Квадробок

 

 

Рок-сказки и стихи Светланы Щелкуновой

 

 

 

 

– Хочешь, ты будешь моей дамой сердца? – спросил Пташкин у Малышевой после первого урока.

 

– А это больно? – Малышева недоверчиво взглянула на него и потерла лоб. Шишка еще не прошла. Совсем недавно она помогала Пташкину ставить эксперимент с дверями.

 

– Неа, это красиво! Представляешь, я буду твоим рыцарем. Буду совершать всякие подвиги, драться за тебя на турнирах, стихи сочинять…

 

– Ты разве умеешь? – удивилась Малышева.

 

– Да, это – раз плюнуть! Я научусь, – вдохновился Пташкин. – Я тебя прославлю в веках. И твое имя узнают потомки.

 

Малышева заколебалась:

 

– Почему я? Вон, у Тупиковой одни пятерки…

 

– Причем тут пятерки? Она – толстая, – возразил Пташкин.

 

– Ну, не знаю… Вот Ирэна… тоже красивая.

 

– У Ирэны глаза глупые, а у тебя эти… как его, зара… Ой! Вы-ра-зи-тель-ные! И потом, она в поэзии ничего не понимает.

 

Последний аргумент прозвучал убедительно.

 

– Ладно, а что делать-то надо?

 

– Да, в том-то и дело, что ничего. Вздыхать и посылать меня на подвиги.

 

– Я попробую.

 

– Ты какой подвиг хочешь? – обрадовался Пташкин.

 

– Можешь сделать так, чтобы меня по истории не спросили? Я про нее вчера забыла. Можешь?

 

– Легко, – сказал Пташкин упавшим голосом.

 

"О том, как Демос восстает против знати, нам сейчас расскажет, – Игорь Борисович растерянно водил карандашом по журналу, раскачиваясь на стуле, – расскажет…" Пташкин совсем чуть-чуть приподнял руку над партой, но историк заметил и удивился:

 

– Пташкин?! Ну, давай, попробуй. Прошу.

 

Пташкин поплелся к доске, напряженно пытаясь вспомнить, о чем же шла речь на прошлом уроке. Но в голове проплывали отдельные слова и кусочки предложений, которые никак не хотели соединяться. Он сердито тряхнул головой, испуганные слова и кусочки, неуклюже толкаясь, бросились искать друг друга. "Так-то лучше!" – подумал Пташкин и начал:

 

– Демоса… в общем, возмущало положение простого народа в этой, как его, Аттике… Потому что маленькая компания людей правила большой. Демосу это очень не понравилось. Он возмутился и... – Пташкин застрял.

 

– Что же произошло в 594 году до нашей эры? – попытался вытащить его Игорь Борисович.

 

– Ну. Демос издал закон, чтобы выкинуть с поля камни.

 

– Какие камни? – полюбопытствовал историк.

 

– Все! Чтобы пахать легче было.

 

Класс радостно грохнул. Игорь Борисович с интересом взглянул на Пташкина, протирая очки большим носовым платком:

 

– А кто такой, по-твоему, Демос?

 

– Мужик такой был в Древней Греции.

 

От удивления историк выронил очки и стал протирать платком глаза.

 

– Лучше уж садись! Может, ты заболел. А к доске спасать положение пойдет…Малышева.

 

На переменке Малышева утешала Пташкина:

 

– Да, не расстраивайся ты так. До конца четверти еще долго. Исправишь!

 

"Ей-то хорошо, выкарабкалась на тройку, а мне дома влетит!" Но к пятому уроку рыцарь опять повеселел. Весь урок он писал что-то на бумажке, и сразу после звонка радостно подскочил к Прекрасной Даме:

 

– Стой! Я тебе сейчас стихи прочитаю:

 

Твои глаза прекраснее футбола.

Тобой гордится радостная школа.

Пусть на тебя набросится медведь.

Ведь за тебя готов я умереть.

 

Нравится?!

 

Малышева жалостливо посмотрела на Пташкина и вздохнула:

 

– Есть хочешь? У меня пирожок остался, с яблоками. На!

 

Глядя на то, как Пташкин уплетает пирожок, она еще раз вздохнула.

 

– Дай мне свой ранец, – потребовал Пташкин в гардеробе.

 

– Это еще зачем?

 

– Нести. Я теперь всегда его носить буду!

 

Малышева с сомнением посмотрела на свой ранец, потом на худенького рыцаря.

 

– Тяжело, – пожалела она Пташкина, но спорить не стала.

 

– Пустяки! – Пташкин вцепился в добычу и выскочил на крыльцо. Здесь он сразу почувствовал, что тяжелыми могут быть не только доспехи, но не признаваться же в этом! И он гордо поплелся за своей Дамой. Апрельское солнце шпарило во всю. Пташкин быстро вспотел, а Малышева шла впереди и удивлялась: "Странный какой!"

 

Навстречу Прекрасной Даме и ее рыцарю, рассекая лужи модными ботинками, шел Колесников. Он честно болел и в школу не ходил. Ему было скучно. Колесников захихикал:

 

– Ты верблюд, что ли?

 

– Сам ты верблюд, – буркнул Пташкин, пристраивая ранец и портфель на сухое место. Колесников радостно хрюкнул:

 

– Х-х-хы, влюбился!

 

– Сам ты влюбился, дурак!

 

И тут Пташкин вспомнил о рыцарском турнире.

 

– Счас я его так двину! Мало не покажется, – сообщил он Малышевой.

 

– Пташкин! Миленький! Может, не надо? – не на шутку испугалась Дама Сердца. –

 

Ну его! Пойдем, а? Ты мне лучше стихи почитаешь.

 

Пташкин засомневался. Колесников крутился вокруг них, приплясывая и кривляясь:

 

– Влюбился! Влюбился! Пташечка наша влюбилась. Скоро свадьба!

 

У Пташкина лопнуло терпение. Отодвинув Малышеву, он схватил ранец и хотел было изо всех сил долбануть Колесникова по башке. Но до башки не достал. Колесников был длинный. А попал прямо в живот. Колесников согнулся буквой "Гы", выпрямился, ухватился за орудие битвы и рванул на себя. Ранец сказал: "кр-р-рак" и полетел по швам. Пташкин не помнил, как отскочил вместе с ручкой в лужу, потому что в этот самый миг Колесников нанес свой знаменитый удар левой…

 

Когда Рыцарь очнулся, то увидел перед собой заплаканное лицо Прекрасной Дамы :

 

– Ты живой? Болит, да? Ой, мамочка! Давай руку!

 

Дама Сердца вытащила Рыцаря из лужи. Собрав из грязи свои тетрадки, она засунула их в изуродованный ранец и устроила его подмышку, положив в карман испачканной куртки оторванную ручку, одной рукой подняла портфель, другой решительно взяла поверженного Рыцаря за плечо:

 

– Пойдем ко мне! В таком виде домой нельзя. Я тебя щеткой потру. Не переживай! Вы с ним просто в разных весовых категориях. А то бы ты ему показал! – успокаивала она. Обреченно вздохнув, Прекрасная Дама помедлила на минутку, осмотрев своего Рыцаря с головы до пят. В ее выразительных глазах, как ни странно, светилась гордость.