Поздний дождь

Один западный высоколобый искатель экзотических духовных откровений так отозвался о православном монашестве: интересный вариант буддизма. На посторонний поверхностный взгляд, эти два мировоззрения близки пониманием земной жизни как области зла и страданий, а спасение находят в преодолении страстей, в отказе от участия в жизни. а поскольку в буддизме «путь спасения» обставлен детальнейшими заумными философствованиями, гипнотизирующими магическими ритуалами, безбожный ум склонен видеть в нем нечто более «глубокое» по сравнению с «простым» христианством.

То, в чем безбожный, «поврежденный» ум видит чуть ли не высоты откровения, для христианина детский лепет, слепые блуждания в виду открытой всем истины.

Можно посочувствовать рациональному уму, не замечающему разницы между бесчувственной, безжизненной, бессмысленной нирваной и одухотворенной жизнью с Христом, полной смысла и красоты.

Христианство не убивает страсти. Оно их усмиряет, обуздывает. Там, где нет страстей, нет и христианского подвига. Христианские подвижники часто говорят о необходимости достижения «бесстрастия». Но христианское «бесстрастие» – это не буддистское равнодушие, это победа духовной природы человека над животной. «Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал.5:24). «Духа не угашайте» (1Фес.5:19), «духом пламенейте» (Рим.12:11), – призывает нас апостол Павел. Настоящий христианин – это не равнодушный человек, убивший в себе все человеческое, а человек живой, полнокровный, который знает цену всем страстям и соблазнам мира и имеет от Бога силу поставить их на надлежащее место. «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его» (Иаков.1:12). Так Христос, находясь в человеческом теле, имел и все чувства человеческие; потому и был искушаем сатаною в пустыне (Матф.4:1-10), но показал нам пример верности Богу.

«Разочаровавшиеся» в христианстве интеллектуалы потянулись к буддизму (и прочим чуждым нам учениям) потому, что увидели в нем «благородный» путь ухода от жизни – и только (другого там и нет). Не они «разочаровались» в христианстве, а христианство разочаровалось в них. Оно вытолкнуло их, когда их нравственное разрушение достигло степени несовместимости с христианством, которое, в отличие от буддизма, не уводит от жизни, а воскрешает к жизни новой.

Из всех трагедий человека это самая большая – когда больная душа теряет способность к исцелению и воскрешению, а ищет, где бы только укрыться, как делают это животные, почуявшие свой смертный час.

Не будет большим преувеличением даже такой вывод: вся история философии последних веков, в том числе – и даже в первую очередь – религиозной, есть, в сущности, либо история более или менее успешного сопротивления такому «выталкиванию» – в лучшем случае, либо поиск «укромного уголка» – в худшем.

И сам я, вынужденный изводить себя постоянными мудрствованиями, вместо того, чтобы просто жить по Божьим заповедям, – один из многих таких «сопротивляющихся». Иначе не было бы и этих записок.