Квадробок

 

 

Рок-сказки и стихи Светланы Щелкуновой

 

 

 

 

Звали ее ласково, Смертушка, и не боялись. А чего такую бояться?! Руки нежные, глаза грустные. Сама росточка невысокого, станом гибкая, худющая, а вот ведь – сильная. Бывало, солдатик от пули на землю грудью падет, она ему подможет, перевернет его на спину, лицом в небеса светлые. Он ей:

 

– Смертушка моя, невестушка, ты, что ли, пришла? Дай водицы испить!

 

– Я, касатик, я, родной! – поднесет ему в ковшике жестяном воды из ручья.

 

Пьет солдатик, и хорошо ему, радостно. Она его по голове погладит, всю боль снимет, да в глаза поцелует. Он и отходит легко, будто ветерок пробежал.

 

Не то, что сестрица ее, карга старая. Капюшон надвинет на образину безглазую, безносую. За спиной – коса острющая. Идет, костьми гремит, ухмыляется. Тут уж любой за жизнь цепляется. Страшно помирать. Что там впереди – никому не ведомо!

 

А Смерть торопит, ни минутки ждать не согласна. Не даст с женой проститься. Схватит ручищами за горло и давай душить.

 

Смертушка с сестрой не спорила. Да, и что спорить? Она же – младшенькая. Смерть одна ее растила – воспитывала, без отца-матери, сколько раз, вон, за волосья таскала, да сама же потом и жалела. Зато выросла сестрица умницей, а уж косам ее любая невеста позавидует! Смертушка и сама в невесты рядиться горазда. Платье наденет, фату белую, цветами голову уберет. Явится к старому генералу или к юнцу-гимназисту.

 

– Ты кто такая? – генерал спрашивает.

 

– Я – невеста твоя, Смертушка.

 

– Ах, ты! Сколько раз тебя в бою-сражении искал, а теперь и думать забыл! Ну, да ладно! Пора мне и честь знать. Дай-ка я на тебя полюбуюсь.

 

Она фату подымет, подойдет к старику, поклонится. Чего ж не поклониться – спина не переломится!

 

– Эх, красавица! – крякнет генерал. – А стопку поднесешь?

 

– Поднесу.

 

Вот уж и стопка выпита:

 

– Ну, здравствуй, невестушка! – и нет генерала.

 

Другое дело – с гимназистом. Ему, бедняге, помирать жутко. Вот Смертушка посидит с ним, подушки поправит, лампадку у икон затеплит погасшую. Все не так страшно! Он ее за рукав тянет, шепчет:

 

– Ты меня поцелуешь?

 

– Поцелую, миленький! Ты не бойся. Тебя, поди, в раю бабушка ждет. Помнишь бабушку-то?

 

Сотрет ему Смертушка пот с лица платком белым и поцелует в самые губы, как жениха желанного.

 

"И чего ты с ними нянчишься, – пеняет ей сестра Смерть, – все одно – помирают, да на тот свет попадают. Только время зря терять. Одному – воды, другому – поцелуй. Эх, ты, неразумная!" Сама-то, знай, косу точит, искры летят. "Дай-ка мне табачку!" Смертушка услужить готова, принесет сестре табачку. Та трубку набьет, а Смертушка уж огоньку приготовила. Затянется Смерть, задымит, да как закашляет. Табачок у нее – крепче нет на всем белом свете.

 

А Смертушка тем временем игрушки шьет-вышивает. Тут бусинка, там бусинка. Вот и глаза! Из ниток косицу сплетет. "Готова куколка!" – радуется.

 

– Чему, непутеха, радуешься? Опять свое тряпье разложила. Для кого стараешься?

 

Это она для деток малых старается. Детки часто помирают. Жалко их, да ничего не поделаешь. Вот и удумала игрушки из лоскутков мастерить. Придет, куда ей велено. В доме вой стоит. Мать мечется, бьется. Врачи руками разводят. Дите ревьмя-ревет. Смертушка подойдет к кроватке, к колыбельке и запоет тихонечко, что твой ручей зажурчит:

 

"Ой, люленьки – люли!

 

Гули, мои гули!

 

Прилетайте на кровать,

 

Мово Ванечку качать.

 

Там за лесом, за горой,

 

За калиновой рекой,

 

Есть дубовый теремок,

 

На ём новенький замок.

 

Кто замочек отопрет

 

Да Ванюшу заберет

 

В золотые небеса,

 

Во зеленые леса?

 

Там все пташки летают,

 

Херувимскую поют,

 

Херувимскую поют,

 

Мово Ванечку зовут…"

 

Никто ее, кроме младенчика, не видит, не слышит. А она уж воркует: "Ну-ка, кто это у нас надрывается, плачет? Не плачь, маленький! Скоро все пройдет. Смотри-ка, что у меня тут для тебя есть!" И протянет Смертушка кому куклу, кому мишку, кому зайку. Зайка занятный! Ушками веселыми машет. Носик – пуговкой. Засмеется дитя, ручки к ней протянет и уснет. Смертушка легкую душу примет и светлым ангелам передаст. Они давно дожидаются. Сколько дитю мучиться!

