Вера

 

Вера не вбежала, она просто ворвалась в свою квартиру и дрожащими руками заперла дверь на оба замка и цепочку. Отступив пару шагов назад, она не могла отвести взгляда от дверного глазка, в котором боялась увидеть тень преследовавшего ее человека. Затаив дыхание, Вера стояла в прихожей и прислушивалась к шорохам в подъезде. Ей казалось, что вот-вот хлипкую дверь начнут ломать сильные и безжалостные руки незнакомца, с которым ей пришлось подниматься в одном лифте, и который так пристально и похотливо ее рассматривал. Вспомнив этот взгляд, у нее пробежали по спине мурашки, а на лбу выступили мелкие капельки холодного пота.

Постояв еще минут пять, Вера немного успокоилась и перевела дыхание, которое пыталась сдерживать, чтобы не выдать незнакомцу своего присутствия именно за этой дверью. Когда она выходила из лифта, тот сделал вид, что поедет дальше, но Вера точно знала, что он вышел вслед за ней и незаметно следил, в какую квартиру она войдет. Теперь ему известно, где она живет, и раз он не стал ломиться к ней сейчас, значит, попытается сделать это ночью, когда все соседи уже будут спать и, даже разбуженные ночными стуками и криками о помощи, просто побояться выйти в подъезд, чтобы защитить ее.

За дверью не было слышно ни шороха, но фантазии, рожденные паническим страхом, рисовали Вере картину притаившегося за углом жестокого и непредсказуемого человека, который прислушивается ко всему происходящему в квартире. Превозмогая парализовавший движения и волю страх, Вера все же заставила себя на цыпочках подойти к двери и заглянуть в пугающий возможной картиной глазок. Но в подъезде было пусто. Светилась стоваттная лампочка, вкрученная на днях соседом из квартиры напротив, и расщепленный дверным глазком ее свет радужными кольцами отражался в расширенном зрачке перепуганной Веры. Вдруг за дверью послышался щелчок открывающегося замка, из соседней квартиры вышел мальчик с мусорным ведром и скрылся за углом в направлении мусоропровода. Вера услышала, как открылся тяжелый и грязный контейнер, затем подросток несколько раз стукнул ведром по его краю, пытаясь вытрусить прилипший ко дну мусор, а потом все содержимое с грохотом обрушилось с седьмого этажа в зловонную трубу, в которой всегда гулял сквозняк. Мальчик вернулся в свою квартиру и закрыл за собой дверь, громко щелкнув массивным замком. Эти действия значительно успокоили Веру, и она смогла снять с себя пальто, разуться и пройти на кухню.

Все окна квартиры выходили на солнечную сторону. С утра яркие лучи освещали стены Вериной комнаты и она, нежась под теплым одеялом, радовалась новому дню. За окном стоял октябрь. Дожди уже отморосили и наступило бабье лето. Солнце использовало последнюю возможность подарить людям немного тепла и светило во всю свою небесную силу в эти веселые деньки. Вера очень любила осень. Пожелтевшие деревья под ее окном успокаивали своей грацией. Природа засыпала, а люди продолжали суетится, не обращая на это внимания. С седьмого этажа все движения внизу кажутся нереальными, какими-то сказочными, словно сидишь перед телевизором и смотришь фильм. Вера очень часто, иногда, даже часами могла простоять около окна в кухне, рассматривая жизнь, происходящую внизу. Та жизнь, заоконная, не касающаяся ее, казалась счастливой, какой-то удавшейся, такой полной и радостной. Там, за окном все было наполнено смыслом, суетой, приносящей удовлетворение. Она так отличалась от жизни самой Веры, что в последнее время стала для нее смыслом ежедневного пробуждения.

Это чувство оторванности от себя самой пришло к Вере недавно, после неожиданной смерти ее мужа. Как хорошо они жили – душа в душу. Как счастливы были вдвоем. Никто не нужен им был, ни друзья, ни родственники. Они наполняли друг друга своей любовью и уважением. И вдруг этот страшный диагноз – рак.

Петя умер за три месяца. Она даже не успела все осмыслить, как его не стало. И потом не смогла. Это все произошло совсем недавно и Вера никак не могла понять, что больше никогда его не увидит. Она только ощущала одиночество, которое поглотило ее целиком, оставив лишь картинку чужой жизни за кухонным окном да мужские рубашки в шкафу и бритвенные принадлежности в ванной комнате. Все висело и стояло на своих местах, и складывалось впечатление, что Петя просто вышел в магазин и должен скоро вернуться. А она смотрела в осень за окном и ждала, что он вот-вот появится на усыпанной желтыми листьями тропинке.

