Рекламist

Карпина прибежала вся в слезах:

– Шеф меня уволит, я чувствую! Он Ирочку своим заместителем назначил!..

Все удивились: «То есть, как – заместителем?..»

– А вот так! Сам только что мне сказал! – И зашмыгала носом.

Через минуту явился Шеф, ведя Ирочку за руку:

– Я вижу, вы уже в курсе. Извольте соответствовать…

Никто, однако, ничего ему не обещал. Зато жизнь Карпиной превратилась в сущий ад. Все в этой жизни имеет свой предел. За исключением глупости. Ирочка являла собой эту беспредельность, всякий раз подтверждая тезис о том, что дуракам везет, и что-то там про неписаные законы. Следующим утром она попросила Карпину:

– Светочка, ты только посмотри на мою голову!

Светка посмотрела:

– И что?

– Я лысею. Видишь?

– Вроде бы, незаметно…

– Не щади меня. Выпадение ста двадцати волос в сутки – это нормально. Я в журнале вычитала. А вчера подсчитала: у меня за день выпало сто двадцать четыре волоса. Кошмар. Скоро лысая буду.

– А ты читай поменьше! – Разозлилась Карпина.

Вот уж поистине: глупым людям образование зачастую вредит. Уж лучше бы читать не умели…

К трем часам дня Ирочка достала Светку настолько, что та прибежала на кухню жаловаться. Изловила меня в коридоре и, усадив на стул напротив себя, заныла:

– Ох и дура она! Целый день рушит мой мозг! У нее рот совсем не закрывается. О снах своих рассказывает. То ей лось с девятиэтажный дом приснился, то худой Шварценеггер. Сидит и анализирует посредством Миллера.

– Артура или Генри? – спрашиваю.

– Там какой-то третий, специалист по толкованиям. Знаешь, к чему снятся гуси?

– Понятия не имею.

– А я теперь знаю. Если гусь спокоен – это к семейному благополучию; когда орет – к раскрытию тайн; плывущий гусь – к возвращению удачи. А уж если ты ешь во сне гуся – значит, сомневаешься в своих делах.

– С ума сойти.

– Вот я и схожу. А если тебе, не дай бог, насос приснится, то все: жизнь проходит зря!..

– Хватит, – говорю, – а то в Кащенку сдамся.

– Ты мог бы с ней поговорить, чтоб она перестала? – Взмолилась Карпина.

– Попробую.

Я поднялся на второй этаж в приемную Шефа. Ирочка красила ногти. В комнате стоял резкий запах лака.

– Привет, – беззаботно улыбнулась Ирочка. – Проблемы?

– Не совсем, – отвечаю. – Вы могли бы выполнить одну мою просьбу?

– Смотря какую, – состроила глазки Ирочка.

– Абсолютно невинную. Ваш поток сознания нервирует Свету. Не могли бы вы умерить красноречие, оставив его за пределами офиса?

Ирочка распахнула свои глазки и, как ни в чем не бывало, сказала:

– Это не ваша просьба, а ее. Ладно. – Она подула на ногти. – Передайте Светочке, что я не буду ей мешать трепаться по телефону.

– Этот треп называется переговорами, – уточнил я.

Обиды, вроде бы, удалось избежать. Но не прошло и часа, как Светка снова затащила меня на кухню:

– Она точно из психушки сбежала!

– Что, – спрашиваю, – опять стряслось?

– Сидит и свою башку измеряет.

– Не понял…

– Говорит: «Пикассо вывел формулу, что у гениев глаза расставлены широко, и чем дальше друг от друга они находятся, тем гениальнее человек». Так эта дура взяла линейку и начала измерения. Меня от нее тошнит!

– Дождись Шефа и пожалуйся, – посоветовал я.

– Как же!.. Выгонит он ее. Скорее от меня избавится. Может, Бекетова на нее натравить?

– Исключено. Она для него – неприкосновенный «одуванчик». И пока не предоставит доказательства блуда, он будет ее любить.

Бекетов полностью подтвердил мою теорию, вывалив кучу оправданий:

– Юность свежа и наивна, – сказал он. – Стыдитесь, пошляки!

– Она Деревьеву глазки строила, – заявила Карпина.

– Совсем наоборот: я же видел! – возражал Бекетов. – И вообще: перестань ей завидовать.

– Это я-то завидую? – Возмутилась Светка. – Чему там завидовать! Тоже мне: девяносто – шестьдесят – девяносто, и это только голова!..

