Шоумэнъ

 

 

 

  Родясь в России, бессмысленно ожидать, что тебя назовут как мачо. Имена Марчелло и Бенвенутто непопулярны. К Рональдам относятся скептически. Адольфов готовы линчевать. Полстраны заселено Сашами. Я уже привык к странным диалогам по телефону. Например:

– Здорово, Санек!

– Привет.

– Узнал?

– Не совсем…

– Ну и нажрался ты вчера!

– Что-то не припомню…

– Еще бы!

– Простите, вы кто?

– Ой, ой, ой!..

– А если подумать?

– Сань, что с твоим голосом? Барабанов, это ты?

– Не угадал!

  И короткие гудки…

  Илья Маркович Блинцовский обладал прекрасным нюхом и искрометным чувством юмора. Он работал нюхачом на парфюмерной фабрике. Оценивал новые ароматы. Однажды его попросили дать название свежеизобретенному продукту. Этот продукт был придуман польскими друзьями. Илья Маркович выдал: «Может быть». Начальник нахмурился:

– Попахивает блядством…

– Может быть, – подтвердил Блинцовский.

  Зато и аромат, и название понравились Галине Брежневой. Она лично приехала на фабрику и, решив, что Илья Маркович и есть автор новых духов, расцеловала Блинцовского в обе щеки. Он даже учуял, как пахнут ее брови, пообещав раскрыть эту тайну перед смертью своим детям. Чуть позже Блинцовский напрягся еще раз, и дал название другим духам: «Быть может».

  А потом жена родила ему девочку, но получился скандал:

– Девочка – это прекрасно, – обрадовался Илья Маркович. – Назовем ее Радиолой.

– А сына как? Магнитолом? – Возмутилась жена.

– Быть может…

  Сошлись на имени Люся. А еще через год у них родился мальчик. Тут Блнцовский настоял на своем, и нарек его Рикардо. Поначалу супруга бесилась, а потом привыкла – тем более что смуглый малыш действительно чем-то напоминал латиноамериканца.

  К юбилею Клары Цеткин Блинцовскому поручили дать имя очередному пахучему творению: случай с Галиной Брежневой начальство не забыло. И тут Илья Маркович взорвался названием: «Да пошел ты». Возможно, в нем взыграла ненависть к режиму. Нюхача уволили с фабрики. Его имя предали партийной анафеме, запретив упоминать даже в местных курилках. Блинцовский не без труда устроился сторожем автобазы. Начальник-интернационалист им гордился:

– У еврея не сопрешь…

  Материальное положение Блинцовских переживало дефолт. Илья Маркович предрекал:

– Я поднимусь, когда все грохнется.

– Страна на подъеме, – возражала супруга.

– Тем лучше, – таинственно улыбался Блинцовский.

  Дети, между тем, подросли: Люся уже училась на журфаке в МГУ, а Рикардо все маялся. Его постоянно избивали пьяные незнакомцы, подозревая в наличии ума. Виной всему было его оперетточное имя и манера передразнивать собеседника. К тому же, впереди маячила советская армия и прочий антисемитизм. Рикардо устроился работать грузчиком, и за полгода скопил достаточную сумму для того, чтобы убедить военкома в наличии у себя хронического плоскостопия. Тем более что у него появился шанс поступить в ГИТИС на эстрадное. Окончив ВУЗ, Рикардо стал пародистом. Его пародии отличались особой злобностью, поскольку тексты он придумывал самостоятельно. В эпоху горбачевской гласности Рикардо распоясался настолько, что нес со сцены отсебятину, не боясь начальства из Москонцерта. К примеру, пародия на певицу Толкунову звучала так:

 

  Я живу с бомжами да уродами:

  Выхожу на двор, а под сугробами

  Носики-курносики сопят…

 

  При этом манера певицы передавалась идеально. Зрители выли от восторга. Утомившись от старой репризы, Блинцовский написал новую:

 

  Стою на полустаночке

  И пью портвейн из баночки…

 

  Толкунова не обиделась и на это – тем более что зачастую они выступали в одном концерте. Но когда пародист заменил портвейн на «мочу» – не выдержал какой-то родственник певицы. Он поймал имитатора в гримуборной, где порвал ему нижнюю губу. Блинцовский воспринял это как должное:

– Шрам придал мне шарм!..

