Анастасия Винтила
Рассказ
![]() На чтение потребуется 20 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
![]()
Глава 1
Маркинсон таскался по городу в поисках работы. Собеседование – отказ, а, в принципе, он и рад. В идеале, конечно, – получить от кого-нибудь наследство. К несчастью, никто не умирал, а нужда душила и требовала трудоустройства. Маркинсон считал, что общество зря создало данный тип существования: должностные лица. Все кому-то что-то должны, все мелькают лицами. Он ходил по городу, везде отказывали, отчего стрессовал больше. Иногда представлял себя кенгуру. Как скачет по Австралии, а там, на чужом берегу, неважные уже коммунальные счета. Очередное собеседование на должность директора отдела маркетинга провалено. Маркинсон мрачно остановился на улице возле сугроба, задумался.
– Херасе холодок по бёдрам скользит! – услышал Маркинсон голос. – Херасе, говорю, зима хлещет по щам нынче, – повторил голос. Маркинсон повернулся: перед ним стоял мужик в шапке-ушанке и лопатой в руках. – Добрый вечер, – кивнул вежливо Маркинсон. Несмотря на нежелание трудиться, наряженный в социопатию, Маркинсон оставался вежливым даже с неприятными личностями. К слову, неприятны были все. – Я копаю, пока не засыпаю, – заржал мужик. – Чего ты тут стоишь? Автобусная остановка на мосту. Ты мешаешь, брат. – Так я после собеседования... Отказали, – ответил грустно Маркинсон. – Мыслительная мастурбация, – заржал мужик и затряс лопатой. – Давай тебя закопаем тут и всё. – Я, пожалуй, пойду, – тихо ответил Маркинсон. Он решил, что собеседник не здоров. – Отморозок. – Мужик отмахнулся и принялся копать снег. – Пора, – коротко сказал Маркинсон и быстро зашагал к мосту. – Холодно, говорю, – кричал вслед мужик, – холодно! Оттого и отморозок! Чего сразу обижаешься? Ну иди, иди... Маркинсон обернулся, но мужика уже не было видно. Странный незнакомец не удивил, потому что он считал: весь мир соткан из психов, слабоумных и мясо рефлекторных. В очередной раз доказал себе, что никто не понимает его философии.
Трамвай распахнул дверную пасть, позволив пассажирам воспользоваться своим пространством. Затем зажевал, выдохнул и поскулил по рельсам дальше. – Тридцать пять рублей, – крикнула билетчица. Маркинсон протянул деньги. – Спасибо, – поблагодарил он. – Сам себе это слово скажи, – хамской манерой произнесла необидную фразу она. Маркинсон стряхнул с шапки снег и сел. Трамвай скрежетом провожал пейзажи. Снег хлопьями заслонял вид города, и Маркинсону было неинтересно смотреть в окно. Мысли улетали в другой мир. Казалось, что он летит на каком-то самолёте, розовые облака окутывают летающий транспорт. Он не пилот, но важный пассажир. Куда-то везут Маркинсона, а он пьёт что-то сладкое, как из детства. Стюардесса предлагает крабов, он соглашается. – Остановка Глызня, – прорычал трамвай. «Чуть не профукал», – спохватился Маркинсон и выскочил из транспорта.
– Коровье мясо по рублю! – орала тетка из ларька. Маркинсон подумал, что это окружающее кровожадие его раздражает больше, чем сами люди. «Мы жрём других физически, а себя – морально, – философствовал надменно он. – Всё в брюхо, всё в топку».
Дома, не включая свет, улёгся на кровать. Лежал и представлял себя в ресторане. Почти засыпал. Видел в своей дремоте, белоснежных баб с декольте. Он заказывает им вино, потом салаты, и вот несут стейк: – Коровье мясо по рублю! – вдруг снова этот противный голос тётки.
Глава 2
Маркинсон проснулся и сел. «Надоело! Это материальное, низменное! Надоело!» – стонали его мысли. – Вставай, брат! – крикнул его брат Шорох из кухни. – И какого ты решил, что обувь в процессе сна нормально? «И действительно, я не разулся, – подумал Маркинсон, – стресс». – Иди сюда, я лапшу сварил, – позвал Шорох.