 

Никакой работой Смертушка не гнушается. Рубаху чистую поможет надеть. Да и кому еще помочь, коли дом пустой, и помирает в нем одна вдовица? Деток нет, разлетелись детки, кто куда. Ей помирать, а в избе не мыто, не топлено. Смертушка пожалеет вдовицу, печь затопит. Осень-то нынче холодная! Полы помоет, чтобы дух чище. Вдова видит плохо, глаза все выплакала.

 

– Степановна, ты что ли?

 

– Я, я, – отвечает Смертушка. – Сейчас тебе подмогну, переодену. Вот только грязь тут приберу.

 

– Письмо от сына прочтешь?

 

– Прочту!

 

Возьмет пустой лист, вроде читает. Сама читать не обучена, да придумает, чтоб поскладнее: "Так, мол, и так.. Здравствуй, мама! Хотели приехать к Преображению. Дела не пускают. Но жди, к Богородичному Рождеству непременно будем. Целуем. Сын и внуки".

 

– Да, ты вроде не Степановна? – щурится вдова.

 

– А тебе, не все ли равно? – спросит Смертушка.

 

– А, и, правда, все равно! Спасибо, что зашла, письмо вот прочитала.

 

Смертушка ей постель перестелет, волосы расчешет:

 

– Вот ты у нас красавица!

 

– Куда там красавица! Знаешь, какая я в девках ходила?

 

– Кто ж не знает! Все про тебя баяли, – подыграет Смертушка. – Ты ведь и певунья была?

 

– Ох, была!

 

– А что, если нам с тобой песню заиграть…

 

И затянут обе: "Ночка темна-а-ая! Да, ночь осенняя-а-а-!"

 

Вдова оттает, отогреется. Глядит с улыбкой:

 

– Вот ты какая, Смертушка моя! И вовсе не страшная!

 

– Догадалась, что ли?

 

– Уж, догадалась, – и в лицо Смертушке глядит.

 

Но не всякий, кто в лицо ей глянет, сразу умрет. Дурачок Андрейка-покойник не раз Смертушку видел, даже спорил с ней. Бывало, днем Андрейка по окрестным деревням Христа ради побирается, бормочет бессвязное, а вечером на кладбище убегает, люди думают – спать, а он всю ночь за покойников молится, лишь под утро на какой-нибудь могилке приткнется. И как не замерзнет?!

 

"Ты зачем Макариху забрала, детей осиротила? – грозит Андрейка Смертушке из-за креста кулаком. – Как они без матери? Не жалко? Меня забери-и-и", – летят в Смертушку комья грязи. Но та – успокаивать мастерица. Цветок чудный найдет, занятное начнет рассказывать. Андрейка притихнет, заслушается.

 

– Еще придешь? – спрашивает.

 

– Приду.

 

– Смотри не обмани! – обижается дурачок.

 

Дружили они недолго, пока не зарезал его по глупости пьяный купец. После Смертушка сокрушалась: "И как она Андрейку своего не уберегла, что сестрица Смерть его раньше подкосила?" Даже плакала о дурачке.

 

А Смерть ухмыляется себе. У той слез отродясь не было, и откуда им взяться, коли глаз – нет. Безглазая, а зрячая. Иной человечек себе жизни намеряет аж на сто годов, да чтоб еще в свое удовольствие. Смерть забавляется: "Ну, ну, жируй! Гуляй, покамест, человечище!" Да в один распрекрасный день – хвать его за сердце: "Так сколько ты, чудак-человек, жить собрался?!" Дыхнёт ему в лицо ледяным холодом, шепнет на ухо слово тайное, тот от ужаса и околеет. Что шепнет – неведомо, но пугать сестрица Смерть горазда. Никто ей в этом не ровня!

 

Заболела вредная старуха. Всех вкруг себя собрала, ругает да отчитывает, ворчит да плюется. И подушку ей дали каменную, и лекарство – горькое, и перину – чужую. То ей душно, то холодно. То собачку любимую требует, то сына. "Что, – кричит, – не терпится! Хочешь хозяином всему стать? Фигушки! Ничего не получишь. Где мой адвокат? Я, может, завещание хочу пересмотреть!" Сидит паучиха в подушках, таращится, лицо черное. Все только и ждут: "Когда же ты преставишься, ведьма?"

 

Смерть тут как тут. Больная хрипит: "Нет! Сгинь, уйди от меня! Не хочу! Прочь!"

 

Смерть как захохочет и ну душу из нее трясти. Старуха криком исходит, за подушки когтями цепляется, гнилая кровь у нее горлом идет. Даже чертям страшно, которые старуху под кроватями караулят!

 

Нынче-то люди и вовсе помирать разучились, порядок забыли. Живут – торопятся, а пробьет их час, так и Смертушке в глаза посмотреть некогда. Все больше старшая сестра к ним с косой поспевает. Да, и какая там коса! У нее, теперь, поди, и посерьезней что есть. А Смертушка на лавочке сидит, игрушки мастерит, ждет, прислушивается, кто ее ласково по имени позовет-покличет.