома не получилось! Ну и то подумать, ведь не отличишь этих хунхузов, все в одинаковых халатах, одинаково тощие и узкоглазые, бороды и усов почти ни у кого. Поди разберись, мужик это или женщина. Вот и вышла осечка у друзей не разлей вода, Гриши с Петей. Куда им девать молодую прыть, хотели приголубить местную кралю, оказалось, когда почти до дела дошло, что мужика схватили. И ведь верещал он отчаянно, да не слушали, рот зажали, чтоб не шумела «барышня».

Высокое командование за такие художества, конечно, сразу под трибунал отправит. Местное маньчжуро-китайское население нельзя и пальцем трогать, дескать, они от японцев и так натерпелись, а мы их пришли освобождать. Но им там, в штабах, где полно радисток, санитарок и секретарш, легко эдакие приказы отдавать. А вот когда годами женщин не видишь, а тебе всего двадцать пять лет и ты полон мужского здоровья, что делать? Командование пониже всё это понимало, с уровня ротных на подобные проделки солдат смотрели сквозь пальцы, хотя и не поощряли, конечно.

Григорий с Петром были отправлены на проверку очередного объекта. Выполнив свою сапёрскую работу, мин нет, здание можно использовать под склад или гараж, солдаты возвращались в часть. Ну и решили согрешить малость, а тут на безлюдной улочке фигурка, вроде как женская, попалась. Вот и оконфузились.

 

Уже практически весь Муданьцзян их инженерно-сапёрная бригада прочесала и проверила, оставались окраины города. Порученный Грише и Пете дом тоже находился на самом краю. Улочки узкие, пустые, местного населения почти нет, боятся, не знают, чего ждать от новых оккупантов. Весь город как вымер, только советские машины с солдатами ездят. Освободители тут полные хозяева, надо постепенно жизнь города местным передавать, а их почти нет. По углам прячутся, на улицу и носа не кажут. Оно и понятно, из этих краёв многие служили в рядах Квантунской армии, которую недавно разбили.

Квантунская армия, набранная из населения Северо-Восточного Китая и управляемая японцами, считалась грозной силой. Многочисленная, хорошо вооружённая, она несколько лет вынуждала Советский Союз держать на Дальневосточной границе значительное количество военных частей, которые так нужны были на западных фронтах. Но после победы над Германией дошли, наконец, руки и до японцев с их приспешниками. Как ни грозны были квантунцы, но для Советской, сильнейшей тогда сухопутной армии мира, это был не соперник. Такого блицкрига военная наука ещё не знала. За месяц от Квантунской армии и прояпонского государства Маньчжоу-Го не осталось и следа. Советские войска их просто смели. Вся, не маленькая по площади, Маньчжурия была занята за три недели. Теперь оставалось дождаться лишь очевидного, полной капитуляции Японии, уже сломленной американскими ядерными бомбардировками. Всегда бы так воевать!

 

Не получилось Григорию мстить за погибших братьев. Коротка была та война, да и служил он в инженерной бригаде, что шла, едва поспевая, за передовыми частями. Им доставалось лишь разминирование объектов, восстановление мостов и дорог. А теперь вот вторую неделю и вовсе в Муданьдзяне торчат. Хотя и здесь гибли солдаты. От новых японских мин, пока разобрались в их хитром устройстве да научились обезвреживать, несколько человек потеряли. Но у Григория словно нюх был на опасность, и всё обходилось. Теперь уже война, считай, закончена, может, и войска скоро распустят, куда такие полчища держать, врагов нет, кругом одни друзья-союзники, Чан Кайши с Мао Цзэдуном, да американцы с англичанами.

Может, удастся Грише, наконец, домой попасть, с матерью и сестрой повидаться? По окончании срока, летом сорок второго, его сразу в Магаданскую комендатуру отправили, оттуда – в Хабаровскую. А в Хабаровске место службы на берегах Амура назначили. Стеречь квантунцев и японцев. Так и не довелось Григорию с родными повидаться. Только письма сестра писала, мать-то не могла, почти неграмотная Анастасия Петровна, лишь расписываться умела.