На узкой кухне в раковине толпились немытые тарелки, занавеска на окне пожелтела от табачного дыма. Шорох, младший брат Маркинсона, заваривал лапшу из пакета. Два сводных брата выросли в этой небольшой квартире. Мать после развода привела маленького Маркинсона именно сюда, через девять месяцев появился Шорох. Тут они росли, дрались, курили в окно, получали от бати лещей и прятали дневники за кроватями. Мать скончалась четыре года тому, батя – за пару лет до неё. Два брата остались жить вместе. Шорох продавал онлайн какую-то чушь из Китая. Маркинсон практически никогда не работал, много читал, но мало чего извлекал. Маркинсон был сухощавым, с выпирающим кадыком и горбатым носом. Шорох исключительно вливался в современный мир: идеальные черты лица, косматая грива на голове в пучок и рубахи в стиле самурая. Из двоих именно он считался среди друзей интеллектуалом и необычно развитым. – Вот, китайская лапшичка, – улыбался Шорох, – отведай и ты. Часы на стене с Шивой следили за ними. Тик-так, тик-так. Шорох рассыпал по тарелкам жидкую лапшу. – Со вкусом огурца, – представил он еду, – только вчера пришла почтой. Давай, барин, налетай. Гадость лапши обожгла рот Маркинсона. Тот выплюнул и отставил тарелку. Шива в часах, казалось, помахивал руками, когда стрелки шагали.
– Я снова провалил собеседование, – сказал Маркинсон. – Не удивлён, – сёрбая остатками кипятка в лапше, отозвался брат. – Завтра в агентство схожу, может, чего посоветуют, – грустно пробубнил он. – Тебе бы перестать надеяться стать сразу великим, начни с малого и скреби стену труда, пока дыра не образуется. В потом уже долби. – Ты пошлый, а говоришь, что Азия тебя воспитала. – Воспитала меня мать-буфетчица, Азия вот – лапши мне продала. – Шорох ухмыльнулся. – Ты-то сам слышишь? Лапшички он прикупил, – злобно отозвался Маркинсон. – Азия продаст вам безобразие. – Братишка, продают они, а покупаем мы.
Маркинсон отмахнулся. – Ты не работаешь, а дурью маешься. – Да какая разница, брат, чем я занят, если мне это карман греет? Шорох потёр пальцами, показывая жестом наличие купюр. – Вот видишь? Весь мир вокруг этого дерьма! А я не хочу так жить, не хочу сливаться в этом потоке общих потребностей, а вынужден, мать вашу! – У тебя постоянное страдание по этому поводу. Отношение к заработку как к подвигу. Мне кажется, что подобный образ существования – «Купля-продажа» – очень понятен и хорошо помогает сортировать слои общества. – Шорох убрал тарелки и налил зелёного чая. – Вот! Я тебе всегда говорил, что сортировать нельзя, надобно нравственность повышать. Всё это мирское неважно, вот душа… – Хватит! Что душа? Где она у тебя? Показать место? – Шорох взорвался. – Много ты нравственности повышал, когда наша мать умирала? Ты утопился в своей литературе и только и делал, что верещал о неважном. А она погибала тут. Только мои подработки и помогли ей продлить жизнь на год.
Маркинсон вспомнил, как мама умирала. Как он не хотел верить в её смерть, как вместо реальной помощи искал ответы в книгах. Понимал мало, но иллюзия деятельности затмевала чувство беспомощности. Шорох был прав, но в то же время ошибался.
