Полина Винер
ПовестьНа чтение потребуется 2 часа 40 минут | Аннотация | Скачать: Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 16.09.2013
Оглавление 16. Часть 16 17. Часть 17 18. Часть 18 Часть 17
Дом Анны Романовны оказывается почти таким, каким я его себе представляла. Только квартира оказалась больше. Отчего-то в моём воображении Анна Романовна ютилась на меньшей жилой площади. Заливистый собачий лай оглашает лестничную клетку, едва мы входим в подъезд. – Почуяла… – ласково говорит Анна Романовна и поворачивается ко мне: – Не пугайся, это Кнопа моя. Она сначала погавкает, а потом уймётся. Укусить – не укусит, так, для порядку полает, обед заодно отработает. Ну, тихо-тихо – приговаривает она, проворачивая в двери ключ. Существо, выскочившее на площадку лестницы, казалось, сойдёт с ума от счастья. Оно прыгает на старушку, пытаясь лизнуть ту в прыжке, гавкает, снова прыгает и поскуливает. Можно подумать, что они не виделись, по крайней мере, месяц. Заметив меня, Кнопа на миг останавливается, набирает побольше воздуха и заливается таким неистовым лаем, что Анна Романовна буквально впихивает ее домой. – Угомонись уже, бестия, сейчас соседи ругаться придут! – видно, что разговаривать с собакой – дело для Анны Романовны очень привычное. – Всё, всё. Кнопа, место! Место, я сказала. – Мы входим, и Анна Романовна поскорее захлопывает дверь. Собака инстинктивно поворачивает туда, где, по-видимому, находится её место, но на половине пути не удерживается и рвёт обратно к нам. Радость ли от возвращения любимой хозяйки или собачий долг повелевает ей пролаять положенное, но квартира вновь оглашается лаем. Своё внимание она попеременно делит между мной и хозяйкой, но характер лая при этом не меняется. Если бы жестокая рука не отрубила бедному животному хвост, то в квартире, наверняка, поднялся бы ветер – так отчаянно она виляет тем, что осталось у неё от природного собачьего продолжения. – Всё, всё, Кнопочка! Молодец, хорошая, умная собака! Иди, познакомься с Лерой. Хорошо! Я приседаю на корточки и протягиваю руку. Кнопа, притихнув, подходит ближе, но особого доверия пока не выказывает. Кнопа – чёрная, чрезвычайно лохматая болонка, при этом довольно крупная, на крепких, высоких лапках. Спутанные кудряшки придают ей настолько весёлый вид, что предположить Кнопину собачью злость как-то не получается. К вечеру она уже удовлетворённо сидит у меня на коленях и тычется мокрым носом в ладонь, если я вдруг отвлекаюсь и забываю её гладить.
Квартира Анны Романовны светлая и чистая. Кухонька с весёлыми клетчатыми шторами, спальня с железной старинной кроватью и гостиная с опрятными чехлами на стареньком диване и таких же креслах. С телевизора действительно свисает вязаная кружевная салфетка. На стене множество фотографий в рамочках. На одной из них склонили друг к другу головы молоденькая Анна Романовна с чёрной косой вокруг головы и молодой человек в строгих круглых очках, прилизанным пробором и лицом физика. Почему-то раньше мне казалось, что со всех старых фотографий непременно должны улыбаться бравые офицеры. Анна Романовна стоит возле меня и показывает на фотографии: – Это муж мой, Антон Павлович, почти что доктор Чехов. Он и был доктором, в прошлом году его схоронили. В нашей же больнице и работал. Это дочка моя, Алёнка, она теперь в Москве живёт, училась там, да так и осталась. Это сёстры мои, Галинка и Марийка, живы, слава Богу. Галинка – старшая, а Марийка – младшая, я посерединке была. – Анна Романовна, а вы что же, и воевали? – с другого снимка на меня смотрит Анна Романовна в залихватски заломленной набок пилотке. Ей от силы двадцать лет. – А как же, воевала. В медицинской службе. Там-то с Антоном Павловичем и познакомилась. А после войны поженились. Я ведь раньше медсестрой операционной работала, так-то. Теперь вот стара стала для операций, а потому в санитарки переквалифицировалась. А к больнице я знаешь, какая привычная? С детства с мамой при медпункте росла – она у меня фельдшером работала. Так-то, девонька моя. Кнопа напряжённо наблюдает за мной с дивана, она ещё не вполне ко мне привыкла, но собачий интерес искренний и сильный. Время от времени я присаживаюсь и ласково зову её: – Кнопа, Кнопочка, иди ко мне, иди, моя хорошая! – в ответ собака виляет отсутствующим хвостом и с каждой следующей попыткой подбирается всё ближе. Уже через час Кнопа позволяет почесать себя за ухом, а ещё через пятнадцать минут предлагает почесать смешное, грязное собачье пузо.
