Аппендицит

 

 

Ты заплакала?..

Не бойся, ты не сентиментальная. Просто тебе повезло – у тебя есть Душа.

Отсутствие сентиментальности – это отсутствие сострадания…

Не обижайся, что я иногда скуп на комплименты. За нарочитой сухостью скрывается желание погладить тебя по голове, вытереть щёки от малинового варенья…

Можно продолжать до бесконечности говорить о тебе и о себе, но едва ли откроется что-то новое, что уже было двести раз в этой жизни, и не с нами…

Рассказ?..

А что рассказ?.. Пусть себе живет своей жизнью – рождает ассоциации, тёплые сердечные боли, выкидыши от «прохожих жизни»…

Это нормально…

Я тебе потом ещё что-нибудь напишу… Если позволишь…

 

 

 

 

Наутро, после поллитра портвейна, молодой организм Ротшильда показал прекрасные результаты. Может быть так классно справился с портвейном, может быть портвейн сам по себе лекарство, а скорее всего никто анализов и не проводил.

« – Не фиг, – сказал Ахмед, – дорогие реактивы тратить на этого мордоворота. И так видно. Что мы, без высшего образования, что ли?»

– А кровь куда девать. Целый стакан нацедила с него, как дура!..

– Выпей, там половина портвейна! Они вчера сторожа три раза посылали в лавку... Клыки вырастут. Будешь нам пиво открывать зубами. Сколько можно об стол. Он же всё-таки операционный...

– Я Ваших шуток, Ахмед Иванович, не понимаю.

– А я тебе говорил – иди, учись на заочного ветеринара. Надо же расти. Всё должно расти, Валентина... А у тебя только титьки. Дисбаланс называется.

– Ой, не могу, какое слово смешное... Дисбаланс... Не буду я учиться. Надоело. Уколы умею, а остальное опытом возьму. А про титьки самой стыдно... Я уже все перепробовала...

– Ну ладно, бери этого Ротшильда на выписку. Кстати, почему его Ротшильдом зовут?

– Не знаю. Может в детстве рот шилом проткнул?..

Рот говоришь?.. Ладно… Не надо тебе учиться… Опытом возьмёшь... А этого на выписку. Остальные пусть поваляются пару деньков...»

Утром вместо солнца в палату зашла новая санитарка и спросила, нет ли пустых бутылок. Мы сказали – «нет». «Может тогда вам не мыть? Всё равно до обхода не успею?» – сказала она и ушла…

– Ну, брат, Ротшильд, судьба твоя решается. Обход через полчаса... – вздохнул шофер.

– Ага, – добавил Шмаль. – Или хрен в дребезги или унитаз пополам...

– Я в туалет, – сказал Ротшильд.

– Давай-давай... У настоящего солдата всегда, как в бой, так понос...

– Надо что-то решать с розыгрышем, – еще раз вздохнул Шофер, когда Ротшильд ушел, – вроде я, как бы, виноват. Я начал. А вдруг его «кондрат» хватит.

– Обязательно хватит. Я читал у недорослей сердце маленькое, а тело большое. Чуть что – не выдерживает.

– Да чё ты, Баянист, херню всякую несёшь? На нем покойников в морг возить по три штуки на коляске. Он сука последним пришел и первым уходит. Пусть напоследок получит пистон в жопу. Щас я ему скажу – увеличу понос.

– Стой, – сказал шофер, – я начал, я и закончу. Сам скажу...

– Так, симулянты, – вошла сетра Валентина – Ахмед не придет, у него срочный перитонит каждые пятнадцать минут. Обход проведу я. Нагибаться к вам не буду – у меня пуговка верхняя порвалась...

– Боитесь Вы все женщины сущность свою внутреннюю показать! А пуговки специально рвете.

– Ты Шофер старый, Шмаль импотент, а у Баяниста жена красивая. Фиг ли мне пуговицы попусту рвать? Для Ротшильда что ли? Кстати где он? Вот бумаги… пусть подписи собирает и завтра уматывает кошары строить. Здоров!

– Отдай шоферу, он его папа!

– Дошутишься, Баянист, до клизмы Пехтурского шестым номером.

– Я серьёзно. Отдай. Бывает так. Ты что, сериалы не смотришь?..

– Да ну вас всех! Полудурки. Зря только пуговицу рвала... Вот вам.