– Маркинсон, вы в котором часу умрёте? – спросила стюардесса. – В семь тридцать две, как только лопнет аорта. – Опять? Ты что-то зачастил, – засмеялся солдат. Самолёт разрывал ледяной воздух. Пассажиры в разных частях летучего транспорта: плацкарт, эконом, бизнес и королевский. Маркинсон сидел в королевском, гордо рассасывая ногу краба и запивая чем-то сладким. Солдат стоял позади от полукровати Маркинсона. Стюардесса принесла ещё угощений. – А вам, уважаемый, какая разница? – спросил Маркинсон, вытирая жирные руки салфеткой. – Да брось ты, – солдат подошёл и сел напротив. – Ты в раскоряку в королевском сидишь, а место тебе в плацкарте, с небритыми материалами. Градация расплескалась, ибо ты в этой жизни ни хрена не успел. – Молодой человек, вам бы сидеть в багажном отсеке и сторожить... – начал Маркинсон. – Что? Твой багаж? – прервал его солдат. – У тебя из багажа только вежливость. И та оккупирована презрением так, что твой сундук сам охранять не надо. Так что давай, дожёвывай, и как только хлопнешься на Земле со своей аневризмой, пересаживайся к остальным в самый зад самолёта. Я больше твои пожитки сортировать не собираюсь – приказ сверху. Солдат встал, отдал честь и вышел. Маркинсон расстроился и заплакал. Стюардесса принесла ему салфетку. – Не парьтесь, сударь, всё херня, – вежливо улыбнулась она.
Сон был для Маркинсона настолько чётким, что после пробуждения он пребывал в как будто анабиозе. Казалось, что его телом затрапезничает паук, а сейчас он ждёт, опутанный его липкой паутиной. Шорох занимался йогой в коридоре. Ему не хотелось продолжать негативный ритм отношений с братом, поэтому он с улыбкой сказал:
– Тут хорошо собакой мордой вниз. Место есть, где ногу задрать, и туалет близко. Но анабиотический катаклизм не позволял Маркинсону воспринимать слова и подколы брата. Молча переваривая сон о летящем по небу самолёте, он прошёл в кухню. Долго стоял и рассматривал часы, они смотрели на него глазами Шивы – семь тридцать две. «Всего доброго», – услышал в голове голос солдата. От ужаса грядущей смерти закрыл глаза. Дышать хотелось чаще, как будто запастись воздухом и не дать себе покинуть этот мир. Ещё вдох, ещё. «Живой!» – радостно ворвалась его мысль. Часы Шивы махнули рукой, и стрелка показала тридцать четвёртую минуту. «Ещё не вечер!» – наглый солдат в его голове засмеялся.
Глава 3
– Ты ещё здесь. – Шорох вытирался полотенцем. – Чего завтрак не сварганил? Маркинсон испуганно посмотрел на брата: «Он знает! Он точно знает, что я должен умереть!». – Знаешь, я подумал, может, тебе на рынке продавать мою китайскую чухню. Нет, ну а чё? Я тебе закуплю, будешь физический репрезент. Очень неплохо. Я ж твой брат, подсоблю. Раздражение на родственника вернуло Маркинсона в мир. Как так? Если знает про смерть, почему так глупо предлагает провести остаток жизни: не будет он продавать на рынке брелоки! Не успеет и не хочет! – Я чуть не умер, идиот, – драматично выкрикнул он. – Как ты не понимаешь? Всё это неважно. Весь этот твой экзотический хлам, вся эта твоя собачатина мордой вниз, твои часы… Он замер. Шива смотрел прямо на него и тикал. Тик-так, тик-так. Без пятнадцати восемь. – Всё. Уйди. – Маркинскон отпихнул брата. Шорох пожал плечами, посмотрел на Шиву. – Драматургия физической плоти, – вслух произнёс он.
Маркинсон шёл по улице и курил. Мокрый город обрызгивал его слякотью из-под колёс авто и снежными плевками с неба. Люди чёрствым взглядом провожали и забывали грустное его лицо тут же. Одно радовало: работу теперь искать не надо. Маркинсон швырнул бычок в сугроб. – Ну вот, ты такой конь, а кидаешь бычки, – услышал он суровый голос. – Урна – не просто слово, но предмет для потребления хлама. Не трудно же… Дворник всмотрелся в его лицо и продолжил: – А-а-а, это ты, отморозок. Маркинсон увидел того самого мужика с лопатой, которого встретил вчера после собеседования. Желания разговаривать не было: тратить своё драгоценное время на нездорового человека не хотелось. Маркинсон резко отвернулся и хотел уже уйти.
