Очки

 

 

 

Боря просыпается рано. Он понимает это сразу, ещё не открыв глаза, потому что в его окно солнце светит только на рассвете. Он поворачивается на другой бок, зажмуривается покрепче и старается снова уснуть. Перед глазами не темнота, а какая-то переливчатая радуга – так бывает, когда сна уже нет. Боря пробует считать барашков: бабушка говорит, нужно, чтобы они осторожно подходили к забору и перепрыгивали по одному. Вечером это иногда помогает, а по утрам барашки прыгать отказываются. Да ещё эта открытая форточка – через неё слышно, как щебечут птицы и трещат кузнечики. Никто уже не спит. Только бабушка!

Боря переворачивается на спину и открывает глаза. Окно прямо напротив кровати, солнце соблазнительно бьёт в глаза, но за стеной спит бабушка – и Боре нельзя вставать. Через тонкую дощатую перегородку слышно, как она тяжело, но ровно дышит. «Как проснёшься, смотри сразу на часы: если большая стрелка ещё не дошла до семи, спи дальше», – напоминает бабушка по вечерам, перед тем как выключить свет. Боря кивает: вечером это кажется просто.

Постепенно глаза привыкают к яркому свету, и Боря начинает видеть предметы. Кособокий деревянный шкаф, коробка с игрушками, деревянная лошадка-качалка – это ещё мамина, бабушка не любит, когда Боря сильно на ней раскачивается. Шкаф стоит у стены – большой и расплывчатый. Он похож на грустного слона с хоботом. Саша знает, что на самом деле это рукав его куртки торчит из приоткрытой двери, но всё равно видит слона. Старую лошадку тоже видно с трудом, зато Боря ясно видит на ней всадника с длинными ногам. На самом деле это стопка книжек и свисающие с неё колготки. А вот часы на противоположной стене – просто светлый круг, не похожий ни на что.

Боря чётко видит только стул, потому что он стоит прямо у кровати. На нём аккуратно бабушкиными руками сложена одежда – майка, трусы, носки, шортики. А сверху этой пирамиды – очки. Нужно протянуть руку и взять их, но Боре очень не хочется. Он щурится и растягивает пальцами веки, и глаза получаются как у китайца. Но всё равно видит только контур часов.

 

У Бори скрипучая кровать. Он очень осторожно садится, но бабушка всё равно слышит.

– Борис! – моментально кричит она из-за стенки. – Надень очки немедленно! И посмотри на часы.

– Ты же уже проснулась, бабуль, – ноет Боря, но бабушка не отвечает.

Наконец он напяливает на нос дурацкие очки – и мир становится чётким. Слон и всадник пропадают, и становится видно, что на часах почти семь, без кусочка.

– Скажи, сколько времени, – требует бабушка.

– Почти! – говорит Боря. Он сидит на высокой кровати и болтает голыми ногами. – Можно? Ну, пожалуйста! Ну, можно!

Последние слова Боря произносит утвердительно.

– Можно-можно, – ворчливо откликается бабушка, – сейчас тоже встану, иди пока на травушку.

 

«На травушку» – значит бегать по росе. Как хорошо! Боря, обрадованный, спрыгивает с кровати, быстро-быстро надевает всё, кроме носков, и выскакивает босиком из комнаты. Маленький коридор, терраска по-утреннему холодная. Боря ёжится и вздрагивает от холода. Он придвигает к последней двери детскую табуретку, забирается на неё и отпирает замок. Потом снимает очки, как можно осторожнее кладёт их на перевёрнутое ведро и бежит на улицу. Очки, конечно, падают, но Боря этого не видит.

Бегать по росе – любимое Борино занятие. Раньше, когда бабушка только придумала его закалять, ему это жутко не нравилось. Ногам мокро, холодно, а потом их ещё и мыть нужно. Но однажды так получилось, что он, пока по росе бегал, свалился в бабушкину грядку и уронил очки в канаву. Они были все грязные. Теперь бабушка разрешает ему бегать без очков – но только вокруг дома, потому что там нет ни канав, ни грядок, ни даже кротовьих нор. А недавно Боря ещё выторговал у неё разрешение не мыть ноги до вечера.

– Молоко стынет, Борис! И сырники! – торжественно объявляет бабушка.

Когда только она успела всё это сделать? Только что же в постели была, а Боря, кажется, бегал совсем чуть-чуть.

 

После завтрака Боря занимается чтением и арифметикой. Ему в школу только через год, но бабушка уверена, что это полезно. Она учит Борю по старому букварю с шершавой бумагой и тусклыми картинками, хотя мама накупила перед летом целую кучу ярких книжек.