Отъелся Григорий в части, стал опять силён и крепок, как и до лагеря. В часть попал образцовую. Муштра и каждодневные занятия-обучения никому не давали расслабляться. Всех командир их капитан Бельков в постоянном тонусе держал. За что имел среди солдат прозвище Лютый. Любимым делом командира было, чуть что, наряды вне очереди назначать. Для начала два. А если попытаешься хоть звук в свое оправдание произнести, то добавлялось ещё пять. Строго следил капитан за солдатами, не только за дисциплиной и боеготовностью, но и за их здоровьем, питанием и обмундированием. Все боялись Лютого, зато никаких проверок и приездов высших чинов никто не боялся. На территории части не то что окурка, пылинки-листочка никогда не увидишь, всё отдраено было. Каждый боец накормлен, форма чистейшая, начищенные сапоги блестят. Что политподготовка, что теория строительно-сапёрного дела у бойцов от зубов отскакивают. Любые полевые учения только на «отлично», физподготовка – как у атлетов-чемпионов. Каждый солдат в части, что добрый мо′лодец из сказки, хоть сейчас в бой готов. Никакая проверка не страшна Белькову и его части, но всё равно, лютый у них капитан, железный.

 

Август это, кажется, был, да точно, конец лета сорок третьего на Амуре стоял. Получил тогда Гриша письмо от сестры. Всякое там писала, про себя, про мать, про деревню. И только в самом конце – «Вчера похоронку на Павлика получили». На том письмо обрывалось, видать, не было сил у Василисы дальше писать.

Письмо то Григорию вечером самым дали, перед отбоем. Убежал Гриша на вещевой склад, и рыдал там в голос, и выл он всю ночь, и остановиться не мог от таких новостей. Как же так, Павлуша, братка, ро′дный! Кто ж теперь Гриней назовёт, да «доброй» яичницей или «верной» картошкой покормит? Ведь последний был брат, любимый. Сколько щипков от него в детстве получил, сколько всему научился от брата в юности. Нет больше брата, нет Паши. Один мужик остался в некогда большой семье, только Гриша.

Под утро Григорий написал рапорт капитану Белькову с категорическим требованием своей отправки на фронт, мстить фашистским гадам за братьев, за семью, за всю многострадальную Родину. После завтрака Гриша решительно направился к командиру, тот как раз у себя в штабном кабинете был.

Зашёл, доложился по форме, отдал рапорт. Капитан прочёл, расспросил подробно про состав семьи, кто куда делся. Григорий стоял перед столом, за которым сидел командир, рассказывал всё, что знал про отца и братьев. Гриша говорил, а Бельков, сняв фуражку и обхватив ладонями голову, всё расспрашивал и глядел куда-то вниз, словно рассматривая свои разложенные на столе бумаги.

Закончил Григорий словами:

– Я требую, товарищ капитан, направить меня на фронт, бить фашистов, чтобы отомстить за семью и всю нашу Родину!

– Всё?

Капитан Бельков поднял голову и не узнал Гриша Лютого. Осунувшееся лицо и покрасневшие глаза с вселенской печалью во взгляде. Где же тот железно-строгий взор и непроницаемая мина для любого случая жизни, к которой так привыкли солдаты? Сорок пять командиру, это точно Григорий знал, но увидел перед собой в тот момент лишь старика дряхлого, от бравого несгибаемого капитана и следа не осталось.

– Теперь, солдат, меня послушай, четырнадцать нас было, вдвое больше вашего. Батя, жена моя, двое сыновей, два брата, сестра, шурин, племянников четверо. А сейчас только я, да старуха-мать остались. Все или по пятьдесят восьмой сгинули, или на фронте погибли. И я уже никуда не рвусь, на себя плевать, но мать жалко и за род обидно, весь выбило. Тебе, сынок, теперь и за себя, и за братьев надо детей плодить, и отцову родову сохранить, и фамилию сберечь, раз один ты в семье мужик остался. И не больно-то переживай за безделье, ещё не знай, что тут японец покажет. Всё понял? Свободен.

– Товарищ капитан, я тре…

– Двое суток, вне очереди, – отрезал своим обычным металлическим голосом прежний Лютый.

– Но ведь…

– Еще пять, вне очереди.

– То…

– Еще пять, я тебя, дурака, до конца боёв лучше на «губе» продержу, раз ты ничего не понял. Теперь, рядовой, кру-у-угом, приступить к выполнению внеочередных двенадцати нарядов!

– Есть!

На том Гришин фронт и остановился, до японской, молниеносной компании. Что делать, с Лютым не поспоришь, смирился Григорий. О рапорте и той беседе с капитаном никому не рассказывал, даже Пете.