– Куда это ты заторопился? – крикнул дворник. – Все вы такие торопкие в последние часы. Тебе что, в церковь? Тогда на противоположную сторону надобно. Маркинсон замер: невероятное раздражение вспыхнуло идеей: а к чему скрывать? Пошли все к чертям! Нет смысла сохранять баланс между мной и социумом! – Вот чего ты лезешь? – рыкнул Маркинсон. – Кто ты такой? Тоже солдат? Или галлюцинация? Мужик улыбнулся. – Я дворник, – по-доброму ответил он, – гребу за вами. Грязи, знаешь ли… Если бы не я, все бы утонули. А так – мету, растаскиваю, копаю. Тебе бы за собой тоже пригрести не мешало. Сам знаешь, полёт тебе предстоит нормальный. – Греби-греби, каждому своя забота, – грубо ответил Маркинсон. – А я… Он задумался о церкви. Какой в этом смысл? Если голоса, сны и этот дворник – всё подтвердило: смерть придёт. Так хотелось как будто оттянуть момент или позаботиться о душонке... – Да я идиот! Мне же всё известно! – хлопнул себя по лбу Маркинсон. Он быстро побежал в сторону остановки. – А ты иди на хрен! – через плечо кинул он дворнику.
Глава 4
– Итак, товарищ Маркинсон, судя по всему, у вас всё в порядке. Но более подробный анализ позволит более точно… – У меня нет на это времени. Следи, что там с аортами или как там! – торопко и нервно выговаривал слова Маркинсон. – Я врач, а не… – Ой, только не надо, я вас умоляю, – прервал его Маркинсон. – Я хочу знать, насколько велик риск смерти от разрыва аорты. – Ну, насколько я могу судить, вы вполне здоровы. Аневризма… Не могу судить на сто процентов. Давайте сделаем все анализы. Маркинсон стал хрустеть костяшками пальцев. – Нет, нет смысла в этом, вы знаете, но не говорите, – настаивал он. – Молодой человек, идите в регистратуру. Вот направление на анализы. Делайте всё, приходите, и тогда решим.
Маркинскон вырвал у врача листок. Нервно дрожали его губы. Доктор принялся что-то записывать у себя в журнале. Маркинсон встал и направился к выходу. Врач вдруг повернулся и весело произнёс: – Не парьтесь, сударь, всё херня. Маркинсон хотел наброситься на эскулапа. Но тут бабка распахнула дверь: – Ну, сколько можно? Так и помру в этой очереди. Иди, милок, тебе-то что. Давай, прусь отседа. Его вытолкали вон. Злой, абсолютно расстроенный Маркинсон вышел. Стало страшно: сон вещий, и смерть неизбежна.
Глава 5
Серый пёс Роберт бегал по городу уже несколько месяцев. Если осенью было комфортно, то теперь, зимой, жизнь очерствела морозом и недостатком пищи. Живодёрня мониторила, а дикие псы на помойках огрызались. Возле больницы, из которой выпал расстроенный Маркинсон, Роберт ошивался третий день. Как будто чего-то ждал. Маркинсон, словно резиновый, сел на скамейку и закурил. Роберт подсел к нему и стал рассматривать. Человек явно переживает стресс, его лицо бледное: давление, как минимум. «Очень не хотелось бы наблюдать инсульт, – подумал Роберт, – потому как врач пса пошлёт». Что-то было в этом человеке, и Роберт вдруг произнёс: – Вы бы поменьше курили, мало ли что порвётся, и вы того… Маркинсон достал сигарету изо рта и, ничуть не удивившись, посмотрел на зверя. – А иди ты лесом, – и он закашлялся табачным дымом. – Был, нет смысла. Опасно, и пищи, увы, минимально, – вежливо ответил пёс. – Я тоже таким был, – отозвался после небольшого перерыва Маркинсон. – Животным? – удивился Роберт. – Эко вас реинкарнировало. – Нет, я был вежливым ко всем скотам. – Эко вы аналитичны, – Роберт улыбнулся. – Мне плевать, скоро от меня останутся только ножки да ручки. – Что за диагноз? – с интересом спросил пёс. – У меня аорта лопнет, – гордо произнёс Маркинсон и закинул голову. – Аневризма… Ну, вы бы так не плевались словами. Может, врачи вас подлатают? И потом, вы не можете знать наверняка. – Дрянь. Дело – дрянь. Я знаю, что умру… – Маркинсон посмотрел на часы. – Через четыре часа и тридцать две минуты. Пёс с озабоченным видом прыгнул на колени к новому другу и испачкал его. – Отчего тогда тут сидите, ежели так уверены в собственной кончине? – нежно спросил Роберт. – Так, а что тут уже поделать? Молить? Лечить? – отпихивая собаку, ответил он. – Вы знаете, я думаю, неважно, сколько осталось. Надобно жить. – Роберт спрыгнул сам на грязный асфальт. – Я тридцать лет жил. – Или существовал? Маркинсона задели слова серой дворняги. – Ой, вот только не надо. Я побольше твоего начитан. Он встал, отряхнулся и пошёл по чавкающему грязному снегу прочь. Роберт поспешил за ним.