– По нему ещё мама твоя училась, – говорит бабушка, открывает букварь на середине и безапелляционно откладывает в сторону стопку книг, которые принёс Боря. Тот вздыхает, но безропотно садится читать. В конце концов, когда они занимаются, бабушка тоже надевает очки – и Боре от этого немножко приятно.

В букваре на каждой странице нарисованы пионеры и октябрята, это так назывались школьники, когда мама была маленькая. Почти на всех картинках они одинаково одеты и держат в руках некрасивые цветы. Коричневые платья с белыми фартуками – у девочек. И синий костюм – у мальчиков. А когда они одеты по-разному, то обязательно делают что-то полезное и почти никогда не играют. Это невыносимо скучно.

– Ко-ля пи-лит фа-не-ру, – читает Боря и смотрит на бабушку. – Так?

– Так, – говорит бабушка и поправляет очки.

Боря тоже свои поправляет, следя пальцем за строчкой, продолжает:

– А Ва-ля ко-лет дро-ва… А Валя – это девочка?

– Где же девочка? – удивляется бабушка и, перегнувшись через стол, всматривается в картинку. – Нет, Валя – это мальчик. Валентин.

– А у нас Валя – девочка, – мечтательно говорит Боря.

– Читай-читай, – говорит бабушка.

Валя – очень красивая. Она выше Бори на целую голову и очень быстро бегает, хоть и девчонка. У неё есть младший брат Тима, и она его защищает. Так, наверное, защищал бы Борю старший брат, если бы он у него был. А четвёртый в их компании – Вова. Он живёт в соседнем переулке в большом кирпичном доме с настоящим флюгером. У них по выходным бывает костёр, приезжают родители и Вовина тётя Оля – и все на машинах. Они всегда привозят Вове подарки, а потом весь вечер громко смеются, а тётя Оля играет на гитаре и поёт. Иногда на костёр зовут соседских детей, в том числе Борю. Но он не очень любит туда ходить: ему там грустно. К нему-то мама приезжает на поезде, раз в месяц, и привозит только продукты. Боря всё равно очень рад, ему всегда так много хочется рассказать маме! Про то, как они с ребятами играли в прятки. Про то, как отняли у кошки живую мышь и держали её в коробочке, а потом она умерла и они похоронили её под кустом – вон там, у дороги. Но мама обычно приезжает жутко уставшая, мало ест, только пьёт чай. Даже от печенья отказывается. А потом бабушка полдня не пускает Борю к ней в комнату, потому что мама спит. Боря очень переживает, но ходит на цыпочках – иначе бабушка говорит, что он маму не жалеет. А он ведь жалеет, даже очень. Просто ему непонятно, почему жалеть человека можно только тихо и из-за двери.

 

Когда Боря выходит за калитку, в переулке, уже играют ребята.

– Привет! – кричит Боря и машет им рукой.

Тима, Вова и Валя сидят на корточках. Они оборачиваются и довольно обидно смеются.

– Привет, очкарик! – кричит Валя и поднимает обе руки с грязными ладошками. Она шлёпается на попу – и мальчишки смеются, но над ней почему-то не так обидно.

На «очкарика» Боря уже давно не обижается. Конечно, ему неприятно, но зато с ним играют. Он подбегает к ребятам и начинает им что-то говорить – про слона и всадника, про то, как он по росе босиком… но они уже потеряли к нему интерес и сидят опять кружком на корточках, спиной к Боре. Боря тоже садится на корточки и пытается протиснуться между их спинами. У них там… Три больших банки с водой, и в каждой – крупные блестящие лягушки! Тима достаёт одну, сажает на ладонь и она прыгает – прямо в банку. Все в восторге, а Боря тянет руку к одной из банок.

– Не мешай, лягушек распугаешь! – говорит Вова.

Боря отдёргивает руку, и банка опрокидывается – совершенно случайно! Лягушка вырывается на свободу и резво прыгает в кусты.

– Что ты наделал! – кричит Вова.

А Тима готов, кажется, заплакать, он весь становится красный и вдруг отталкивает Борю. Несильно, но тот теряет равновесие и падает назад, как Валя только что. Только Валя – проворная, а Боря неловкий. Все сначала смеются над ним, но потом почему-то замолкают. Боря садится на землю и оглядывается. Валино лицо почему-то похоже на банку из-под варенья, а Тимино – на сдутый футбольный мяч. Вовин рот двигается, как рыбка в аквариуме. Боря моргает несколько раз, а потом трогает руками свое лицо, как будто чужое. Очки! Он неловко приподнимается, вынимает из-под зада то, что осталось от очков и, конечно, начинает плакать. Над ним никто не смеётся.