Валентина бросила бумаги на койку Ротшильда и ушла.

Потом тут же пришла и на ходу каркнула:

– Шофер, у тебя повторные анализы... Портвейн что ли пил, дурак...

– Я все слышал, – сказал Ротшильд входя, – зря только на портвейн потратился.

– Вот дурак – это твоя самая умная трата за всю жизнь. Вспомнишь потом мои слова.

– Когда?

– Когда денег на портвейн не будет, а башка больная будет...

– Ну, хорош Шмаль пацана жизнью пугать... Давай про траты и прочие деньги...

Мы со Шмалем легли на свои кровати и повернулись носами к стене, готовясь «плакать».

– Значит так, – начал шофер – я тут выяснил, что ты несовершеннолетний и паспорта у тебя нет.

– И что?

– А то, что на твоем мазутном свидетельстве о рождении нет фотографии, и деньги не выдаст никакая бухгалтерия…

Ротшильд осознавал две минуты.

– А ты Шофер, сука, – бесстрашно сказал он старшему товарищу, – и вы жопы суки. Вы же все знали, что у меня нет паспорта... Я голодал. Вы думаете, что у меня богатая мамка. Она одна на стройке... и две сестры...

Ротшильд сел на свои бумаги и заплакал. Тихо. Без музыки. Просто слёзы лились...

Мы со Шмалем повернулись, слушали тишину и смотрели, как слёзы капают на казенный халат.

– Хорош сопли пускать. Слушай меня, – прервал молчание шофер, – Есть одна фишка. У меня папорт всегда с собой. Я же шофер. Надо доверенность оформить...

– Какую ещё беременность?

– Заткнись Шмаль. Не до тебя. Тут еще брюхо разболелось. Короче, вот тебе Ротшильд бумага. Пиши.

– Чего?

– Завещание!

– Ну, ты то, Баянист, взрослый человек...

– Ну, молчу...

– Пиши: я такой-то такой-то....

– Да не «такой-то такой-то», а фамилию свою пиши...

– Ты же сам сказал...

– Ну, это так говорится, а пишется фамилия....

Через полчаса «завещание» было составлено, и Шофер поставил точку:

– Вот смотри, гад, ты как бы доверяешь получить мне деньги за тебя при подписавшихся свидетелях. Я получу их и отдам, несмотря на моё больное брюхо, которое от тебя чего-то еще разщеперилось совсем. Давай бумаги и сиди жди. А лучше переодевайся... Чего тебе тут сутки лишние торчать...

Шофер подхватил больной живот свободной рукой, другой взял бумаги и вышел...

Ротшильд собирался и нервничал:

– Вот чувствую разводят меня, а как не пойму... Я голодал... Я расту... Мне питаться нужно... и деньги...

– Да не ссы... Сейчас приволочет. У него слово кремень. Это не мужик...это...это...

– Это больной из палаты номер семь...

– Заткнись, Баянист, я может впервые в жизни серьёзно. Вот ты, Ротшильд, если шофер деньги выбьет выставишься на портвешок?..

– Я уже выставлялся. Твоя очередь... Да и не принесет он ничего. Что-то он крутит... Чувствую... Специально меня с собой не взял. Понимает, гад, что я законов не знаю. Сейчас придет скажет: «Это еще с Вас три писят за проссанный матрас!..»

– Подожди...не суетись... Не ссы....

– Да не ссал я! Он мне таким сразу достался, я и Вальке говорил!...

– Да я в другом смысле…вот козёл…

Через десять минут пришел согнутый шофер и кинул Ротшильду на колени бумаги:

– Вот... Тут освобождение по болезни... Записи всякие. Пойдешь с ними через три дня в районную поликлинику...

– А за матрас?

– Что за матрас?

– За проссанный матрас платить не надо?

– А, это фигня… удержали всего рубль. Вот. Получите, как говориться, распишитесь...

Шофер вывалил на кровать кучу денег.

– Без рубля Ваши двенадцать, мистер миллионер. Пойду таблетку у Вальки возьму, что-то брюхо сегодня… Атас, прямо...

Мы со Шмалем ничего не понимали и сидели, как в цирке в первом ряду.

Ротшильд аккуратно пересчитал деньги и сказал:

– Ну, что я говорил? Нет рубля...

– Так удержали же за проссанный...