Шеф ничего не хотел слушать. Раздраженно сказал:

– Вот и научите ее работать. Вы тоже когда-то начинали. Передайте опыт, от вас не убудет. Я ночью уезжаю в командировку, через неделю вернусь. Наберитесь терпения. Не сразу Москва, не сразу…

На следующее утро начался подлинный дурдом. Ирочка собрала весь коллектив в кабинете Шефа и объявила:

– Вы все неправильно живете, и потому дела у фирмы идут из рук вон плохо.

– Не замечал, – возразил ей Гудман.

– Вы не в курсе, – отмахнулась Ирочка. – Начнем с одежды. Как вы одеваетесь?

– Самостоятельно, – схохмила Карпина.

– На каждый день недели должен быть свой цвет. Существует фраза «каждый охотник желает знать, где сидит» кто?..

– Кто? – спросили мы хором.

– Представьте себе, фазан! – сделала открытие Ирочка. – Сегодня у нас какой день недели? Среда. Видите, я вся в желтом. Завтра четверг, и все должны быть в зеленом.

Гудман заржал:

– Представляю себе: приходит заказчик, а тут все зеленые сидят. Как жабы на болоте.

– Не смешно. И вообще: посмотрите на себя. Вы знаете, что Леонардо да Винчи вывел правило золотого сечения? Я в журнале читала.

– А я в школе проходил, – съязвил Гельфанд.

– Я принесла сантиметр и весы. Давайте взвешиваться и измеряться.

– Капец, это вешалка, – шепнула Карпина.

– Савелий, – позвала Ирочка Гельфанда, – вы первый. Сколько раз в вас помещается голова?

– Один, и мне достаточно, – раздраженно ответил Савка.

– А вот и неправильно. Голова должна помещаться семь раз. А кисти рук заканчиваться на середине бедра. У вас же они чуть ли не до колен достают. Надо что-то делать.

– Отрубить к чертям собачьим! – Издевался Гудман.

Ирочка все больше распалялась:

– А нос должен помещаться в лице три раза. А у вас что с носом, Савелий?

– Да мне плевать! – огрызнулся Савка. – Что вы ко мне пристали?

– У вас не гармоничное лицо. Как мы можем рассчитывать на удачу в деле?

– Это не Леонардо, а Геббельс какой-то! – Возмутился Савка.

– Становитесь на весы! – Командовала Ирочка.

– И не подумаю!

Она пристала к Гудману:

– Тогда вы. Какой у вас рост?

– Сто семьдесят пять, а что?

– По закону ваш вес должен быть сто семьдесят пять минус сто десять. То есть, шестьдесят пять килограммов. А вы сколько весите?

– Под девяносто.

– Надо худеть, – приказала Ирочка.

– Еще чего! И, кстати, куда делись мои сливки из кухни? Где сахар и йогурт? Я только вчера купил и принес…

– Все белые продукты вредны для организма, так что я их выбросила. Не обижайтесь, я же о вас забочусь!..

Мы смотрели на нее как на безумную, и лишь Бекетов любовался образом невинного «одуванчика». В конце концов, я не выдержал:

– Предлагаю, – говорю, – Гельфанду укоротить грабли, Гудману отсосать лишний жир, а меня забить в пол по самую шляпку; Светку обрядить во все цвета радуги и дружным коллективом отправиться в «Белые столбы», а то нас там уже заждались!..

– Не остроумно, – парировала Ирочка. – Я, между прочим, руководствуюсь самой прогрессивной моделью управления компанией. Существует три категории: авторитарная, демократическая и семейная. Я – за третью. Именно она позволила Японии выйти на ведущие позиции среди индустриально развитых стран. Представьте, что мы все – одна семья. Вы, Евгений, какую нишу намерены занять?

– Это решат в крематории, – говорю.

– Нет, я – серьезно, – допытывалась Ирочка.

– Если иметь в виду коллектив как семью, то я в нем – внебрачный сын. В смысле, внештатный сотрудник.

– Ничего не поделаешь: племянница, – обреченно вздохнула Карпина.

– Принцип кумовства и родственных связей, – шепотом согласился Гудман.

– А я готов! – Предательски расцвел Бекетов. – Можно, буду вашим кузеном?

– Хватит бредить! – Не выдержала Светка. – Мне заказчику пора звонить. Ирочка, я вам не помешаю?..

И все с готовностью ринулись к выходу. До пятницы Ирочка не выказывала признаков бурной деятельности, время от времени доводя одну лишь Карпину до состояния тихой истерики.

