Я ненавижу людей

...Я всегда с большой болью реагировал на мучения животных. На живодеров. На бойни. Я терпеть не мог мяса. И то, как папаня уминал свой бифштекс за обедом, у меня всегда вызывало чувство отвращения. Как можно есть живую плоть! Как можно пожирать существо, которое только недавно жило, бегало, махало хвостом, преданно смотрело тебе в глаза, и ты точно знал – вот оно тебя никогда не предаст, потому что животное на это просто неспособно! Как можно поедать своего собрата? Чем мы лучше каннибалов, которые буквально столетие назад (да и сейчас кое-где) едят людей? Чем мы лучше лордов, баронов и князей, всех этих диких людей времен Инквизиции, которые жрали огромные куски жареных туш и блестящий, масляный жир стекал у них по их лощеным, отвратительным подбородкам? Чем мы их лучше? Ничем! Только у нас это все облагорожено, надо есть вилочкой, ножичком... Аккуратненько отрезать кусок плоти и отправить его себе в в рот. Все культурно.

И однажды я сорвался. Тогда мне было лет семнадцать, в моем послужном списке количество жертв перевалило за дюжину. Поползли слухе о новом маньяке-убийце, который убивает всех подряд и совершенно бессистемно. Полиция всего Чикаго безрезультатно охотилась за мной уже два года, но разве они могут меня поймать? Город большой, а в нашем районе я убил всего в общей сложности четверых... Смерти в других районах со мной не связывали, хотя мои способы раз от раза становились все извращенней. Я не мог насытить свою фантазию... Стоп, я немного увлекся.

Был самый обычный вечер, был самый обычный традиционный семейный ужин, у папы был обычный традиционный вечерний бифштекс.

День у меня не сложился с утра, и поэтому к вечеру я был совершенно не в духе. Надо сказать, родители почти всегда правильно понимали мое настроение, и если видели, что я угрюмый или злой, неразговорчивый или просто хмурый – не лезли в душу и ужин проходил практически в полном молчании, что меня, собственно, совершенно устраивало. И черт дернул папашу за язык начать очередную душеспасительную беседу! В такие минуты я его ненавидел больше остальных.

– Кэм, – жуя говядину (сволочь!), спросил папочка, – как прошел твой день?

Тупее вопроса придумать было нельзя! Я ел свой любимый капустный салат, и мне было совершенно не до дурацких разговоров. Я любил есть свой капустный салат, всегда делал это с удовольствием и не позволял никакому ублюдку мне мешать.

– Нормально, – лаконично ответил я, подцепил палочками кусок капустного листка и отправил в рот.

– Как у тебя с Дженнифер? – продолжал папаша, отрезая очередной кусок мертвечины у себя на тарелке.

Дженнифер – моя очередная временная подружка. Как только он узнает об этом? Да и вообще – какое его фиолетовое дело, с кем я сплю?!

Мне бы отмолчаться или сказать "нормально", но тут черт дернул меня за язык. Может, это было оттого, что я был в раздражении от неудачного дня.

– Трахаю каждый день, – с ухмылкой сказал я, засунул в рот пол-помидора и стал жевать, специально громко чавкая.

Мамочка (которая не принимала до сих пор участия в беседе) громко ахнула и выронила ложку. Мне стало так смешно, что я чуть не подавился помидориной, но вовремя сдержался. Это ж надо! Мамуля изображает из себя примерную светскую даму! Обалдеть можно. Ханжа несчастная.

Папа удивился. Только лишь. Вообще, человек он стал в последние несколько лет достаточно флегматичный, мало двигался, немного потолстел и наверное из-за этого стал подобрее.

– Сынок, ты поосторожнее с выражениями, – посоветовал он, кивнув на мамочку, – а то у твоей матери нервный припадок будет, – и он отправил в рот очередной кусок бифштекса.

Мать лишь кинула на меня возмущенный взгляд, громко отодвинула стул от стола, встала, повернулась спиной и ушла.

Внутри я веселился от души. Это ж надо! Не ожидал такого ни от себя, ни от отца.

Само собой, отцу это даром не прошло. Помимо всего прочего, я еще был и чрезвычайно мстительным человеком... Любой, кто нанес мне обиду, рано или поздно за нее расплачивался. Если родителям я раньше как-то сносил все их придирки, колкости, наезды, упреки – только потому, что они родители – то с недавнего времени я перестал их воспринимать как своих предков, а стал воспринимать как взрослых самостоятельных людей, который (это важно!) не имели ко мне уже никакого отношения. Как говорится, Мавр сделал свое дело – Мавр может уходить. Навсегда.

У меня были мысли, как вы уже догадались, наверное, прикончить своего папулю.