  К его шарму потянулись поклонницы. Их были сотни – пленительных красавиц, и просто девушек. Рикардо не отказывал никому. Его любвеобильность была масштабной, как своды Кафедрального собора. Просыпаясь утром с очередной жрицей любви, он восторгался:

– Богиня! Я славлю нашу ночь…

  Богинями он называл всех возлюбленных: это избавляло его от труда запоминания имен. Правда, утренние расставания были чреваты истериками. Иные девицы возмущались:

– Ты же обещал увезти меня в Москву!

– О, страсть, насколько ты фальшива! – Сокрушался Рикардо, артистично вскидывая голову.

  Девушка из Череповца так избила его пуантами, что Рикардо и сам удивился. В Челябинске на набережной реки Миасс его подстерег матрос речного флота, и с криком «вот тебе за Ксюху!» едва не столкнул в воду: нападавшего вовремя оттащили прохожие.

  Но однажды судьба отомстила артисту: Рикардо влюбился. Не так, чтобы уж очень, а окончательно. Его избранницей стала поэтесса из Барнаула. Чернявая лупоглазая бестия Рената вскружила голову ловеласу посредством интеллекта. Ее речь была витиеватой и загадочной. К примеру, она никогда не употребляла глагол «говорю», предпочитая «транслировать», «озвучивать» и «повествовать». Зато постоянно смеялась над Рикардо. К примеру, утверждала:

– Ты – ретранслятор глупости, интеллектуальный оборванец, и лишь в гробу будешь выглядеть прилично.

– Во мне зреет страсть, истощенная похотью, – парировал Рикардо.

– Великосветский холоп! – Линчевала его поэтесса.

– Ты для меня – обзорная экскурсия по раю! – Продолжал восторгаться он. – Хочешь, я изображу влюбленного опоссума?

– Заостренный тупица! Думаешь, что прочел меня как книгу? Да ты освоил только первую главу!

– Какую? – Терялся Рикардо.

– Введение в меня как в личность!

  Пародист, поглощенный чувствами – это почти трагедия. Рикардо притащил свою избранницу в Москву и представил родителям. Мать сказала:

– Проходите, проходите, в нашем доме любят русских. В честь вашего приезда я зажарила утку. Кстати, с чем рифмуется слово «утка»?

– Проститутка? – Шутливо предположил Блинцовский-старший.

  Словом, отношения у них не сложились, и Рикардо пришлось снять квартиру в Колокольниковом переулке. Даже по его доходам это было дорого, но Рената наотрез отказалась жить в другом районе. Пародист подсчитывал ущерб, но крепился. Правда, в его творчестве появилась неслыханная дерзость. Начитавшись Ницше, он проникся мыслью, что для стяжания собственной славы необходимо оскорбить как можно больше знаменитых людей. И он стал прямо со сцены обзывать известных артистов. Пуга Алычова и Полип Киркодлов, Угорь Неканаев и Урина Аллергентова, Фанерий Ремонтьев и Сосия Вротару стали венцом его умственных способностей. Прототипы скрежетали зубами, но в суд почему-то не подавали. Распоясавшись, Рикардо нарек патриарха эстрады Кобзона «Кобздюком». К нему подослали широких размеров секьюрити с просьбой узнать, что именно остряк имел в виду. Охранник интеллигентно поинтересовался:

– Говорят, ты борзеешь в корягу?

– Крик души не заткнешь! – Образно молвил Рикардо.

Тогда же он сотворил пародию на группу «Божья коровка», спев:

 

Он тебя не поцелует, не простит:

  У него банальный гнойный простатит.

