Миниатюра (записки жены снайпера)

Посетитель заёрзал на скрипевшем от времени стуле и наконец выдавил из себя:

– Он у нас очень проблемный. Мы хотим от него отказываться, если ничего нельзя сделать.

– Где он?

– С матерью в коридоре.

– Хорошо, не заводите пока. В чём, собственно, состоит его проблема?

– Он не общается ни с нами, ни с другими людьми. Врачи говорят, что он не нем, просто не хочет говорить. Ему уже семь и, как понимаете, ни о какой школе речи не идёт. Со сверстниками не общается. Сначала нам ставили аутизм, но впоследствии диагноз не подтвердился. Мы в отчаянии.

В кабинет зашла заплаканная женщина, которая вела, а точнее – попросту тащила за руку маленького хрупкого мальчика с прозрачной кожей, сквозь которую просвечивали голубоватые венки. Он не смотрел на меня, а всё время косился куда-то в сторону. Я попросил отца выйти и обратился к матери:

– Когда вы поняли, что с ним что-то не так?

– Года четыре назад, – сквозь слёзы едва выдавила она. – Самое время ему было говорить и друзей заводить, а он даже не пытался ни с кем общаться. Воспитательницы в садиках от него отказывались, – и она снова разрыдалась.

– А до трёх лет всё было нормально?

– Да, вроде, да, – удивлённо пожала плечами она. – Но нам все психологи и врачи говорили, что именно в три года окончательно формируется сознание человека как личности, поэтому и произошёл такой сбой… Сперва аутизм нам поставили, но не все соглашаются с этим диагнозом…

Я встал и подошёл к мальчику, продолжавшему с ничего не выражавшим лицом смотреть вбок:

– Эй, привет! – я взял его ладошку и погладил по плечу. – Хочешь поговорить со мной?

Он по-прежнему смотрел на стену, но взгляд его немного потеплел, и я попросил мать покинуть кабинет, чтобы не смущать Сему.

– Ты ведь умеешь говорить, да? – он не смотрел на меня. – Ну это ничего, можешь и дальше молчать, я по твоим глазам пойму, о чём ты думаешь. Меня этому мама научила ещё в детстве. Хочешь – и я тебя научу? – Семен повернул голову и с интересом посмотрел мне в глаза.

Я изо всех сил постарался никак не реагировать на это и лишь улыбнулся.

– Ну так что? Хочешь? – он быстро закивал. – Ну смотри. Если человек делает так, – и я комически закатил глаза к потолку в попытке изобразить скучающего типа, – значит, он ни о чём не думает и ему всё равно, что происходит вокруг. Примерно так выглядел ты, когда вошел в кабинет.

Семен вдруг рассмеялся неожиданно даже для самого себя. Сразу вслед за этим дверь кабинета приоткрылась, и в проёме показалось удивлённое лицо отца. Я махнул ему рукой, чтобы он не вздумал заходить без моего разрешения.

– Ну а если человек делает так, – я напряг шею, вытянув её вперед, тараща изо всех сил глаза, – то ему безумно интересно то, что ты рассказываешь. Примерно так ты выглядишь сейчас, – и на этот раз расхохотались уже мы оба.

– Но это ещё не самое страшное, – могильным голосом продолжал я. – Ужаснее всех выглядит тот, кто обижается и злится. Вот сам посуди, – я обхватил руками свою грудь, отвернулся к стене, прищурил глаза и время от времени поворачивал голову в сторону Семена, стреляя в него гневными взглядами.

Он засмеялся ещё громче и вдруг тихо и, заикаясь, произнёс:

– Наверное, так я выгляжу, когда обижаюсь на маму с папой…

Я снова не подал виду, что случилось что-то экстраординарное, вместо этого присел рядом с ним на корточки и снова взял его за руку:

– А есть за что обижаться на них?

Он закивал и опустил голову низко-низко, чтобы я не мог разглядеть выступавших на глазах слёз.