 

С Петрухой они сдружились крепко. У обоих братья на фронте погибли, а отцы, бывшие «кулаки», в лагерях пропали. Петя-то, как Григорий, в заключении не был, но про житуху-мать тоже многое понимал, да и возраст у них один – по двадцать пять. А как Петя пел! Бывало, затянет «Бродягу с Сахалина», у всех аж слезу прошибает. Гриша всегда ему подпевал, здо′рово получалось. Как братья они сблизились, очень похоже мыслили и действовали. Могли часами болтать ни о чём и молчать обо всём.

Когда боевые действия здесь начались, старались всё время вместе быть. Третьего дня вон на склад богатый нарвались. Снаружи-то домишко невзрачный, и стоит на отшибе. А как зашли туда солдаты, так и обомлели. Сразу столько добра заграничного они никогда не видели. Набрали себе наручных часов разных, потом всё на спирт и табак обменяли, бус да платков цветастых для матерей. А остальное-то куда? Посуда, ковры, мебель, люстры, всякие там халаты, кимоно, барахло в общем. Командованию сообщили, а те сразу грузовики туда послали, весь склад очистили и куда-то вывезли, вроде как для пересчёта, будто там нельзя было пересчитать. А потом распорядились дом тот взорвать. Ну, дело привычное, заминировали грамотно и взорвали, одни черепки остались. Не поймёшь этих штабных стратегов, зачем взрывали?

Солдатская доля такая, выполняй, что в штабе придумают. Сейчас вот возвращаются. Одно здание проверить приказали. Часа два до него шлёпали, теперь обратно столько же надо. Нет бы, сразу весь район дружно прочесать за день-два, и готово. Вот на один дом гоняют каждый день. Удовольствие ниже среднего – носиться по этому обшарпанному городишке. Ни рынка тебе, ни парка, ни девок. Как тут эти китайцы живут? Везде грязь, улицы загажены, вонища, кругом горы мусора. Право слово, срамота, а не город.

 

На одной из узких улочек мусора было столько, что пришлось идти друг за другом, всё завалено неопрятными кучами хлама. Григорий шёл первым, Пётр за ним. Шли, глядя под ноги, чтобы не споткнуться. Молчали, утомлённые недавним хохотом.

– Гриша! – крикнул вдруг Петруха.

Григорий стал оборачиваться, запнулся и чуть не упал, наклонившись и почти достав вытянутыми в падении руками земли.

Выстрел.

Петя лежит.

Японец. Бросок. Удар. Всё.

Да, точно всё. Гришин огромный кулак буквально размазал череп японца по стене дома, у которой тот стоял, прислонившись. Убедившись в полном обезвреживании врага, Григорий бросился к лежащему в нескольких метрах от него товарищу.

В сердце, ровно в сердце, гад, попал! Петя лежит уже недвижимый, и только кровь продолжает сочиться у него из груди. Гриша судорожно щупал пульс на горле и руке, слушал дыхание. Тщетно. Убит Петя, не двигается совсем, и его застекленевший взгляд устремлён в небо.

Григорий бессильно сел рядом с телом погибшего друга. Закрыл Петру глаза, перевернул его, снял автомат. Ещё раз развернул, вытащил окровавленные документы из нагрудного кармана бойца. Обтёр свои руки от крови валявшейся рядом тряпкой. Заметил на правом кулаке вдрызг разбитые от мощнейшего удара костяшки пальцев, плевать, нисколько не больно. Засунул Петины бумажки к себе в карман, поднялся и пошёл к японцу.

 

Японец, откуда ж он выполз, гад? Не квантунец, форма японская, причём, офицер. Уж две недели как город взят, всё ведь прочёсано вдоль и поперёк. Вся Маньчжурия занята, вражеские армии полностью разбиты, пленных японцев толпами собирают. Ведь война-то, по сути, закончена, как же так? Почему происходит такая чудовищная несправедливость? Почему Петруха погиб от вражеской пули уже после войны? Как это могло случиться?

Постепенно Григорий восстановил ход произошедшего. Они шли друг за другом по этому проклятому переулку, кругом ни души. Смотрели под ноги, чтобы не споткнуться о валяющийся повсюду мусор. Петя поднял голову и увидел японца, стоящего у стены дома и целящегося из пистолета в шедшего первым Гришу. Пётр крикнул, чтоб предупредить об опасности, Гриша, оборачиваясь, запнулся и начал падать. Пуля, предназначенная для него, попала в идущего сзади Петю. Метко попала, наповал, Петруха как подкошенный упал. Григорий увидел лежащего друга, потом – опять целящегося японца. В минуту смертельной опасности Гриша в броске с нечеловеческой скоростью преодолел метров пять-шесть, отделявших его от врага, и обрушил мощнейший удар своего кулачищи на голову японца. Это заняло лишь долю секунды, и японский офицер даже не успел пальцем по курку пистолета двинуть, чтобы ещё раз, хотя бы не целясь, выстрелить. Григорий проломил череп врага одним жуткой силы ударом и сейчас на месте лица и всей головы японца лишь кровавое месиво. Уже много времени спустя Гриша понял, что вспомни он тогда про задвинутый за спину автомат, то не успел бы выйти из того молниеносного поединка победителем. Его тело само, опережая мысли, быстрее всякой пули сделало единственно правильные действия, чтобы спастись.