 

Всю следующую неделю Боря должен сидеть дома. Бабушка почти с ним не разговаривает. Иногда говорит только, что денег на него не напасёшься, что хорошие вещи ему покупать нельзя и что маму он не жалеет совершенно. У Бори тогда начинает чесаться в носу – и он идёт в свою комнату. Аккуратно, чтобы не натыкаться на двери. Боря знает, что поступил плохо. И ему на самом деле жалко маму. И даже бабушку, которая не может отлучиться с участка, потому что без неё Боря обязательно что-нибудь разобьёт или испортит. Ещё Боря не может без очков заниматься чтением и арифметикой, но его это впервые в жизни совсем не радует. Ему трудно играть в кубики и конструктор. По утрам он так же бегает по росе, но уныло, без всякой радости. По вечерам он считает барашков и, кажется, даже их видит нечётко.

Валя приходит через шесть дней. Боря был уже совершенно уверен, что его выкинули, как очки, которые разбились, и теперь никогда – никогда! – не будут с ним играть. Даже сейчас она, скорее всего, пришла над ним посмеяться. Так думает Боря, близоруко всматриваясь в её лицо, когда она говорит с бабушкой. Бабушка смотрит на неё добрыми глазами и, уходя, гладит по голове. От этого Боря чувствует себя ещё хуже. Ему кажется, что Валя и с бабушкой уже заодно, что она сейчас тоже ему скажет, что он не жалеет маму. Боря уже готов зареветь, но Валя неожиданно улыбается и протягивает ему, кажется, спичечный коробок.

– Прости ты Тимку, – говорит Валя и пожимает плечами. – Он тогда всё утро лягушек ловил. Ты же знаешь, он дрессировщиком хочет стать.

Боря плохо помнит, чем занимаются дрессировщики, а ещё – плохо видит Валино лицо. Но зато он хорошо помнит, как оно выглядит и угадывает его выражение. Валя не смеётся над ним, она правда по-доброму улыбается. Боря в ответ тоже пожимает плечами – мол, ничего, конфликт исчерпан. Но что говорить дальше – не знал бы совсем, если бы не коробок, который он всё ещё сжимает во вспотевшей руке.

– Это что? – спрашивает Боря, поднося коробок близко к глазам. Валя хитро улыбается и молчит.

– Ого! – только и может сказать Боря: в коробке затаился у одной из стенок маленький, но такой, что Боря может разглядеть, тритон. – Настоящий… – шепчет он, разглядывая коричневые разводы на его спине. А потом он по привычке слегка отставляет руку с коробком и добавляет случайно вслух: – А если так, то прямо настоящий крокодил!

– Крокодил? – поражается Валя безо всякой иронии.

Через полчаса Валя с Борей уже сидят на террасе с чашками чая и большой тарелкой бабушкиного печенья. И бабушка вроде бы уже не сердится – а может быть, уже давно? Просто Боря был так расстроен, что и не заметил, что она его простила. А может, ему просто нравится, что Вале по-настоящему интересно, на что может быть похож издалека круглый веснушчатый чайник или гроздья яблок за окном. Они уже давно отпустили тритона, потому что он, кроме крокодила, ни на что не похож, а это скучно. А Валя уже придумала, что можно сводить – только ненадолго! – глаза к носу, и тогда тоже видишь всё расплывчато, как Боря, и узнавать в обычных предметах зверей, птиц и драконов. Но Вале ещё учиться и учиться.

 

Мама приезжает скоро – к тому времени Боря уже ходит гулять под ответственность Вали, Тимы и Вовы. Он и сам не заметил, как стал лидером в их маленькой компании. («Совсем не из-за зверей», – всегда уточняет Тима, который мечтает стать дрессировщиком). Мама не ругается. Она привозит Боре новые очки – в красивой зелёной оправе. И настоящего воздушного змея, тоже зелёного!

«Зелёный – мой любимый цвет», − сразу решает Боря.

Очки он теперь очень бережёт. А Вале, Тиме и Вове строго запретили сводить глаза к носу, потому что будет косоглазие. Поэтому они иногда просят Борю дать посмотреть сквозь стёклышки, чтобы тоже увидеть зверей – «ну ещё хотя бы разочек».