 

  Спустя пару дней поклонники вышеназванной группы встретили его у служебного входа в Москонцерт…

  Между тем до влюбленного стали доходить слухи о похождениях его прекрасной пассии. Однажды ему позвонил на съемную квартиру доброжелатель и сообщил, что избрал Ренату «Мисс оргазм – 98». Рикардо попытался устроить скандал. Рената сделала вид, что собирает вещи. Певец встал перед ней на колени:

– Я так тобою болен! О, где найти врача?!..

– У меня есть один патологоанатом, – бессердечно ответила поэтесса.

  Потом были бессонные ночи в поисках возлюбленной по клубам и казино, и вновь скандалы, вещи и театральщина…

  Она ему даже не лгала. Рикардо возмущался:

– Зачем ты таскаешься к дрессировщику Ращупкину? У него же, кроме ежиков, за душой ничего нет!

– Зато у нас с ним отношения, – отвечала Рената.

– Близкие?

– Герметичные, – уточняла она.

  Или:

– Тебя снова видели на улице с клоуном Первищевым.

– Это ты клоун, а он – мастер экстремальных наслаждений!

– Например? – Не унимался ревнивец.

– Пописать в кредит!..

  Потом она перестала ему готовить еду. Пищевой рацион свелся к аскетическому минимуму: на завтрак – скандал, на обед – истерика, на ужин – развод. Даже когда Рикардо спал, Рената умудрялась отвешивать ему оплеухи со словами:

– И во снах ты бездарен!

  В итоге они расстались. Рената выпустила в свет сборник стихов «Желанье ядерной войны» и вышла замуж за гитариста с длинными черными дредами. Гитарист исполнял «рэп», в перерывах между песнями ненавидя страну. Супруга разделяла его убеждения.

  Рикардо же катастрофически не повезло: дефолт 98-го обрушился на него насколько неожиданно, настолько и беспощадно. Расплата за экономические просчеты переплелась с банальной бытовухой. Сначала инфляция «съела» его сбережения, потом прекратились гастроли, и, наконец, его так сильно прищемило дверью лифта, что пришлось прибегнуть к госпитализации в связи со смещением позвонка. Блинцовский-старший нанял на последние деньги костоправа, но тот оказался обычным шарлатаном, исповедующим переломы как панацею от инсультов. Рикардо с трудом поднялся на ноги, но стал ходить, кренясь набок. Впрочем, он не утратил своего прежнего лоска: костюм с медным отливом, синяя бабочка и лаковые ботинки выдавали в нем господина, готового к неожиданному обогащению.

  Именно таким и предстал Рикардо в вечер нашего с ним знакомства. Стоя за кулисами театра на Таганке, где проходил эстрадный концерт, пародист признался:

– Вам хорошо: вас Розенбаум не ищет. А мне не сегодня – завтра морду набьет.

– За что? – Спрашиваю.

– Я пародию на него написал: «Покажите мне Москву, москвичи! Мне сказали – «Ты пойди, под…»

– …Спасибо, – говорю, – это – серьезно. Тут есть на что обидеться.

– У меня кризис жанра, – вздохнул Рикардо. – Слышал, вы пишете стихи?

– Обожаю рифмовать. Особенно «Европу».

– Напишите мне текст, – взмолился он. – Артисты нынче нервные, не то, что раньше. Я Магомаева лосем сохатым называл, и – ничего. А тут слово скажешь – секьюрити затопчут!

  Интересуюсь:

– Кого будем пародировать?

– Только не Ельцина. Его любой алкаш в подворотне сымитирует. Предлагаю пройтись по классике.

– Например?

– Николай Сличенко и цыганщина. «Хрен ты мой опавший» или что-то в этом роде.

– По-моему, Сличенко в юности занимался боксом, – предположил я.

– Не настаиваю, – спохватился он. – Но надо держать нос в смысле ветра!

И я пообещал Рикардо что-нибудь придумать. Прошел месяц со дня нашей встречи, и я уже почти о ней забыл, но пародист напомнил о себе по телефону:

– Как там мой текст? Я готов встретиться.

  Пришлось что-то врать про чудовищную занятость. Рикардо напирал:

– Вы – собрат по цеху, и вам не стыдно? Даю вам три дня. – Он говорил так, словно я подписал контрактные обязательства.

– Хорошо, – выдохнул я, – только не давите.

– Какое давление? Меня тоже поджимает! Я как заблудший еврей, прозябающий в пустыне. Кстати, моя наличность к вашим услугам!..

  Давно бы так…

Мы договорились, что я напишу пародию на Гребенщикова. Этот питерский «гуру» давно уже раздражал меня своей многословной тарабарщиной, да и Рикардо согласился:

– Идеальная мишень: так можно скулить часами и писать километрами!

  Километров, конечно же, не получилось, но кое-что нацарапать удалось:

 

  Иннокентий вращает бумажку в руках,

Потому как сидит в туалете.

Цель – икру наметать и рассыпаться в прах, -

Это все – Иннокентия дети…

 

  Пародист весело потирал руки:

– И это только начало! Я уничтожу любую бездарность! Пропесочьте Макаревича: я научился так же гнусавить…

  Пришлось срочно написать что-то вроде этого:

 

  Вагонные споры трофической язвы

  Я в поезде скором нашел.

  Теперь я – несчастный, больной и заразный,

  А вам, сволочам, – хорошо!..

 

  Рикардо зашелся от восторга:

– Теперь они задумаются. Халтура не пройдет! Приглашаю вас на мое выступление в театре эстрады в субботу. На служебном входе для вас будет лежать билет, и мы рассчитаемся…

  За билет пришлось выложить приличную сумму. Я чертыхнулся, но заплатил. Все первое отделение меня усиленно развлекали клоунессы и частушечники. Пожилой юморист шутил про тещу, ненавидимую зятем, и про неверную жену, покуда муж в командировке. В его рассказах фигурировали толстые вздорные соседки и суровые глупые начальники. Зал истошно хохотал. В антракте публика озаботилась проблемой буфета: здесь продавались бутерброды с колбасой и дорогой коньяк. Я ограничился не менее дорогой порцией мороженого. Уж лучше бы выпил!..

  Во втором отделении, наконец, объявили Рикардо. Он вышел в аквалангической маске, и с ластой на голове. В руках у него была гитара. Он взял минорный аккорд, и запел голосом Макаревича. Мой текст невозможно было узнать: мало того, что исполнитель вставил в него заборные выражения – он активно иллюстрировал их неприличной жестикуляцией. В его интерпретации певец выглядел хулиганствующим шизофреником. Я бы на его месте обиделся. Зрители сдержанно хихикали; мне же, дабы не чувствовать себя идиотом, пришлось незаметно покинуть очаг культуры.

  Рикардо позвонил поздно ночью:

– Почему вы ушли? Надо уметь наслаждаться успехом!

– Скромность, – говорю, – мешает.

– Учитесь: в моих объятьях две богини, мы с ними пьем за мой талант! Согласитесь: вы указали направление, а путь я освоил сам, так что никто никому не должен…

  «Жмот», – подумал я, а вслух сказал:

– Надеюсь, на вас обрушатся достойные награды.

– Вот увидите, – пообещал он. – Я буду их носить еще при жизни!..

  …Макаревич бить Рикардо не стал, поскольку так и не услышал пародию, ибо через месяц имитатор случайно сжег себе связки, выпив с похмелья уксус вместо водки. Полгода он лечился, но прежнего голоса так и не обрел. Зато обнаружил в себе острый нюх, и устроился на парфюмерную фабрику, пойдя по стопам отца. Нюхач время от времени звонит мне и хрипло проповедует:

– Запахи бодрят. Нос – страшное оружие, если он – острый.

– Как у Буратино? – Уточняю.

– В смысле ветра!..