Духа благородство. О повести Виктора Герасина «Для всех быть всем»

 

 

 

 

 

Читала эту повесть по мере её написания автором и публикации по главам в журнале «Новая Литература».

Кстати, повезло изданию: первым опубликовать новую глубоко нравственную работу русского писателя и поэта Виктора Герасина.

Надеялась, что с прочтением двенадцатой главы и «Заключения» закончится и мой читательский труд. Но не тут-то было. На душе оставался осадок чего-то недопонятого и сердцем не пережитого. А это означало, что к произведению надо возвращаться. Ещё и ещё раз.

И после вдумчивого неоднократного прочтения вывод напросился сам собой: вряд ли эта повесть нуждается в литературоведческом анализе. На это указывали и полновесно раскрытая тема, и мастерски выстроенные композиция, и сюжетное пространство, интересные, нравственно ёмкие лейтмотивы и персонажи.

Тогда, что же хочу сказать этими строками?! Что содержания этой повести хватило бы и на роман? Наверное. Что она на все времена? Это не высокопарность, ибо так и есть. Что автор проделал поистине титаническую работу? Да и да.

И всё же не в этом главное. Моё осмысление сюжета мировоззренческое, оно простирается за пределы прочитанного и устремляется в глубину самого явления духовности, его тайны.

Ибо «духовность человека отнюдь не совпадает с сознанием, отнюдь не исчерпывается мыслью, отнюдь не ограничивается сферой слов и высказываний.

Духовность глубже всего этого, могущественнее, богаче, значительнее и священнее». ^[1]

 

По-моему, В. Герасин вместе с Амвросием идут далее, и говорят о роли внутреннего «духовного ока», и считают, что действенный способ воспитания духовности – формирование способности человека увидеть, что «в кругах его собственной души есть лучшее и худшее, на самом деле лучшее; такое, качество и достоинство которого не зависят от человеческого произвола»… ^[2]

Проблема духовности занимала Амвросия ещё в молодые годы. Он понимал, что разобраться человеку внутри себя, в окружающем противоречивом мире, осмыслить, что есть зло и как ему противостоять, – очень трудно.

В этом ему как раз и пригодился духовный опыт всего русского старчества, непосредственных духовников и наставников – отца Льва, отца Макария, а также почерпнутые знания из многих книг, которые он переводил.

Ему становилось очевидным, что если постижение божественной сути составляет смысл человеческой жизни, то этот процесс должен предполагать и определённые пути такого постижения.

И ими явились для него не только теология, православие, но и другие области знания: психология, история, искусство во всех его проявлениях и формах, а также хозяйственная деятельность. Говоря словами философа И. Ильина, это и есть «как бы те духовные руки, которыми человечество берёт мир».^[3]

 

Амвросий «брал мир» не только своим служением Создателю, Церкви, терпел невыносимые физические боли и страдания, проявлял терпимость и смирение, но тем самым ежедневно демонстрировал силу Веры, Любви, Надежды, Свободы и Совести.

Это те нравственные постулаты, на которых зиждется восходящая лестница духовности. Они как раз и стали вершиной духа Амвросия, той священной ценностью, которая светилась из его внутреннего мира.

Говоря о благородстве духа Амвросия Оптинского, писатель показывает, как в обществе добра и зла можно выбирать свою жизненную дорогу. Пусть не похожую на другие, но исконно свою, обозначенную свободой собственной воли.

 

Дух, в понимании писателя, это животворящая сила, «выбирающая, решающая и действующая энергия, и, притом, разумная энергия; разумная не в смысле «сознания» или «рассудочного мышления», а в смысле предметного созерцания, зрячего выбора и действия в силу духовно-достаточного основания. Так созерцал; так возлюбил; так выбрал; так совершил; и поэтому признано это деяние моим деянием; поддерживаю его основания и мотивы и принимаю на себя ответственность за совершённое...» ^[4]

Все мы рождаемся и, как милостыню, просим милости у Бога, ибо рано или поздно все окажемся у его сакрального порога. И с чем придём? Хотелось бы, чтобы с достоинством и благородством.

Тем духовным благородством, о котором писали и говорили в разные исторические времена и философы, и писатели, и священнослужители, и, конечно, великие Старцы Оптиной Пустыни.

