Железная цепь со строгим ошейником

 

 

Жизнь Елены Павловны – реальная жизнь – была фикцией. Ночью, в белой кружевной сорочке, она доставала из темной комнаты старинный огромный сундук с игрушками. Кроме кукол, в нем был разборный картонный дом, почти настоящий (большой и чудесный, с садом, прудом и даже качелями-лодочками. Елена Павловна собирала дом, расставляла маленькие деревья в саду, наливала воду в пруд из кофейной чашки, доставала кукол, и все оживало... С детства от Елены Павловны скрывали, что она страдает сомнамбулизмом. Зная это, участковый Егорушкин никогда ей не мешал. Но на этот раз, возвративший с поисков маньяка, пьяный и грязный, он своей служебной папкой случайно задел картонное сооружение и оно со вздохом рухнуло. От неожиданности Елена Павловна с куклой в руке, которая только что разговаривала хозяйкиным голосом, ( застыла. И так и осталась застывшей на полу, на коленях, над разрушенным домом, в своей белой кружевной сорочке. Осталась до звонка будильника.

Участковый Егорушкин отыскал заначенную бутылку коньяка, уселся на табуретке около холодильника, стал пожирать китайскую вермишель прямо так, сухую, и пить из горлышка коньяк. На душе было погано, а в мозгах – муторно... После звонка будильника перед его мутным взглядом возникла удивленная положением, в котором себя обнаружила, в сорочке и с куклой, Елена Павловна. На вопрос в ее глазах участковый Егорушкин мерзко огрызнулся:

– Чего вылупилась, лунатичка? Иди вон в психбольницу! Лечись, блин.

Будто что-то вспыхнуло в глазах Елены Павловны и погасло. Она бессмысленно посмотрела на пачку сигарет, закурила и монотонно заговорила:

– Нажрался, свинья, поганец вонючий, гнида подзаборная, урод ,сволочь...

Участковый Егорушкин утвердительно качал головой. Елена Павловна, не прекращая ругаться тусклым голосом, позавтракала, надела темный строгий костюм и пошла на работу. В школу. А зря... Ночью директор школы Осипов, страдающий алкоголизмом, и его друг журналист Рома, бросивший беременную жену "по причине ее внезапно проявившегося меркантильного характера", школу подожгли. Причем так хитроумно, с помощью бензина и взрывчатки, что она сгорела буквально за час. Пожарные только руками развели. На поджог директора Осипова и журналиста Рому подвигнули в научных целях два восьмиклассника, само собой, за деньги и за водку. "В научных целях и за водку" директор Осипов школы не пожалел и оставил коллектив без рабочего места.

Если бы участковый Егорушкин узнал о поджоге, это бы его не тронуло... О нехорошем восприятии окружающими своего романа он под действием коньяка уже забыл. Сидя на кухне, пожирая китайскую вермишель, открывая и закрывая холодильник, он был поглощен мыслями о маньяке. Правда, нечто мешало их течению. Напрягшись, участковый Егорушкин понял: это нечто ( остатки домашней выпечки Эммы Константиновны. Куски лепешки с кисло-сладкой китайкой – чужеродное тело в недрах холодильника. Участковый Егорушкин вытащил их оттуда и вместе с тарелкой вышвырнул в открытую форточку. И к нему пришло озарение. Участковый Егорушкин даже как-то по-женски взвизгнул от неожиданности.

Через минуту он перебирал бумаги Елены Павловны. Отыскав сочинение Пети Лея, радостно воскликнул: "Вот, блин, мама! Ну, все!" и процитировал вслух: "Наливал в миску воды, давал кусок хлеба, а иногда лепешку с чем-то кисло-сладким". И с криком: "Ну, мама! Блин! Кисло– блин, значит -сладкая! Научилась, значит, бороды-то клеить!" ( выскочил из квартиры.

На работе в театре Эмма Константиновна очень не любила клеить усы и бороды актерам, оправдываясь тем, что у нее это плохо получается. Получалось это у нее хорошо, просто она до сих пор ненавидела покойного отца, который часами заставлял чесать свою внушительную бороду старинным гребнем. Поэтому любая растительность на лицах мужчин, с которой приходилось сталкиваться Эмме Константиновне, вызывала у нее депрессию

 

На улице участковый Егорушкин увидел Петю Лея, который ходил вокруг канализационного люка и периодически поправлял свои огромные темные очки. "Вот поперло! Как в анекдоте!" ( подумал участковый Егорушкин и бодро крикнул:

-Эй, Петр! Тебя-то мне и нужно!

-А мне, видимо, вас, – остановился Петя Лей на месте и сложил руки у нижней чакры. ( Ну, как, сформулировали вопросы?