Глава 6
В церкви их встретил батюшка. Он был недоволен псом и посетителем. – Вытри тряпкой подошвы. Только вымыли. Маркинсон послушался. – Собака этот… – нахмурился батюшка. – Не место ему тут. Роберт вежливо кивнул и остался снаружи. Маркинсон перекрестился. Священник ходил вокруг, поправлял то тут, то там, искоса посматривал на гостя.
– Вам можно помочь? – спросил он. – Я умираю, – уверенно ответил Маркинсон. – Бывает, – ответил нетерпеливо священник. – Что ж, давай по быстренькому искуплю. Пятьсот рублей. Маркинсон отошёл на два шага назад. – Что ж вы так разочаровываете? – спросил он с горечью. – Все мы твари, всем нужно кормить живых, – спокойно ответил священник.
Маркинсон насупился, посмотрел на чистый пол под ногами, грязную, с точки зрения морали, руку человека в рясе, а затем на крошечное окошко справа. Оттуда вопреки происходящему вливался солнечный свет в помещение. Ничего не испытывая, кроме разочарования, Маркинсон произнёс: – Я, пожалуй, и так умру. Дешевле выходит.
С абсолютным отвращением он вышел из церкви. Роберт рвал когти зубами. – Ну как? Отпустило? – Тут только за наличные отпускают, – ответил с горечью Маркинсон. Пёс выдохнул. Он хотел что-то сказать, но Маркинсон уже шагал прочь. Роберт засеменил за ним.
На площади – ёлка. Вокруг – цветные палатки. Продают хлам и какао. Маркинсон купил какао себе и Роберту. Ему оставалось жить два с половиной часа. – Как бездельно ты проводишь время, – сказал Роберт, вылавливая зефирки языком. Маркинсон и пёс сидели на стульях у палатки. – Врач мне не помог, церковь – меркантильная – меня не выслушала. Вокруг никого, а главное – нет смысла, так что давай без лая, – закатывал глаза Маркинсон. – Ты сейчас говоришь, как алкаш – весь мир виноват в том, что ты пьянь. При чём тут дядя в церкви к твоей душе? При чём тут врач к жизни? – Роберт облизал морду. – При том, что я хотел вылечить тело и спасти душу. А врач не помог, бюрократ, и священник в лоб купюры потребовал. Так что давай не надо мне – ой да ай. – Ты знаешь, ты ожидаешь от мира чего-то весьма зря. Как изменится внешность, когда ты – внутренность этого мира, гниёшь. Какого ты ищешь в других своё спасение? Тебя спасёшь лишь ты сам, а другие помогут, только если ты сам готов. – У каждого своя работа: один лечит, другой грехи отпускает. – Ну… а ты знаешь свои болезни? Свои грехи? – Роберт глотнул какао и откинулся на спинку стула. Маркинсон отрицательно покачал головой. – Эй, кисуля, плесни ещё кипяточку молочного, – крикнул пёс продавщице. Она спокойно подошла и подлила ему горячего какао в стакан.