Вера чиркнула спичкой о коробок и сера с шипением вспыхнула в ее дрожащей руке. Синим пламенем беззвучно зажегся газ. Через несколько минут заскрипел привычным голосом закипающий чайник. Вера продолжала стоять около окна и всматриваться в глубину двора, туда, откуда обычно приходил ее Петя. Если бы он был сейчас рядом с ней, то она не боялась бы приближающейся ночи, наполняющей жуткой тишиной пустую квартиру. Если бы он появился сейчас на этой желтой тропинке и привычно махнул ей своей сильной рукой с бледной мягкой ладонью! Все страхи улетучились бы. Он обнял бы ее и защитил от опасного мира, от всего земного зла. Но Петя все не шел.

Чайник наполнил кухню тяжестью испаряющейся воды. Вера очнулась от своей тоски и выключила конфорку. Худыми пальцами она обхватила горячую ручку и налила кипяток в большую кружку, на которой была нарисована половинка сердечка. Вторая его половинка была на Петиной кружке, и если поставить их рядом, вплотную друг к другу, то выходило одно большое сердце. Эти половинки так символично передавали раскол, произошедший в сердце самой Веры, что она трепетно относилась к обеим кружкам, словно это были настоящие сердца, ее и ее Пети. Она составляла их вместе и долго смотрела на гармонию единства двух половинок одного сердца, одной души.

Сейчас Вера не стала этого делать, потому что беспокойство, рожденное пережитым недавно страхом, не оставляло ее. Она пыталась отвлечься мыслями, воспоминаниями, но тревога, словно заноза, напоминала о себе. Вера налила из маленького чайничка утреннюю заварку в кружку с кипятком и хотела добавить сахар, но обнаружила, что сахарница пуста. Она забыла, совершенно забыла, что утром не смогла выпить чаю, потому что вчера высыпала остатки сахара в тесто для блинов. А может, это было позавчера? Последнее время Вера часто путала события и дни, забывала, что нужно купить в магазине. Эта рассеянность появилась после Петиной смерти. Она все время его ждет, иногда разговаривает с ним, будто бы он рядом и слышит ее. Она все время думает о нем, и поэтому забыла о сахаре. Сколько же его уже нет: месяц или два? Она даже потерялась во времени. Кажется, что он только вчера не вернулся в их уютную, однокомнатную квартиру.

Вера шумно потянула несладкий чай и обожгла верхнюю губу и язык. Через несколько секунд во рту скопилась горечь. Перелила заварки. Захотелось чего-нибудь съесть, чтобы избавиться от этого привкуса, и Вера открыла холодильник. Он был абсолютно пуст. Она напрягла память, пытаясь понять, куда делись все продукты. Даже осмотрелась вокруг, не выложила ли она их сама, чтобы разморозить холодильник, но на столах ничего не было. Тогда Вера заглянула во все кухонные шкафы и не обнаружила там ничего, кроме соли и перловой крупы. Странно, ведь она недавно ходила в магазин и принесла две огромные сумки продуктов. Даже несколько раз останавливалась по дороге, чтобы дать отдохнуть затекающим от тяжести пальцам. А теперь этого ничего нигде не было видно. Когда же это было? Вера попыталась напрячь память, но дни перемешались в голове и воспоминания снова уперлись в последний день жизни Пети.

Он лежал на кровати и стонал от боли. Ей было бесконечно жаль его, но она ничего не могла сделать. Врачи уже не приходили – не было смысла. Он лежал и ждал смерти, а она сидела рядом и ждала чуда. Чудес не бывает, и однажды утром она не услышала его стона. Всю ночь просидела около кровати, приносила воды, поила, перекладывала подушки, поправляла одеяло, а к утру так сидя и задремала. В этот момент Петя умер. Не произнеся ни слова, не попрощавшись с ней, не поцеловав напоследок. Наверное, поэтому, от этой недосказанности Вере и казалось, что он должен вернуться, обязательно вернуться и сказать все, что тогда она проспала. Наверное, он говорил, но во сне она не слышала, а он не решился ее разбудить. Пожалел. Слеза скатилась с Вериной щеки и упала на скатерть. Сколько таких слез уже поливало этот кухонный стол. Она почувствовала, как вторая капля защекотала щеку и вытерла лицо ладонью. Встрепенулась от воспоминаний и сделала еще один глоток чаю. Он был совершенно холодный.