Григорий осмотрел труп врага, тощий очень. Видать, долго где-то таился, да не выдержал, оголодал и выполз. Сумка какая-то с бумагами, важные, может, ведь офицер. Одни каракули-иероглифы в бумагах, ничего не поймёшь. И как эти черти желтомордые тут разбираются? Ей Богу твари, война закончена, а они всё паля′т. Брата Петруху убили, зачем, за что? До Гриши вдруг дошло в полной мере, что ведь спас его Петя. Не крикни Пётр, не споткнулся бы Гриша, и японская пуля досталась тогда ему. Спас Петя товарища ценой своей жизни.

Григорий пошарил в карманах японца, снял с него кобуру, заложил туда пистолет-убийцу, отстегнул с руки врага наручные часы, сунул всё это вместе с японскими бумагами к себе в вещмешок, где сапёрский инвентарь лежал. Подошёл к телу убитого товарища, накинул на себя его автомат и поднял бездыханное, всего лишь полчаса назад заливисто смеявшееся тело. Григорий взвалил Петра к себе на плечо, взял сапёрский мешок и пошёл. Правой рукой он держал Петины ноги, а левой – мешок. За спиной у солдата висело два автомата и тело убитого друга с безжизненно болтающимися руками. Ещё несколько кварталов идти, если машина какая не подберёт.

Вот ведь гадство, как же всё внезапно, как нелепо произошло! Почему такая несправедливость?! За несколько лет почти всю семью потерял, тут вдруг родственную душу нашёл, ведь сроднились как братья. И нет больше Пети. Спас он товарища, спас Гришу, а сам погиб.

 

В 1945 году японское правительство пыталось вести с Советским Союзом переговоры о гарантиях ненападения. Уже сломленная развернувшейся, наконец, в полную силу американской мощью, Японская империя предвидела свой неизбежный бесславный конец. Желая оттянуть неотвратимое, японцы пытались заручиться ненападением Советского Союза. Они предлагали тогда и Южный Сахалин, отнятый в 1905 году, и все Курильские острова, которые никогда России не принадлежали, и право пользования КВЖД. Помимо прочего предлагался мирный договор, которого не могут добиться от Японии и по сей день. Ещё многое бы отдал тогда сам, безо всякой войны, погибающий японский режим своему северному соседу за ненападение. Но бесполезно, выполняя договорённости с союзниками, Советский Союз обрушил в августе сорок пятого всю свою мощь на уже практически поверженную Японию. Вряд ли союзники были в восторге от такой обязательности. После уничтожения Хиросимы и Нагасаки японцы практически прекратили военные действия, почти везде.

Большая политика не для народа, она против него. Кто будет считаться с десятками тысяч советских солдат, погибших в той скорой и победоносной войне? Зато усилили своё влияние на Дальнем Востоке. Зато высока вероятность научить народы оккупированных Кореи и части Китая, как строить коммунизм.

Неисчислимы бедствия китайцев и корейцев во время японской оккупации, список жертв идёт на миллионы. Эти народы, к сожалению, ещё долго будут ненавидеть японцев. Благодаря советскому солдату-освободителю та оккупация закончилась. Вместе с освобождением пришёл «свет коммунизма» и принёс в Китай и Корею кровопролитные гражданские войны и победу коммунистов. И список уже послевоенных жертв, жертв коммунистических режимов, пришедших к власти на советских штыках, стал исчисляться десятками миллионов. Освободили!

Григорий шёл не спеша, неся на своём плече тело убитого товарища. Он не плакал, нет, ведь он солдат, а сейчас война. Не плакал, просто бесцветные солоноватые капли сами тихо текли по его щекам и печально падали на Маньчжурскую землю. Возвращался солдат-освободитель в свою часть, неся скорбную ношу, впереди капали слёзы живого, а сзади – кровь погибшего. Начинали течь по Китаю реки слёз и крови, что так велики были уже после войны.