– Так чего ты боишься? – спросил Роберт. – Я… что будет больно, что умру… – И?.. – Что меня пересадят в плацкарт. – Вот! – Роберт поднял лапу вверх. – Отсюда и лаять надо. Тебе страшно, оттого что ты после своих барахтаний тут окажешься не в том месте там. Ты бы вопросы себе правильные ставил – тогда, гляди, и мир запляшет грациознее. – Псина! – Маркинсона охватила уставшая вспышка гнева. – Вот чего ты ко мне пристебался? Может, весь этот сон – блажь, а я вовсе псих. – Тогда тем более сиди и слушай псину! – рычал Роберт. – А ты передо мной распускаешь гирлянды из инфантильных соплей! Маркинсон замолчал. – Знаешь, в чём секрет? – спросил Роберт. – Ну? – Не бывает плохих или хороших. Бывает только одно – выбор. Всех рождают с полным спектром. А вот дальше – дело твоё. Вся жизнь: ты в эту секунду мудак или принцесса. Не каждый день, а каждую секунду у тебя есть выбор.
– Многословная собака провоцирует на драку, – вдруг за спиной опять послышался голос дворника. Маркинсон закатил глаза. – Ну-ну, чего ты? Я просто гребу тут, людей много. Смотрю – наши сидят, – сказал дворник, отряхивая варежки от снега.
Роберт жестом показал продавщице на дворника, и та принесла какао. – Так, о чём речь? – спросил он, облокотив лопату на Маркинсона. Тот посмотрел и скинул её рукой. – Эй-ей, пускай стоит! Всасывает заодно твой мусор, – грубо сказал дворник. – Тебе-то что? Осталось тут всего ничего. Роберт поднял лапу, останавливая Маркинсона от негатива. – Речь у нас о том, что господин умирающий не хочет жить, – негромко рассказал пёс. – Как тут жить, если всё настроено на смерть. – Маркинсон грустно смотрел на пса. Роберт без сочувствия ответил: – Какая разница, живёт ли твоё тело, если при его существовании ты не жил? Дворник поперхнулся от смеха и, хлопая себя по колену, принялся откашливаться. – Иди ты, – хохотал красный дворник. – Ну вот чего ты его грузишь? Он всё равно обосрётся перед смертью. Отпусти его погоревать. Толку-то. – Твоя работа уборка, – оскалился пёс. – Иди и мети улицы! Тебя не звали. Откуда тебе знать, какой у него век – долгий или короткий, и что он поймёт? Давай работай да за собой следи!
Дворник вдруг покорно встал, взял лопату и засеменил прочь. Маркинсон посмотрел на часы на высокой башне напротив ёлки. Семь двадцать четыре. Маркинсон вдруг спокойно, без раздражения сказал: – Я не хочу умирать. Пёс уставился перед собой невидящими глазами. – Почему? – Я боюсь, – честно признался Маркинсон. – Не бойся смерти, бойся жизни, будучи мёртвым. Смерть – процесс, чего его бояться. Тут надо себя... [...]
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за янгварь 2019 года в полном объёме за 197 руб.:
|
![]() Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() ![]() Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсыБиографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:![]() Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.02.2025 С каждым разом подбор текстов становится всё лучше и лучше. У вас хороший вкус в выборе материала. Ваш журнал интеллигентен, вызывает желание продолжить дружбу с журналом, чтобы черпать всё новые и новые повести, рассказы и стихи от рядовых россиян, непрофессиональных литераторов. Вот это и есть то, что называется «Народным изданием». Так держать! Алмас Коптлеуов 16.02.2025 Очаровывает поэзия Маргариты Графовой, особенно "Девятый день" и "О леснике Теодоре". Даже странно видеть автора столь мудрых стихов живой, яркой красавицей. (Видимо, казанский климат вдохновляет.) Анна-Нина Коваленко 14.02.2025 Сознаюсь, я искренне рад, что мой рассказ опубликован в журнале «Новая Литература». Перед этим он, и не раз, прошел строгий отбор, критику рецензентов. Спасибо всем, в том числе главному редактору. Переписка с редакцией всегда деликатна, уважительна, сотрудничество с Вами оставляет приятное впечатление. Так держать! Владимир Локтев ![]()
![]() |
|||||||||||
© 2001—2025 журнал «Новая Литература», Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021, 18+ 📧 newlit@newlit.ru. ☎, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 Согласие на обработку персональных данных |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
Смотрите информацию встроенная посудомоечная машина miele здесь. . Рация baofeng какои baofeng. . Керамогранит Крето |