Дневник ухажёра, или Любовь украдкой

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за сентябрь 2023:

 

На чтение потребуется 1 час 25 минут | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Мне было лет, наверное, пятнадцать, когда моя бабушка Александра Михайловна научила меня любить книгу...

Только не подумайте, что она вставала в позу колхозницы (знаменитая работа скульптора Мухиной «Рабочий и колхозница») и громогласно произносила: «Любите книгу, понимаете ли, источник знаний!».

Нет, всё было совсем не так. Хотя, честно признаться, в позу колхозницы бабушка вполне могла бы встать.

Всё-таки она была замужем за военным. Пусть не каким-то там строгим военным, а всего лишь полковым писарем, обладающим, согласно должности, каллиграфическим почерком.

После того как писарь, он же мой дедушка, ушёл на пенсию и поселился с бабушкой на юге, Александра Михайловна, будучи женщиной властной и отнюдь не дурнушкой, попила немало крови моему дедушке, который, страдая от ежедневных скандалов, начал писать каллиграфическим почерком стихи разным другим дамам, и те, вероятно, ценили и уважали его гораздо больше, нежели моя бабушка...

В молодости бабушка была действительно очень красива. В проходной комнате нашей трёшки висел портрет юной самовлюблённой дамочки в сиреневой шляпке, написанный цветными карандашами неизвестным художником.

Комната сдавалась отдыхающим, обычно мужчинам, которые, разглядывая портрет, частенько спрашивали:

– Это вы, Александра Михайловна?

– Я, – без тени смущения отвечала бабушка и приосанивалась.

Все смеялись…

Страсть к сочинительству (вместо слова «страсть», я хотел написать слово «любовь», но потом понял, что это всё-таки страсть), – так вот, страсть к сочинительству у меня, скорее всего, от деда. Однажды я написал такие стихи:

 

Четыре года мне, я масенький

рассыпал плашки домино,

а на стене шкребутся часики,

и бьётся бабочка в окно.

А за окном на клумбах розочки,

накрыли в спаленке обед,

где на коврах пасутся козочки,

а дед купил... велосапед.

На нём кручу, верчу немыслимо,

кричу какие-то слова,

и ни врагов, и ни завистников,

и мамочка ещё жива...

 

Впрочем, я отвлёкся, а хотел ведь рассказать о том, как в безмятежном подростковом возрасте моя бабушка, Александра Михайловна, научила меня любить книгу...

Кстати, книг в нашем доме было не так уж и много.

Все они стояли ровными рядами: повыше – слева, поменьше – справа, и я не помню, чтобы их часто доставали и читали.

Но вот одну из них доставали чаще других, и случалось это, как правило, во время дружеских застолий, когда участнице этих застолий – моей маме – нужно было прихвастнуть чем-нибудь этаким...

В разгар веселия она доставала эту большую, тяжёлую (около 1000 страниц!) книгу (потом я узнал, что такие книги называются фолиантами), и гости передавали эту книгу в твёрдом роскошном переплёте друг другу и начинали ахать и охать:

– Пушкин? 48-й год издания? Весь в одном томе? Не может быть!

Ну и всё в том же духе.

Мама, помню, покрикивала на гостей, чтобы на книгу, не дай бог, не пролили вино, и, когда восторги были исчерпаны, книга возвращалась на своё место в шкаф....

 

В те славные юные годы я очень нуждался в деньгах. Не скажу, что я прямо страдал от их отсутствия, но меня очень донимали генеральские строгости бабушки и чрезвычайная безденежность мамочки.

Но я тогда даже не предполагал, что классики могут помочь решить некоторые финансовые вопросы с совершенно неожиданной стороны.

Не знаю, что именно в один из летних дней натолкнуло меня на мысль отнести тяжелёнький томик, отпечатанный в 1948 году в Москве в первой образцовой типографии имени А. А. Жданова, в ближайший букинистический магазин, который находился в Сочи на улице Конституции.

Прощаясь с книгой, я не без грусти ещё раз посмотрел все иллюстрации, зачем-то потёр о щёку холодную гладь переплёта и, упаковав томик в газету (пакетов тогда ещё было), незаметно выскользнул из дома и побежал в книжный магазин.

Радости строгой очкастой женщины -букиниста не было границ.

