Гитлер в мае

 

Купить в журнале за февраль 2018 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 1 час 50 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

21+

 

 

 

Здесь, в палате, со скуки можно повеситься. Да я бы так и сделал, если б мог встать, прицепить к трубе шнурок от жалюзи, обмотать его вокруг шеи, скинуть шершавую традесканцию с подоконника и перевалиться через раму в гудящую улицу. Так бы пользы было от меня больше.

Теперь я вижу Рапушку. Провожаю её на свидания, вожу в детский сад на окраине села, встречаю из школы. Я понимаю её, и от этого мне становится ещё больней.

Толстобокая Гретхен, подбирая судно, сказала, что сегодня окно придётся закрыть. Обещают заморозки, и с открытым – может продуть обожжённого с ног до головы пациента №1. В палате гнойной хирургии нас четверо. Имён я запомнить не могу, но различаю соседей без ошибки.

Пациент №1 – толстый механик сгоревшей котельной, весь обмотанный бинтами, жёлтыми от мази Вишневского. Он попал сюда первым, после своих операций, затем привезли меня. Каждый день в обед он уходит из палаты шагами циркуля. Ему делают перевязку под общим наркозом. И обратно привозят уже на каталке, мычащего и всхлипывающего. Толстобокая Гретхен кричит, чтобы он хоть немного старался сам перелезть на койку. Он лежит мешком, стонет жалобно, бормочет что-то. Гретхен перекатывает его онемевшую тушу, и он, как жертва пыток, сопит вниз лицом ещё полчаса. Потом приходит в сознание, смотрит на нас и начинает смущённо шутить. Его розовое лицо покрыто струпьями. Они шелушатся, отстают от новой кожи и разлетаются, словно хлопья накипи.

Пациент №2 – испуганный старик. За день до ампутации его дочь, замученная жизнью женщина, привезла одежду, бритву, один шлёпанец, одну книгу – и сложила всё на койку. Он видел, где ему придётся лежать после операции, когда обе его ноги ещё были на месте. Он, опираясь на костыль, уходит по кафельному коридору и возвращается в шлейфе табачной вони.

Пациент №3 – блаженный Олег. Никаких увечий у него нет. Но он – самый тяжёлый больной. У него – что-то внутри, а это страшнее, чем отпиленные ноги и обожжённая кожа. Наш врач при осмотре серьёзно говорит только с ним. Жить ему осталось недолго, но воспаляться болячка не должна. Олег должен умереть как человек, а не как подзаборный пёс. Хотя его устроил бы и второй вариант. Ему давно безразлично, что происходит вокруг. Его даже не раздражают бинты механика, воняющие копчёной скумбрией. Это он научил меня покидать тело и выкручивать все эти штуки.

Гретхен, захлопнув окно, сказала, что сегодня я веселее обычного, и улыбнулась. Иногда мне кажется, что я единственный её друг. Олега она боится, а со мной говорит, как кухарка с солдатом, которому завтра умирать на испанском фронте. Она явно знает обо мне что-то лишнее и смотрит с осуждением. Я даю ей насладиться плодами справедливости, которую она сама не решилась бы вершить, но которой радуется бесконечно.

Я устал от неё, я закрываю глаза и выхожу из своего тела, теперь мне это просто. Блаженный Олег рассказал мне вовремя, как пользоваться этой прекрасной возможностью. Я бы посмеялся над ним, но с детства подозревал, что сумасшедшие одни знают правду.

Олег пришёл в палату неделю назад. Три дня он молчал, а потом стал рассказывать мне о своей жизни. Он с детства был придурковатым и своенравным. Одноклассники его били, отец презирал, друзья отбирали деньги, но он не обозлился на мир. Эта редкая форма несгибаемости, рождённой слабостью, раздражала старослужащих, когда он попал новобранцем в танковую роту. Однажды на окружённом башкирскими соснами плацу во время построения вместо «Я» он крикнул «Яп», чтобы было веселее. Дембель, который не решался в первый год службы выкрикивать всякие глупости, был возмущён. Он сказал Олегу:

– Положено кричать «Я».