Совсем не напрасно ездили к ним «лечить» свои душевные раны великие умы писательской братии, – Лев Толстой и Фёдор Достоевский. Какая нить их приводила к уже физически немощному старцу? Духовное стяжание, не иначе.

 

Сам факт того, что В. Герасин взялся за эту непомерно трудную сочинительскую работу из побуждений не столько знаменательной даты – 200-летия Амвросия Оптинского, возведения в его честь на средства пожертвований Храма Троицы Живоначальной, сколько из осознания своего долга перед памятью земляка, – также говорит о многом.

«Так довелось, – обращается к читателю писатель, – что святому старцу Амвросию Оптинскому я ныне прихожусь земляком по месту его рождения. Как писателя, меня давно занимает личность и жизненный путь святого земли русской. Его афоризм – «Где просто – там ангелов со сто, а где мудрено – там ни одного» – ставлю девизом ко всему своему сочинительству. …Я посчитал обязанным себя откликнуться на юбилей земляка, Святого земли русской Амвросия Оптинского, в миру Александра Михайловича Гренкова, повестью…».

Согласитесь, что светскому человеку, к тому же не однозначно относящемуся к самому институту церкви, как к почти «огосударствленному» явлению, в котором наблюдаются те же болезни и противоречия, что и в обществе в целом, сочинять художественную литературную канву по конкретному, зафиксированному во многих источниках, документальному жизнеописанию Святого Старца, весьма проблематично и смело. Но, читая повесть, вы не заметите ни тени опасений автора по этому поводу.

Это значит, что В. Герасин не просто писал, а жил и творил вместе со своим героем, он смог своим «духовным оком» разглядеть в нём то высоко нравственное и вместе с тем общечеловеческое, что объясняет, в частности, и содержание надписи на его надгробной плите, несколько слов из которой и составили название всей повести «Для всех быть всем».

Чувствуется, что писатель во многих ситуациях ставил себя на место Лексы, Александра Гренкова, отца Амвросия.

 

Оставим за рамками разговора религиозные постулаты, учения о молитве, смирении, терпении, – всё то, что близко глубоко религиозному человеку и священнику.

Посмотрим на судьбу молодого способного азартного парня, который её волею оказался в монастыре. Как он жил до этого? Какие страсти его одолевали? Уж не те ли, что и героя из рассказа В. Герасина «Я увидел себя…»? Наверняка.

Необычность поступка, чувства, действия, способность на неординарный выбор, – это, по авторскому разумению, присуще человеческой ищущей натуре, метущейся в системе установок и условностей, порой нарочито придуманной человеческим общежитием.

Чего больше в показанной писателем истории любви Александра Гренкова и Глафиры, – страсти, увлечения или долга и верности, наконец, благородства? Думаю, и пояснять не надо.

Одна яркая выразительная метафора – зелёная рубашка, подаренная Глафирой любимому на Троицу, – это живой действующий персонаж повести, поскольку она стала спутником всей жизни Амвросия, связующей нитью между его житием в разные периоды в монастыре и Шамордино и дорогими ему людьми.

Благородность родства, душевной сопричастности к родной земле побуждали Амвросия к высоким, неимоверно человечным деяниям. Таких сцен в повести, когда Старец проникался заботами и хлопотами земляков, предостаточно.

 

Кстати, это очень свойственно авторскому почерку писателя. Именно поэтому в его повестях и рассказах читатель видит перед собой не вымышленных статичных людей, а живых, узнаваемых и близких побратимов.

Отсюда душелюбность и, если хотите, герасинское душеведение, благородное по сути и тонко схваченное литературной формой, стилем и языком.

Да, верно почти три века назад сказал Гавриил Державин: «Не трон, но духа благородство даёт велики имена…».

Эти слова, как мне представляется, в соответствующей степени можно отнести и к Великому Старцу, и к русскому писателю Виктору Герасину.

 

 

 

 

Литература

 

1. Ильин И. А. Поющее сердце. Книга тихих созерцаний. Соч., т.3, с.236-541, 1994.

2. Там же.

3. Ильин И. А.Основы христианской культуры. Соч., т.1, с.316,1996.

4. Ильин И. А. Поющее сердце. Книга тихих созерцаний.

Соч., т.3, с.236-541, 1994.

5.  Герасин В. И. Для всех быть всем. Повесть. Журнал «Новая Литература», 2013.