Наступила ночь. Вместе с темнотой вернулся и страх. Вера была уверена, что напугавший ее мужчина вернется к ней этой ночью. Она прочитала угрозу насилия в его безжалостных, холодных, словно застывших на морозе глазах. Тогда в лифте она почувствовала, что этот человек способен на зло, он способен даже на убийство. Она краем глаза видела, как этот мужлан ее рассматривает, как пытается прижаться к ней своим огромным телом. Когда он зашевелился и кашлянул, Вере показалось, что он сейчас набросится на нее и начнет срывать одежду. Она даже приготовилась закричать, но спазм перехватил горло. В этот момент дверь лифта открылась, и Вера получила возможность бежать от жестокости этого маньяка. Почему он не кинулся за ней в квартиру, она не могла понять. Единственным логичным объяснением было его опасение напасть на нее среди бела дня, и поэтому Вера сама убедила себя, что он обязательно вернется ночью.

Теперь, когда темнота предательски подкралась к ее квартире, страх начал сковывать тело и разум Веры. Она нашла в себе силы, включив в квартире весь возможный свет, подойти к входной двери и подставить под ручку стул так, что его спинка не даст возможности ей открыться, даже если этот бандит подберет ключи к замкам. Вере казалось, что она сходит с ума, но страх от этого не уменьшался, и она уже просто инстинктивно продолжала придумывать все возможные способы защиты. Несколько раз Вера проверила все щеколды на окнах и форточках, для верности подставила под ножки оборонительного стула еще и обувную тумбочку, залепила пластилином дверной глазок и положила около кровати молоток. Но когда забралась под одеяло, то решила, что в случае чего из-под подушки ей будет удобнее и быстрее выхватить свое нехитрое оружие, и переложила тяжелый молоток под голову, обхватив цепкими пальцами его рукоятку.

Перед тем, как лечь, Вера выключила свет, и вместе с кромешной тьмой наступила парализующая тишина. Она окружила со всех сторон, сковала своими крепкими объятиями и превратила все Верино существо в напряженный слух. Теперь Вера слушала как сторожевой пес. Она различала мужской храп в квартире сверху, она слышала стук посуды в кухне Клавдии Петровны. Значит, там еще не спят. От этой мысли стало теплее на сердце. Но скоро стук утих, и чувство одиночества вернулось. Вере хотелось только одного – чтобы солнечный свет поскорее озарил стены ее квартиры и изгнал этот всепоглощающий страх. Она мечтала о наступлении утра, которое спасет ее от надвигающегося несчастья, но мысли непременно возвращались к человеку из лифта, и Вера, вспотевшая от ужаса, укрытая теплым одеялом, словно пытаясь спрятаться под ним от всего дурного, видела как безжалостные, грязные руки рвут на ней одежду, как отлетают от пальто пуговицы и катятся по полу лифта, как небритая щека трется о ее шею, а шершавые пальцы уже царапают кожу на бедрах, забравшись под одежду. Вера проваливалась в этот полусон и возвращалась в тишину непроглядной ночи, не понимая, что же на самом деле для нее страшнее – борьба или ее ожидание. Она чувствовала, как капельки пота катятся по спине, но не могла найти в себе смелости перевернуться или раскрыться, потому что любое движение принесет много шума, а тишина страшна именно своими звуками. Она страдала и сжимала под подушкой молоток, единственную надежду на спасение своей чести и жизни.

Когда затихли все соседи, к тишине добавились необъяснимые звуки. Кто-то периодично, с интервалом в две-три минуты постукивал в чугунную батарею. Вера помнила этот звук еще с детства и уже тогда задумывалась: кому из соседей нужно всю ночь сидеть около отопительной трубы и стучать по ней? Однажды папа пытался ей что-то объяснить по поводу перепада температуры и сужения и расширения металла, но маленькая Вера тогда ничего этого не поняла, а теперь просто не помнила. Когда жив был Петя, этого стука не было. Но после его смерти стук из детства вернулся, и каждую ночь продолжал пугать Веру, пока она не забывалась сном, насторожив свой внимательный слух. Кроме этого стука тревожил лифт в соседнем подъезде, который уже дважды включал свои моторы, пугая Веру необъяснимостью ночных катаний. Но последней каплей, переполнившей Верино терпение, был звук лифта в ее собственном подъезде. Она услышала, как включился мотор, и представила, что сегодняшний ее попутчик поднимается в этой тесной кабинке на седьмой этаж. Она затаила дыхание и ждала, когда привычно скрипнут двери лифта на лестничной площадке, но он проехал мимо. Вера выпустила из легких воздух и неожиданно заснула.