– Значит, ты кричишь правильно, молодец, – сказал Олег, и дембель рассвирепел.

– Будешь кричать «Я»? Будешь? – орал он, сжимая куриное горло. Олег слова сказать не мог, но и головой не кивал. У него инстинкт самосохранения работал неисправно. Он не шёл на принцип, но и не соглашался на «Я». Дембель таких чудаков ещё не встречал: не рассчитал сил. Олег потерял сознание. В казарме все перепугались, попрыгали с железных двухэтажных коек. Олег в этот момент поднялся, отошел от сутолоки к стенке, повернулся и на полу увидел лежащего себя. Он испугался и закричал: «Спасайте меня!», и у его телесной оболочки зашевелились губы, но вместо слов пошла пена изо рта.

Два дня в лазарете Олег веселился. Он наслаждался возможностями, которые появились у него. Он летал ночью по гарнизонному городку. Сначала подглядывал за офицерскими жёнами, потом за нормальными женщинами в соседней Уфе. Когда подходило его увольнение, он исследовал каждый уголок каждого города в мире.

После демобилизации жизнь на гражданке раздражала его. Однообразие и предсказуемость армейских будней мало отвлекали его от астральных путешествий. А в свободном мире ему приходилось решать кучу надуманных проблем: выбор профессии, женитьба, рождение сына, общение с родителями. И все люди навязчиво требовали эмоционального отклика на глупые просьбы.

Были в реальности и моменты просветления. Как-то раз знакомый взялся следить за Олегом.

– Я завернул в подворотню, подкараулил его и говорю: «Что за мной ходишь?» – рассказал он мне очередную историю, а потом наклонился к моей щеке и шепнул: – Несладко тебе? Ты не отчаивайся. Ты тоже сможешь летать, это сразу видно. Только вспомни, в детстве оказывался ты в темноте и в сиянии одновременно? Вижу, что оказывался. Ночью, когда начнёшь засыпать, не оставляй свои мысли в голове, а отправь их вместе с разумом. Спящий человек – страшное дело, он без разума. Мысли, сумасшедшие, бьются в голове и не знают, что им делать. Сон – это сумасшествие, а сумасшествие – это ненормально. Значит, мы все можем летать. Только не верим в свои силы. Однажды – хоп! И понимаешь, как это просто. Попробуй. Видел ты тёмное сияние? Вспомни, вернись в своё детство.

Я вспомнил. Моё осознание себя началось с двух событий, произошедших практически одновременно. Сестра читала книгу со Скруджем МакДаком, нарисованным в обнимку с телескопом на обложке, и рассказывала мне, что у каждого человека есть девять жизней, и после смерти мы все воплощаемся в другое существо: птицу, кошку, дерево. У меня была кроватка с решётками. На одном из прутьев были деревянные бусины. Чётки или погремушки, я помню, как по ним учился считать. В комнате было темно. Из-за закрытой двери сочился свет, я понимал, что семья не спит. И тут мне в голову пришла мысль: я могу уснуть, а проснуться деревом, и не успею попрощаться с родителями и сестрой. А что было потом? Чёрное сияние.

Второй случай был чуть раньше или чуть позже. Тогда для меня ещё не было времени. Я просто был. Я был монолит. Когда время тронулось, я стал меняться и исчез, но тогда я был. Родители впервые повезли меня к морю. Мы летели в самолёте. Пепельницы в подлокотниках были полны окурков. И я вдруг подумал: когда мы ходим по земле, мы видим небо, но если самолет летит в небе, что сверху? Я прижался к холодному стеклу иллюминатора, посмотрел туда, где должен был находиться голубой купол, и увидел темноту. Темноту своей спальни. Тогда я испугался. Но теперь я знаю: эта темнота – только обиталище нашего разума.

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за февраль 2018 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению февраля 2018 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.