Она нюхала корешок книжки, словно принимала мясо в заготконторе, а не Пушкина в букинистическом отделе, долго разглядывала иллюстрации, то снимая очки, то надевая их, сомневаясь, вероятно, не поддельные ли эти самые иллюстрации, охнула, когда увидела год издания, а потом побежала куда-то в подвал, держа том в руках и чем-то напоминая мышку, которая стащила большой кусок сыра...

И только после всех этих манипуляций, мне наконец-то выдали на руку сумму, которую хватило бы, по моим скромным мальчишеским подсчётам, на годовой абонемент в центральный городской кинотеатр.

Я был безумно счастлив. Мысленно я благодарил всех: и дедушку, и бабушку, и маму за то, что когда-то своей давней покупкой они предвосхитили нынешний восторг букинистов.

Я купил себе самое дорогое по тем временам мороженое-пломбир в шоколаде с орехами за 28 копеек, затем, обжигаясь, ел из промасленной бумажки беляш с мясом за 15 копеек (их тогда продавали возле колхозного рынка крикливые продавщицы в кокошниках) и, от души запив всё это кулинарное излишество стаканом грушевой газировки из автомата за 3 копейки, поплёлся домой, ощупывая в кармане помятых шортиков оставшееся богатство...

 

Мамы дома не было. Зато была бабушка, которая, как мне показалось, подозрительно посмотрела на мою довольную физиономию и пробурчала что-то насчёт уроков.

Через некоторое время в квартире раздался ее крик:

– Где Пушкин? Куда ты дел Пушкина?

Я понял, что будет скандал. Но приятные воспоминания о беляше и мороженом напрочь заслонили страх.

Вскоре к орущей бабушке присоединилась мама. Понимая, что просто так от меня ничего не добиться, они привязали меня дедовским ремнём к кровати и заявили, что будут пытать меня до тех пор, пока я не сознаюсь.

Бабушка начала кричать, что меня надо бить плёткой, и я понял, что придётся отдать им остаток богатства и крикнул, чтобы они развязали меня, потому что всё, что связано с Пушкиным, лежит в правом кармане моих потёртых шортиков.

– Он продал Пушкина!– ещё истеричнее закричала бабушка, и я понял, что это конец.

– Кому, кому ты продал Пушкина? – подхватила мама, выдёргивая из кровати с панцирной сеткой простынь и размахивая ею как плёткой.

– В магазин... в книжный... на Конституции, – выдохнул я, понимая, что мне не победить.

Они забрали у меня деньги из шортиков и пошли в книжный.

Не знаю, как они там убеждали продавщицу, но заветный том был принесён домой и на этот раз заперт в книжный шкаф под ключ, который бабушка носила потом на шее вместе с золотым крестиком...

До сих пор тяжеленный томик стоит у меня в книжном шкафу.

Читать его неудобно.

Продать – рука не поднимается…

 

Да, в те времена библиотека была поводом для гордости, наряду с набором чешского хрусталя, югославской стенкой и финской сантехникой. Когда-то из турпоездки по социалистической Чехословакии я пёр два десятки книжек. В Союзе их доставали из-под полы.

Кое-что приобреталось на книжных толкучках. В целях конспирации «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына называли «Таинственным островом». За «Мастера и Маргариту» в начале 80-х давали более тридцати рублей – большие деньги. А. Вознесенский в те годы писал:

 

Попробуйте купить Ахматову.

Вам букинисты объяснят,

Что чёрный том её агатовый

Куда дороже, чем агат.

 

Типичная картинка конца 60-х – начала 70-х годов прошлого века. Новосёлы покупали ребёнку пианино, устраивали его в музыкальную школу и начинали собирать библиотеку.

Свою библиотеку я начал собирать ещё подростком. Конечно, это была незабвенная классика. Я регулярно ходил в букинистические магазины, сдавал макулатуру, которую менял на книжные талоны (за 20 кг макулатуры можно было купить хорошую книгу, за 40 кг – две).

Когда поступил на заочное отделение филфака, думал: домашняя библиотека поможет грызть гранит науки. Увы. Читать стало некогда. Пришлось и учиться, и работать.

В университете в этом плане прибегали к разным хитростям. Вспомнил о них в рассказе…

 

 

 

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в сентябре 2023 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: