РеалIST

Виктор Шитов не любил заграницу, особенно – англичан. Втайне от отца мечтал сменить фамилию. Его папаша начинал с фарцовки, в начале 90-х удачно поддержал Ельцина, пригнав к осажденному Белому Дому пару «полевых кухонь», и уже через год открыл свой первый супермаркет. Он считал себя купцом. Правда, купечество все больше напоминало уклонение от налогов, но президент помнил добро. О налогах Шитов-старший знал все.

– Налоги бьют, – учил он сына. – А от ударов нужно уклоняться.

Когда Виктору исполнилось восемнадцать, папа предложил ему пойти в Оксфорд вместо армии. Сын вежливо отказался. Тогда отец устроил его менеджером в своем головном офисе. Через неделю менеджера соблазнила секретарша Эльвира, страдающая хроническим синдромом отсутствия прописки. Спустя еще полмесяца Витя возомнил себя плейбоем, способным оплодотворить всю женскую половину офиса: ему улыбались товароведы, бухгалтеры и продавщицы. Виктором овладела страсть к симпатичному персоналу: все, что двигалось, он пытался поймать и увлечь за собой в постель. Пару раз получал по морде, но чаще – увлекал. Ему стала нравиться фамилия, и он рискнул посетить Англию. Британские таможенники даже не смутились…

В Британии Витя обнаружил, что жизнь в Европе скучна и предсказуема; Лондонские девки – сплошь «синие чулки», а на дорогах – ни одного пьяного водителя. Правда, бизнесом заниматься проще, но взяток давать нельзя. Вернувшись в родительский дом, сын изъявил желание познать Россию изнутри, дабы в будущем достойно вести отцовский бизнес. Заботливый папаша тут же договорился с Адой об участии Виктора в новом шоу.

– Надо дать ему возможность порыться в корнях, – сказал он своей жене, заместителю министра.

– Ты с ума сошел! – возмутилась мамаша Виктора. – Швыряешь сына в лужу шоу-бизнеса! Что скажет Сергей Петрович?..

– Твой Сергей Петрович – вор с замашками прокурора, – хмуро ответил Шитов-старший. – Забыла, сколько я откатил этому бильярдисту? И вообще: не по хрен ли ему?..

…В первый же день съемок Витя поймал меня у микроавтобуса, где

располагалась ПТС. Высказал претензию:

– У меня мало слов в сценарлии.

– Для мытья окон не нужен оратор, – отвечаю.

– А если во мне погибает дикторль?

– Я не Склифосовский, – говорю. – Ваша задача – убедительно орудовать тряпкой. И, кстати, принесите воду из колодца.

Шитов опустил голову и поплелся за ведром. Исчез минут на пятнадцать. Вскоре выплыл во двор в красной майке. На ней большими белыми буквами было написано: «Мандавош». Как позже объяснил сам Витя, когда-то он прочел, что для большего запоминания индивидуальности лучше всего использовать скандальный образ. Так в его голове поселилось вызывающее отвращение слово «мандавошка». Витя взял майку, белую гуашь, и уверенным почерком увековечил омерзительного паразита. Правда, слегка промахнулся с размером шрифта, поэтому слово утратило две последние буквы, зато само насекомое приобрело угрожающий масштаб.

Виктор лез в кадр нагло и уверенно. При монтаже почти не было планов, где не присутствовал бы носитель чудовищного по размерам педикулеза. Девушки шарахались от него как от пациента лепрозория. Гудман, сидя за пультом ПТС, бесился:

– Эктопаразит! Ни одного живого места на картинке не оставил! Ада Цюруповна, скажите вы ему!..

– Сами и скажите, – отмахнулась режиссерша. – Знаете, кто его отец?

– Отец мандавошки – по любому гнида, – резонно заметил Гудман.

Он резал планы, как мог. Потом признался:

– Это еще что! Эмка, мой приятель, был аккредитован в Госдуме. Снимал заседания много лет подряд. А тут нарвался. Обычное, вроде, дело: сидит депутат, на кнопку нажимает. Эмка выстроил кадр, следит. А депутат этот зевнул, пернул, и полез толстым пальцем в нос. Долго он там его вращал: бурил, так сказать, залежи. И, наконец, извлек во-от такущую козявку. Достал и смотрит. Причем, с неподдельным интересом: как будто это не коза, а бифштекс. Эмка снимает и думает: «Сожрет – не сожрет?». А депутат облизнулся, пасть свою распахнул и уже вознамерился принять пищу, но тут увидел, что его снимают, да как заорет: «Прекратить! Дай сюда кассету! Я тебя в порошок сотру, журналюга вонючая!..». А через полчаса Эмке начальник позвонил, сказал, что лишает его аккредитации. Тот соплежуй каким-то крутым единороссом оказался. Вот такие дела…

Виктор все не унимался. Распахнув окно, фальшиво запел: «Она была актрлисою, но абсолютно лысою…». Первой не выдержала Дина:

– Этот блошиный рынок когда-нибудь заткнется?

– Закрой пещеру, – поддержал ее Броня, чувствуя прилив неприязни.

Ада по-иезуитски обрадовалась:

– Отлично! Назрел первый конфликт! Развиваем по Станиславскому: вплоть до мордобоя!

Однако ее надежде суждено было рухнуть из окна вместе с Витей. «Эктопаразит», не допев песню о тяжелой актерской судьбе, поскользнулся на широком подоконнике и с воплем «прлящай, цыганка Сэ-эра-а!» грациозно вывалился на улицу, шлепнувшись лицом в грязную жижу. Из дома донесся истерический хохот участников шоу.

– Трагифарс весьма востребован, – заключила Ада.

Витя тяжело поднялся из лужи и, скроив страдальческую гримасу, упавшим голосом прошептал:

– Рлжете, прляститутки? Да пошли вы!.. – С этими словами он схватил приличный комок грязи и швырнул его в окно. Черное пятно поплыло по золотисто-вишневым обоям.

Ада хлопнула в ладоши:

– И здесь – реклама моющего средства: «Стирашка» на все случаи жизни!..

…Виктор уехал из Хлыновки в тот же день. Гордость не позволила ему продолжить борьбу за симпатии телезрителей. Впрочем, хорошие менеджеры тоже нужны.