Перед уходом на работу Анна Романовна водит меня по квартире. – Вот халат тебе, утром погладила, вот полотенце твоё, ванну, когда захочешь, можешь принимать. Ночевать и отдыхать на диване будешь, бельё я тебе приготовила. – Старушка морщит лоб, припоминая главное. – Да! Варенье, чай, конфеты – ешь на здоровье, меня не вздумай даже и ждать. Слышишь ли? – Что вы, Анна Романовна, вы меня таким ужином накормили, куда же ещё и чай? – Мне хорошо с ней, не хочется, чтобы она уходила на работу. – Вы утром придёте, тогда и чаю попьём! Мы с Кнопой телевизор будем смотреть, правда, Кнопа? – собака, как привязанная, ходит за нами повсюду. Едва заслышав своё имя, принимается активно вилять всей задней частью тела. Вечером, уткнувшись в Кнопину кудрявую шерсть, вдыхая тяжёлый собачий запах, я думаю про Анну Романовну. Думаю так хорошо, что хочется заплакать. У меня никогда не было бабушки. То есть, мамина мама какое-то время у меня была, но умерла так давно, что я её и не помню почти. А бабушка – она должна быть такой, как Анна Романовна. Интересно, есть ли у неё внуки? Надо будет утром спросить. И знают ли они, как им повезло?
В квартире стояла зловещая тишина. Как перед сражением. Ушёл ли Саша по обыкновению, остался ли дома, я не знала. Но что-то подсказывало, что не ушёл. Когда он, прооравшись, хлопнул дверью, я в очередной раз методично собрала свои вещи. Теперь сборы не представляли для меня особой сложности. Проделав эту процедуру множество раз, я интуитивно хранила свои немногочисленные вещи так, что их можно было собрать за пару минут. Носки, бельё, косметичка, полотенце… Что еще? Паспорт! Мои движения были какие-то слишком уж выверенные. Я даже отсчитывала про себя некий ритм. Раз-два – носки в сумку, три-четыре – бельё в сумку, пять-шесть… Отсутствие паспорта сбивало весь ритм. Продолжая считать и дышать ритмично, я ходила по комнате и делала вид, что разыскиваю его. Перерыла шкаф, тумбочки, cумку и даже подняла на кровати пружинный матрац. Я прекрасно знала, что паспорта в комнате нет. Я села и вдруг почувствовала такую сонливость, сопротивляться которой было просто бессмысленно. Как же я не заметила, что так хочется спать? Голова стала как будто ватной, и в то же время очень-очень тяжёлой. Успела ещё подумать, что так и поезд проспать недолго. Какой поезд? Уснула, показалось, раньше, чем позволила себе лечь.
Это был странный сон, тяжёлый и какой-то липкий, мне хотелось проснуться, и на какие-то короткие моменты я даже, наверное, просыпалась, но тут же снова проваливалась в сон. Издалека слышались громкие голоса, иногда переходящие в крик, время от времени меня выхватывали из сна непривычные звуки: то открытая форточка в моей комнате вдруг била о раму окна от сквозняка, то в коридоре слышались топот и возня. Кажется, звонил телефон. «Кто-то пришёл, звонит телефон…» – фиксировала я себе и продолжала спать. Кто мог прийти, и сколько было времени, меня совсем не волновало – нужно было спать.
Проснулась внезапно. И тут же восстановила в памяти звук, который вторгся в мой мозг и заставил перейти размытую грань реальности. Это был звук удара. Хлёсткий и однозначный. Я подпрыгнула на кровати и вскочила. В комнате было темно, должно быть, я проспала до позднего вечера. Постояв какое-то время возле двери, но ничего не услышав, я вышла в коридор. Из приоткрытой двери кабинета Валерия Дмитриевича лился свет. Я подошла к двери и остановилась. Саша согнулся в кресле и держался двумя руками за левую часть лица. Валерий Дмитриевич курил, стоя у открытого настежь окна. Раньше он никогда не курил в кабинете, всегда используя для этого библиотеку. Не поворачиваясь и глядя в окно, он проговорил, чеканя каждое слово: – Запомни раз и навсегда! У тебя против меня кишка тонка. И всегда тонка будет! – тут он развернулся и заметил меня. – А ну марш к себе! – неожиданно громко рявкнул он мне. Я отступила и попятилась, но в этот момент Саша вдруг подскочил и заорал: – А я тебе говорю, что она всё равно уедет! Я не дам ей остаться тут, не дам! – он увидел меня, отступающую в тень коридора, подскочил ко мне, грубо схватил за ворот водолазки и силой втащил в кабинет. – Проваливай домой! Вали! – у него начиналась истерика. – Ты не нужна здесь! Видишь, что из-за тебя получается? Ты довольна? У меня вдруг застучали зубы. Застучали громко и очень ритмично. Я пыталась унять этот стук, но это этих усилий звук получался еще громче. – Сука! – Саша вдруг резко толкнул меня по направлению двери из кабинета. – Вали отсюда! Проваливай, сука! Я устояла на ногах, повернулась и механически двинулась к своей комнате. Из кабинета слышался уже какой-то звериный рык.