– Я вчера так классно поклубилась! – Щебетала Ирочка. – В Электростали так не поклубишься!

Карпина чуть зубы себе скрежетом не стерла. Гудман хмурился и считал дни до возвращения Шефа.

А в субботу Ирочка распорядилась:

– Завтра у нас семейный поход на Арбат! Всем надеть фиолетовые шарфики.

– Зачем? – Робко спросили «члены семьи».

– Третья модель: вместе работаем, дружно отдыхаем, – объяснила она.

– У меня ноги болят, – сказал Гудман.

– Мне ролик во вторник сдавать, а там еще конь не валялся, – сообщил Гельфанд.

– Контрреволюционные речи говорите, Филипп Филиппыч, – отреагировал Бекетов.

Савка, давно привыкший к Бекетовским цитатам, вяло отмахнулся:

– Меня сейчас больше Фокс интересует…

Ирочка строго предупредила:

– Неявка на мероприятие будет рассматриваться как презрение к коллективу. И об этом я доложу Шефу!

Если вы никогда не попадали «под каток» некомпетентности, то вам сильно повезло. Мы же попали и пригорюнились. Утром собрались в офисе. Ирочка раздала фиолетовые шарфики:

– Это вам. Специально купила. – И представила общественности невзрачного вида накачанного бугая: – Знакомьтесь, мой бойфренд.

– Руслан, – пробасил качок.

Бекетов побледнел от ненависти. Всю дорогу в метро косился на Руслана и пыхтел. Гельфанд его успокаивал:

– Потерпи часок: пошаро.бимся слегка и разбежимся. Я сам ее терпеть не могу!

Гудман ворчал:

– Надо было сразу ее послать. Придумала тоже… Мы – взрослые люди! Женька, а ты-то что приперся?

– Мне, – говорю, – работа нужна, вот и подхалимничаю.

На Арбате нас приняли за иностранную делегацию. Предлагали матрешек: сначала по-английски, потом перешли на родной. Деревьев возмутился:

– Уберите от меня сию беременную куклу! Я сам – художник!

Руслан купил Ирочке букет цветов, похожий на яркий веник. Бекетов разозлился окончательно:

– Швондерова работа! Я этого Швондера собственными руками пристрелю!

На подступах к Смоленской площади Ирочке вздумалось отобедать в «Сан-Марко». В принципе, любой общепит я всегда презирал, предпочитая индивидуальную закуску. Согласитесь: килька в томате вкуснее раздавленной котлеты. Но это еще полбеды: дело в том, что среди нас был Деревьев, а он, как известно, никогда не платил за себя в ресторанах. При этом обладал отменным аппетитом. Мишка подвалил к Ирочке и честно признался:

– Я на нулях.

Однако Ирочка проигнорировала эту важную информацию. Зайдя в помещение, мы заняли места за столиками. Ирочка села с Русланом, пригласив в свою компанию Карпину и Гудмана. Деревьев, Гельфанд, Бекетов и я расположились за соседним столом. Я предупредил, что буду исключительно пить кофе. Савка с Толиком меня поддержали. И лишь Деревьев сделал небрежный жест:

– Гулять так гулять! – И вольно распорядился: – Мне свиные ребрышки, пиво и мясо в горшочке.

– Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу, – предупредил Бекетов.

Мишка ел быстро. Гельфанд следил за каждым куском, исчезающем в пасти Деревьева и, должно быть, учился. Наконец, принесли счет. Коротконогая официантка встала между мной и Деревьевым, обозначая нетерпеливое ожидание. Я заплатил за кофе, сожалея о потерянных пятидесяти рублях: уж лучше бы пива купил. Бекетов и Гельфанд тоже протянули ей купюры: каждый по «полтиннику». Деревьев сидел как вкопанный. Официантка повернулась к нему:

– Молодой человек, я жду!

Деревьев побледнел и жалобно охнул:

– Что-то мне нехорошо. Сердце с утра пошаливает…

– Мы будем платить или нет? – Возмутилась официантка.

Мишка схватился за левую грудь и, закатив глаза, попытался завалиться на спину вместе со стулом, но работница ресторана была начеку: она схватила его за шиворот и, вернув в прежнее положение, заявила:

– А ну перестань. Я тебя знаю. На прошлой неделе тот же фокус выкинул. Немедленно плати!

Из-за соседнего столика подскочила Ирочка:

– Что случилось?

– Ничего страшного, – говорю. – Обычный инфаркт. У Мишки их уже тысяча.

– Какой ужас!