– А хочешь я научу тебя прощать? – он поднял на меня лицо и радостно закивал. – Чувствуешь свою обиду? Вот сосредоточься на ней. Видишь её? Представь её как чёрное облако внутри тебя – представил? – Сема снова кивнул. – А теперь начинай его сжимать. Сильнее. Сжимай до размеров яблока, чтобы оно сделалось плотным и упругим, как мячик. Ну как? Вышло? – Сема закрыл глаза и сморщился, и через пару минут снова кивнул. – Возьми это яблоко в руку. Взял? А теперь зашвырни его подальше. Умеешь камни кидать так, чтобы они далеко улетали? Вот и его швыряй. Ну как? – Сема открыл глаза и пожал плечами.

– Выбросил.

– Что чувствуешь внутри?

– Ничего. Пусто.

– Обиды больше нет?

Он помотал головой и улыбнулся.

– А теперь иди в коридор и позови сюда маму, а сам пока побудь с отцом.

– Потом можно будет к вам зайти?

– Конечно. И сегодня, и завтра – приходи хоть каждый день, я буду тебя ждать.

Он улыбнулся, открыл дверь и тихо позвал:

– Мама! Тебя доктор зовёт…

Женщина заплакала еще громче, обняла Семена и начала целовать его в макушку, потом попыталась проделать то же самое со мной, но я мягко отстранил её и усадил на стул, прикрыв дверь.

– Вам необходимо вспомнить, что именно произошло четыре года назад. У Семы какая-то сильная обида на вас. Расспрашивать я его не стал, чтобы не бередить, и вам рекомендую этого не делать. Хочу лишь понять, что вы ему такого сказали, что он отгородился от мира. И почему вы при нем говорили о готовности отказаться от него в случае, если он не изменится?

Она вновь разрыдалась:

– Мы с мужем не хотели иметь детей и усиленно предохранялись, но, как видите, ничего у нас не вышло. Аборт делать я побоялась и решила отказаться от него в роддоме. Однако, там медперсонал устроил мне капитальную взбучку, заставив взять его с собой. Первое время им полностью занималась моя мама, я даже кормить его не стала, но потом постепенно мы начали привыкать к Семке, все реже обсуждали возможность сдачи его в детский дом…

– Постойте, вы говорили об этом при нем?

– Ну да… он же еще был маленький и ничего не понимал…

– Это заблуждение – думать, что ребёнок не понимает таких вещей. Их даже котёнок понимает, а Семен три года жил с осознанием того, что родители его не любят и хотят сдать в детдом. Тут никакая психика не выдержит. Вот вам и объяснение его поведения.

– Ну так четыре года назад мы как раз решили оставить его!

– Видимо, он вам не доверяет, либо боится повторения истории и не хочет привязываться. Вам следует полностью пересмотреть своё отношение к ребёнку. Вы любите его?

– Да, о да! Очень!

– А ваш муж?

– Он тоже, просто он боится проблем, боится, что Сема умственно отсталый.

– У вас только что была возможность убедиться, что это не так.

– Да, спасибо вам большое!

– Советую почаще приходить с ним ко мне. Денег я с вас брать не стану, мне важно психологическое состояние мальчика. И вот еще что. Если вдруг снова решите от него избавиться, не надо отдавать его в детский дом. Приводите его ко мне, я его сам усыновлю, либо найду ему другую любящую семью.

– У вас свой дом ребёнка?

– Не совсем. Но я над этим работаю. Жду вас завтра.

Она закивала и поспешно начала сморкаться в мятый носовой платок. У двери она вдруг остановилась и обернулась:

– Мы никогда от него не откажемся. Я этого не позволю.

*   *   *

Погода постепенно начала портиться: подули суровые ноябрьские ветра, солнце надолго скрылось за свинцовыми тучами, асфальт спрятался за грязью и снежной слякотью. Всё меньше времени мы с мелюзгой проводили на свежем воздухе, гуляя в основном перед обедом. На ночь они оставались с Валерией Николаевной, а днём, когда я уезжал по делам, за ними приглядывала Марина. Обеим я платил неплохие деньги. Семен приходил знакомиться с моими подопечными, а с некоторых пор зачастил и стал бывать там каждый день, подружившись с некоторыми из них – он ведь тоже оказался цвета индиго. Я всем им найду дом. А нет – так каждого обеспечу до конца жизни, каждому стану отцом. И если она не согласится быть им матерью, значит, мы останемся одни. Без мамы.