– Да не ссал я ... мне сунули такой... я ж в несознанке был! Сейчас наверное с Валькой пьют портвешок на мой счет. Ну, ладно отольются мои слёзы...

Ротшильд пошарил у Шофера в тумбочке.

– Ну, чё! Нашел проссанный рупь?

– У него найдешь...Давайте, пока... Я двинул...

Ротшильд действительно двинул крутым молодецким плечом хлипкую больничную дверь и не закрывая её вышел.

– Ничего не пойму, – сказал Шмаль.

– Чего тут непонятного? Не надо было в столовую ходить. Сейчас бы чуни индипошив под кроватью стояли, а не утка...

– Да не гони ты пургу! Что я с проссанного матраса что ли? Откуда бабки взялись?

– Шофер свои отдал. Ты что, чучело, еше не дотумкал?

– В натуре?

– В тентуре!.. Вот только не пойму, почему на рубль меньше?

– Ну, так матрас же...

– Ой...

В палату влетела растрёпанная Валентина:

– Давай пацаны, шустро... Помогите с коляской ... Шофера срочно на повторную...

В коридоре уже пятеро добровольцев, откуда ни возьмись, катили шофера в операционную. Возбужденный Ахмед орал на всех:

– Валентина, куда ты делась? Где эти анесе …сте…Господи прости… Зеологи... Какого черта все в коридорах! Марш по палатам!.. Шмаль, подержи капельницу! Остальные по камерам...

Я вернулся в палату и сел на кровать. Было такое ощущение, что кончилось кино, и конец оказался не тот, которого ожидал, а какой-то кособокий...

Шмаль не возвращался. Под вечер заглянула Валентина.

– Чего не спишь?

– А Шмаль где?

– Да кто его знает. На то он и Шмаль.

– А ты почему здесь, а не там?

– Выставили меня. Главный запах учуял. Да я выпила то всего… Сказал вообще выгонит.

– Выгонит?

– Да нет. Кто работать то будет? Как я уколы делаю так никто. Давай напоследок, вколю тебе чего-нибудь доброго, что б спалось покрепче...

Я проснулся поздно, укол был действительно «добрый». Солнце уже играло на блестящих больничных утках, намекая на то, что жизнь прекрасна. У окна стоял Шмаль.

– Ну, че смотришь? Думаешь, солнышко тебе портвейн с утра принесёт?

– Смотри.

– Чего?

– Машины нет. Ротшильд, козел, КАМАЗ спиздил... А я думаю, чего он там ковырялся в тумбочке... Это он, сука, трамблёр искал...

– Надо сообщить срочно... Как Шофер без Камаза домой-то....

– Не надо...

– Как не надо?..

– Умер он ночью...

– Как умер!?

– Помнишь, ты спрашивал: «Почему рубля Ротшильду не додали?»... Я, когда в палату его катил спросил. Ты был прав. Шофер свои бабки отдал. Только это последние были. Не хватило рубля...

– Всё равно надо насчет машины сообщить. Мы же знаем кто украл … Вот падла неблагодарная...

– Не надо.

– Почему не надо?

– Бог не фрайер. С такими делами он сам разбирается.

– Ага... Спускается с небес и разбирается...

– Зачем? Здесь кого-нибудь попросит...

Зашел какой-то мужик и собрал вещи Шофера в наволочку. Потом молчаливые санитарки перестелили кровать и перекрестились...

Вечером за мной пришла жена. Когда проходили мимо приемного покоя, Ахмед с санитаром играли в нарды.

– Что, всё, Баянист, дембель? Играй Марш Славянки...

– А может марш Шопена?..

– Это ты насчет Шофера? Можешь сыграть. Только слова напиши.

– Зачем?

– Чтобы знали люди, что умер от инфаркта... Сердечник он, братец... Переволновался из-за чего-то и каюк… Грыжа тут не причём… К нашему хирургическому счастью… А Вам коллега «домашний марс». Это значит с прошлыми уже восемь пива...

Я представил, как Валентина открывает рот с клыками и одну за одной откусывает крышки от всех восьми бутылок пива. Хирурги садятся и пьют его с жирной рыбой...

Дверь хлопнула за нами в месте с чьими-то словами:

– К кому тут с брюхом?

– Ко всем...

 

28 июня 2008 года.
Нью-Йорк.