– Лучше заплатите за него, а то подохнет: либо здесь, либо в милиции.

Ирочка обратилась к официантке:

– Сколько мы должны?

– Тысячу двести, – с безразличием бросила она.

– Я рассчитаюсь.

Деревьев порозовел и оживился:

– Спасибо, мэм. Но я предупреждал!.. Безденежье – вот бич интеллигента! Когда б не вы – совсем бы я пропал, и превратился б…

– …в горе-импотента! – Издевательски закончил Бекетов.

Прогулка была испорчена, и все разошлись по домам. На обратном пути Гудман возмущался:

– Ведь Шеф – опытный мужик. Как же он мог?!

– «Домашние ваши – враги ваши», – цитировал я.

– Это точно, – соглашался Левка. – Я тоже с Ленкой намаялся. А с Надькой – ничего. А все потому, что живем по разные стороны баррикад!

Не могу сказать, что разделяю его мнение…

А утром нас ожидала катастрофа: в офис пришел пожарник и потребовал начальника. Светка Карпина тут же отстранилась:

– Ирочка у нас главная – с ней и беседуйте!

Пожарник, дюжий мужик лет сорока, на Ирочкины глазки не отреагировал, и начал просто:

– Проводка в доме старая, и все должно соответствовать.

– Мы здесь уже давно работаем, – растерялась новоиспеченная начальница.

– В курсе, – оборвал ее пожарник. – Это и странно. Вон сколько у вас аппаратуры. А кто ответит, если все это у вас – бац! – и все?..

– Я не знаю, надо у дяди спросить, – лепетала Ирочка.

– И вообще, – не обращая внимания на ее слова, продолжал пожарник, – где ваш план по эвакуации в случае пожара?

– Он был, – призналась бедняжка, – но я его выбросила.

– То есть – как?

– Он висел на самом видном месте, а это не эстетично.

– Может быть, – согласился инспектор, – зато правильно висел. Что будем делать?

Он явно вымогал взятку, но Ирочка не поняла. Она захлопала глазками и забормотала:

– Я должна позвонить дяде, я не знаю…

– Не надо никому звонить, – настаивал проверяющий. – Если мы все хором начнем названивать, ни одна АТС не выдержит. Давайте решать.

– Что? Как?.. – Ирочка совсем растерялась. Конечно, ей надо было призвать на помощь Светку, но злопамятная Карпина удалилась на кухню в ожидании развязки.

Пожарник потерял терпение:

– Почему у вас ксерокс в углу стоит? По инструкции он должен располагаться в полуметре от стены! Безобразие. Я опечатываю ваш офис.

– То есть – как?!

– Очень просто. Печатями. И не вздумайте вскрывать. А по всем вопросам обращайтесь к Николаю Кузьмичу.

– Кто это? – чуть не плача, спросила Ирочка.

– Заодно и узнаете, – строго ответил пожарник тоном, не терпящим возражений.

Гельфанд протестовал:

– Что это значит? Мне завтра ролик сдавать!..

– К Николаю Кузьмичу, – как заведенный, твердил инспектор. – А сейчас – все на выход! Осторожно, двери закрываются!..

Стоя у опечатанной двери офиса, Карпина потирала руки:

– Доигралась наша фэн-шуистка!

– Злая ты, Светка, – сказал я. – Посмотри, она чуть не плачет.

Ирочка стояла на углу дома, совсем одинокая и такая жалкая, что хотелось ее обнять.

– Так ей и надо, – жестоко резюмировала Карпина. – Не в свои сани не садись!

Конечно, Шеф, вернувшись, урегулировал все вопросы. Гельфанд пришел к нему с видом триумфатора:

– Признайтесь: я – молодец. Наколол инспектора. Вовремя поставил ролик на просчет. А ведь мог бы и компьютер выключить.

– Да, вы – профи, – хмуро согласился Шеф.

Но сие признание показалось Савке недостаточным:

– А вы представьте, я бы выключил, и что тогда? Хлоп – и все? Какие убытки! Скандал! Неустойка!..

– Чего вы добиваетесь? – не выдержал Шеф.

– Премии. – Гельфанд даже обиделся.

– Хорошо. На следующей неделе.

– А как же обмыть возвращение?

– Тогда же и обмоете, хотя не советую, – раздраженно пробубнил Шеф.

А Ирочку мы больше не видели. По сведениям, исходящим от Шефа, она устроилась в компанию, где работал ее бойфренд. Не Руслан – другой. Не знаю, почему, но все равно ее жалко…