 

Солнце еще не показалось на горизонте, но его сильный свет уже озарил город, стены и мебель Вериной квартиры. Она открыла глаза и потянулась. Ночного страха словно не бывало. Как приятно увидеть в окне новый день. Вера лежала, смотрела в светлеющее окно и вспоминала свои глупые ночные кошмары и сны, которые обрывками всплывали в памяти. Ей снилось, будто она парит в облаках, они такие легкие, нежные, а на душе покой и счастье, словно вернулось то время, когда Петя был рядом. А потом снилась земля, и она в этой земле. То ли ее закапывали, то ли оно попала в ад. Сон был тревожным, она слышала в нем чьи-то крики, чьи-то мучения, но лиц не видела. Тяжесть осталась на душе после этого сна, но потом она проснулась, и новый день все развеял, словно ветер разогнал утренний туман.

Вера поднялась с кровати и подошла к окну. Часы показывали уже половину девятого. Как долго она пролежала в постели после пробуждения. А сама и не заметила этого. Во дворе ходили люди, проезжали машины, кто-то из соседней пятиэтажки нес мусорное ведро, кто-то с двумя пакетами пустых бутылок торопился в приемный пункт стеклопосуды. Все жило, суетилось и было наполнено собственным смыслом.

Вера вспомнила, что вчера у нее закончился сахар и решила быстренько сбегать в магазин, чтобы затем выпить горячего чаю и чего-нибудь съесть. Она обернулась от окна и в ужасе вскрикнула. В ее кровати, лежа на боку, спала какая-то старуха, поджав под себя ноги и засунув руку под подушку. Она была безобразна. С растрепанными седыми волосами, бледной, сморщенной кожей на лица, обвисшей под собственной тяжестью. Вера оцепенела от ужаса и непонимания, как этот человек мог попасть в ее квартиру и лечь рядом с ней, не потревожив сна. К ней вернулся ночной страх, разбавленный растерянностью. В эту минуту она услышала звонок в дверь и какую-то возню в подъезде. Громкий стук еще больше напугал Веру, и она бросилась в угол, чтобы спрятаться за занавеской между шкафом и стеной.

В комнату вошло несколько человек. Двое из них были в милицейской форме, а двое оказались соседями с Вериной лестничной площадки.

– Ну и запах! – сказал один из милиционеров и приложил к лицу носовой платок. – Сколько вы говорите, не видели ее?

Соседка начала загибать пальцы, устремив взгляд куда-то в потолок, и затем произнесла: «Девять дней».

– Судя по запаху, так оно и есть. Посмотрите, в квартире все на месте, ничего необычного не замечаете? – обратился первый милиционер к соседям, пока другой выдвинул ящик письменного стола и достал из него Верин паспорт, в котором лежали деньги. Она точно знала, что там было шестьсот пятьдесят рублей. Милиционер стоял спиной к соседям и своему коллеге, и за его широкими плечами те не могли видеть, как он ловким движением сунул все деньги во внутренний карман своего кителя. Вера хотела его одернуть, но не решилась, продолжая не понимать, что происходит в ее доме, и откуда взялась эта старуха, которая почему-то не проснулась, хотя в комнате стало так шумно от всех этих людей.

– Ну что, будем вызывать судмедэксперта? – спросил первый милиционер у своего коллеги.

– А смысл? – ответил вопросом на вопрос второй и подошел к кровати, в которой продолжала спать старуха, не обращая ни на кого внимания. – Следов насильственной смерти нет, а запись в паспорте говорит сама за себя: Степанова Вера Григорьевна, тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения. Сколько это ей… восемьдесят семь?

– Было! – поправил первый.

Вера встрепенулась, услышав свою фамилию и имя, но когда милиционер назвал возраст, решила, что он оговорился. Кому это восемьдесят семь? Хотя дату рождения он назвал правильно… И вдруг она все поняла. Словно пелена упала с глаз и в этот миг она перестала бояться несчастной старухи, которая никак не желала просыпаться. Вера вышла из-за шкафа, но никто из присутствующих не обратил на нее внимания. Она подошла к кровати и посмотрела в сморщенные черты когда-то красивого женского лица, забывшегося в своем последнем сне. «А не такая она и страшная!» подумала Вера, и яркий, будто солнечный свет поглотил ее навсегда.

– Родственники у Степановой есть? – спросил первый милиционер, разглядывая паспорт покойной.

– Муж умер лет десять тому назад, а больше у нее, кажется, никого не было. Она, вообще, необщительная была. Особенно после Петиной смерти. Вся в себя ушла. Все ждала, что он вернется. Наверное, так потихоньку с ума и сошла.

 

4 ноября 2005 г.