Ключа в замке входной двери не оказалось. Подёргав дверную ручку, я огляделась: где он может быть, этот ключ, который обычно всегда торчал в двери? Странно, но никакой паники я совсем не чувствовала. Не билось учащенно сердце, не накипали на глазах слёзы. Голова работала ясно, движения были чёткими и размеренными. До сих пор я несознательно отсчитывала тот самый ритм, под который до этого собирала свою сумку. Только вот зубы продолжали стучать друг о друга в другом, произвольном ритме. Мне нужно было уйти отсюда. Уйти немедленно. Я вновь заглянула в кабинет. То, что я увидела, не укладывалось в моей голове. Саша и Валерий Дмитриевич нелепо и глупо подпрыгивали, стоя друг напротив друга, как боксёры на ринге. Просторная комната показалась вдруг сейчас тесной из-за двух этих огромных, так глупо скачущих людей. Лица обоих были в крови. Время от времени кто-нибудь из них делал выпад, и тогда они хлестали друг друга, не глядя, куда сыплются удары. – Ты чё, сука? Ты чё, сука? – как заведённый, повторял Саша между ударами. Оба тяжело дышали. Казалось, эта драка отнимает у каждого столько сил, сколько ни один из них не готов был отдать. – Хватит! Хватит! Откройте мне дверь! – кажется, я завизжала. Валерий Дмитриевич вдруг выхватил меня каким-то диким взглядом, забыл про Сашу и медленно двинулся ко мне. Наверное, он был сильно пьян, иначе невозможно было объяснить этот пустой взгляд, который он, казалось, мог фокусировать только на чём-нибудь одном. До этого его внимание всецело занимал Саша, теперь же этим объектом стала я.
Саша вдруг резко развернулся и стремительно бросился из кабинета. От неожиданно быстрого Сашиного движения, стараясь увильнуть и не попасться ему на пути, я проскользнула вправо и вглубь комнаты. Прятаться было негде. Я медленно отступила ещё дальше, к окну. – Отпустите меня! Отпустите меня немедленно, я боюсь, я буду кричать! – я мотала головой и пыталась не видеть, что Валерий Дмитриевич медленно приближается ко мне. – Я где велел тебе быть? – очень опасным, каким-то слишком глухим голосом спросил он. В этот момент в коридоре громко хлопнула входная дверь. Я успела подумать, что это сбежал Саша. – Саша! Я хочу уйти! Я хочу отсюда уйти! – заорала я, но Валерий Дмитриевич вдруг сделал пару широких шагов в мою сторону и с размаху сильно ударил меня по голове всей пятерней. Рука оказалась страшно тяжелой, я не устояла на ногах, но боли, кажется, не почувствовала. Быстро вскочила на ноги и огляделась. Зубы стучали так, что нижняя челюсть прыгала. Бежать по-прежнему было некуда. Он отступил на несколько шагов, пятясь, и снова глухо прорычал: – Где тебе велено быть, сука? – его странно шатало. Я видела, как его рука непроизвольно начала подниматься, сжимаясь при этом в кулак, другой рукой он схватился за рубашку на груди, судорожно её комкал и выкручивал. Когда он вновь двинулся ко мне, я закрыла уши руками и вывалила себя в открытое окно.
Самого падения я почти не помню. Есть короткое воспоминание, как зацепилась ногой за что-то и на миг почувствовала резкую боль. Ещё помнится треск веток и жёстко натянутые верёвки, я пыталась хвататься за них руками, а они злобно жгли кожу. Всё было совсем иначе, чем когда падаешь во сне, было не так плавно и медленно. Наоборот, всё было очень быстро, очень жёстко и всё время больно. Помню, что подумала про волосы: лучше бы были короткими. Было нестерпимо больно, когда они цеплялись и рвали кожу на голове. Всё. Так я выпрыгнула из окна четвёртого этажа квартиры Капитановых. Необдуманно, глупо и очень, очень быстро. И не менее больно. Это был единственный доступный мне выход.
Оглавление 16. Часть 16 17. Часть 17 18. Часть 18 |
Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов
|
||
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
|