– Да уже не надо! Сейчас пойдешь со мной. Будешь опознавать – заявил участковый Егорушкин довольным тоном.

– Ни фига, лейтенант, я опознавать не буду. Пока мы не побеседуем о литературе.

Участковый Егорушкин сразу весь сник:

– Ну, блин! Да что же это! Ты что, в школе не можешь о литературе побеседовать?

– Сегодня ночью школа сгорела. Я думаю, ее подожгли. Но об этом потом.

– Раз школа сгорела, тогда, значит, будешь беседовать о литературе с ребятами во дворе, – гнул свое участковый Егорушкин. ( Потом будешь. А сейчас пошли.

– Знаете, лейтенант, у меня такое ощущение, что у ребят во дворе устойчивое чувство безразличия к литературе. Да и не только к ней.

– Хватит мне зубы заговаривать, – рассердился участковый Егорушкин. – Пошли!

Но Петя Лей и не думал двигаться с места:

– Вы, лейтенант, не нервничайте. Я недолго. А потом пойдем.

Участковый Егорушкин почесал колено, понаблюдал за кружением желтых листьев вокруг субтильной фигуры Пети Лея, которая отбрасывала три тени, закурил и согласился:

– Черт с тобой, беседуй.

Петя Лей тоже закурил, сел в позу сиддха прямо на люк и начал:

– Знаете, лейтенант, когда я читаю книжку, то подсознательно, происходящее в ней привязываю к определенным местам, реально существующим. В основном к местам привычным. Местам нашего города. У вас так же?

– Не замечал.

– Странно, но дело в том, что привязка к месту с логической точки зрения не имеет никакого смысла. Например: читаю "Сто лет одиночества", а мне представляется место между забором и сарайкой, во дворе, где я раньше жил. У нас там не было мусоропроводов и контейнеров. Приезжала специальная машина. Она стояла всего десять минут и те, кто опаздывал, украдкой скидывали мусор из своих ведер туда, в то место. Ну, между сарайками и забором место, которое у меня ассоциируется со "Ста годами одиночества". А за забором, между прочим, был детский сад. Помойку, в общем, устроили, нелегальную. Дохлые кошки, вонища, ржавые гвозди. Один мне однажды впился в пятку. Было очень больно. Я ходить не мог неделю – мазал пятку поганой мазью Вишневского. Вот... Но скажите мне, при чем здесь Хосе Аурелиано Буэндна, стоящий у стены в ожидании расстрела?

– Не знаю.

– Или еще. Например – "Тропик Рака". У меня этот "Тропик Рака" ассоциируется с кафе "Чебурашка", где мы воровали пирожные с друзьями. Почему?

– Ты, Петя детские-то книжки читаешь?

– Например?

– Ну, там... Фенимор Купер, Гарри Поттер, Шерлок Холмс, Мутанты Икс...

– Иногда. Нудные они какие-то. Ассоциируются они у меня с нашей речкой Золотухой, где говно из канализации течет. Дак вот...

– Подожди! Ты это, давай быстрее, – занервничал участковый Егорушкин. – Добеседывай. Пора уж.

– Сейчас, сейчас. Дак вот. Сегодня я дочитал "Коллекционера". И все у меня в подсознании, пока я читал, это люк торчал, – Петя Лей постучал кулаком по люку, на котором сидел. – Почему?

– Не знаю.

– А у меня такое предчувствие, что сейчас выяснится – почему. Я из-за этого и пришел. Вы читали "Коллекционера"?

– Ну, там маньяк держал в подвале жертву. Сам я не читал, мне теща рассказывала.

– Теща?! – Петя Лей вдруг вскочил на ноги, да так резко, что у него чуть очки не свалились. – Вот как вы выражаетесь: "блин!" То-то я думаю, из окна вашего дома подозрительно знакомая еда недавно вылетела. Вот и все ясно теперь.

– Что ясно? – поморщился участковый Егорушкин. Петя Лей подскочил к нему и аккуратно взялся двумя пальцами за пуговицу кителя.

– Ваша теща и есть тот дворник, который держал меня в подвале. – Доверительно и небрежно произнес он.

– Да уже знаю я! – обиженно выпалил участковый Егорушкин, отстраняясь. – Ладно, ты давай это... – Тут он задумался. – Дак ты знал, что ли? Путал, что ли, меня?

– Нет. Только что догадался, – ответил Петя Лей. – Вы же сами сказали: подвал, жертва, теща. Внимательней нужно быть к структуре Логоса, товарищ лейтенант. А вот теперь идемте к вашей теще. Нам ведь еще неизвестен мотив ее поступка? Ведь не известен?

– Нет, не известен, – промямлил участковый Егорушкин.

– А это – самое интересное!