HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Соломон Воложин

Занозы

Обсудить

Цикл статей

Опубликовано редактором: Игорь Якушко, 27.05.2007
Оглавление

11. * Зюскинд, Магритт
12. * Габриэль Гарсиа Маркес


* Габриэль Гарсиа Маркес


Четыре переживания поочередно овладевали мной, пока я читал “Любовь во время чумы” Габриэля Гарсиа Маркеса.

 

Первое – острое сочувствие своей дочери, которой, думаю, Маркес мог потрафить описанием жгучей любви, охватившей юную пару главных героев.

 

“...девушка лишь подняла глаза посмотреть, кто прошел мимо окна, и этот случайный взгляд породил такую любовную напасть, которая не прошла и полвека спустя”.

 

Девушку держали в большой строгости, всегда при тете-монашке и подступиться к ней было нельзя.

 

“И вот совершенно невинным образом Флорентино Ариса начал свою тайную жизнь одинокого охотника. С семи утра он усаживался на самую неприметную скамейку в парке, делая вид, будто в тени миндалевых деревьев читает книжку стихов, и ждал, когда через парк пройдет немыслимо прекрасная юная барышня...

 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Флорентино Ариса смотрел, как они [она и тетя] шли мимо, туда и обратно, четыре раза в день, и еще видел их по воскресеньям, когда они выходили после службы из церкви: ему было довольно видеть ее. Постепенно он дорисовывал прекрасный образ, приписывал ей невероятные добродетели и чувства, так что через две недели уже больше ни о чем не думал – лишь о ней. Он решил послать ей записку и исписал листок с обоих сторон своим каллиграфическим почерком. Несколько дней он носил записку в кармане, не зная, как передать ее, а вечером перед сном, ломая голову над этой задачей, исписывал еще несколько листков...”

 

И письмо превратилось в толстый том.

 

“...в тот день, когда Фермина Даса на миг оторвалась от чтения, которому обучала тетушку, и подняла глаза посмотреть, кто проходит по коридору, Флорентино Ариса успел поразить ее своим неприкаянным видом...

 

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . И она узнала Флорентино Арису сразу же, когда увидела его в парке читающим книжку под миндалевым деревом, однако и бровью не повела, пока тетушка однажды не обнаружила, что он сидит на этом самом месте уже несколько недель кряду... И сказала: “Едва ли он из-за меня так хлопочет”.”

 

“Эти почти детские уловки... поначалу вызвали у нее обыкновенное любопытство, но еще несколько месяцев ей в голову не приходило, что это может перерасти во что-то иное. И она не заметила, в какой момент простая забава перешла в сердечное волнение, так что порою кровь в ней закипала – до того хотелось немедленно увидеть его, и как-то ночью она проснулась в ужасе от того, что его увидела: он глядел на нее из темноты...”

 

Видение.

 

“Ее сердечные волнения становились все отчаяннее, по мере того как близились декабрьские каникулы; терзала мысль, как устроить, чтобы видеть его и чтобы он мог ее видеть те три месяца, когда она не будет ходить в школу”.

 

Ну и так далее. Все раскаленнее. И верилось, потому что чего не бывает с отроками и отроковицами. Жаль только, если на мою великовозрастную дочь это могло влиять в практическом плане. И я, меланхолик, надолго испортил себе настроение этим Габриэлем Гарсиа Маркесом. И простил ему скучное начало романа – описание последнего дня жизни мужа Фермины, доктора Урбино, через более чем полвека после ее детской любви к Флорентино.

 

Потом скука опять завладела мною. Маркес принялся описывать, как плохо жить и даже грешить в браке по расчету (доктор женился не по любви, а из-за того, что его избранница была самой гордой из всех девушек в городе, а она, – после разрыва с Флорентино, – чтоб не остаться в старых девах, ибо подходил критический, мол, срок, 21-й год). А вперебивку Маркес описывает, как хорошо жить холостому охотнику за удовлетворением простого полового влечения к особи другого пола. Причем собственно охоту охотник почти не описывает, – что было бы интересно, – а дает описания соитий в их разнообразии, – что тоже было бы увлекательно. Но он, – от стеснения, что ли, – разбавляет этот оживляж то беглым, то подробным, но всегда многословным описанием всякой всячины, существующей в жизни помимо соитий, – всячины, кое-как (внесюжетно) прицепленной.

 

Возьмем – наобум, где откроется – один абзац (а абзацы у Маркеса все больше огромные, наверно, оттого, что ему нечего сказать, если не про это, и надо маскироваться).

 

“Смерть матери снова отбросила Флорентино Арису ко всегдашним обязательствам, которые он выполнял с маниакальным постоянством: контора, встречи в строгой очередности с постоянными возлюбленными, домино в коммерческом клубе, старые любовные книги, воскресные посещения кладбища. Ржавая рутина жизни пугала и принижала, однако именно она охраняла его – не давала осознать свой возраст. И тем не менее однажды декабрьским воскресеньем, когда розовые кусты все-таки одержали победу над своим врагом – садовым секатором, он заметил ласточек на недавно проведенных электрических проводах и вдруг осознал, сколько времени прошло со смерти матери, сколько – с убийства [мужем] Олимпии Сулеты [похороненной неподалеку от матери одной его любовницы, из-за него и убитой] и сколько с того далекого декабрьского дня, когда Фермина Даса прислала ему письмо, в котором говорила, что да, что будет любить его вечно. До тех пор он жил так, словно время для него не проходило, а проходило только для других. Всего неделю назад он встретил на улице одну из пар, что поженились благодаря его письмам [было у него такое хобби – у Писарских ворот писать на заказ любовные письма для страждущих], и не узнал их первенца, который был его крестником. Он вышел из неловкого положения, прибегнув к обычному в таких случаях восклицанию: “Черт побери, да он уже мужчина!” Он продолжал вести себя так, даже когда тело начало подавать ему первые тревожные знаки, ибо всю жизнь обладал железным здоровьем, свойственным хилым на вид людям. Трансито Ариса [мать], бывало, говорила: “За всю жизнь мой сын болел только чумой”. Разумеется, она путала чуму с любовью и начала путать их задолго до того, как память у нее запуталась окончательно. Однако же она ошибалась: ее сын тайком от нее шесть раз переболел гонореей, правда, врач говорил, что это была одна и та же гонорея, которая шесть раз возвращалась к нему после каждого проигранного сражения. Еще у него был бубон и шесть раз лишаи, но ни ему самому и никому другому в голову бы не пришло считать их болезнями – то были военные трофеи”.

 

Открылась бегло описанная всячина.

 

Найдем подробную. – Вот. Финал конкурса поэтов. На нем имя победителя зачитывала Фермина Даса (в качестве знатной дамы, приглашавшейся на все городские начинания). Не победившие Флорентино Ариса и некая толстушка, оказавшиеся в зале на соседних креслах, уняли горечь поражения в постели этой толстушки.

 

“Никто не разобрал имени, когда Фермина Даса в замешательстве прочитала его. И не потому, что это было необычное имя, но просто никто и никогда в точности не знал, как зовут китайцев. Однако долго раздумывать не пришлось, потому что премированный китаец тотчас же возник из недр партера с ангельской улыбочкой, которая всегда бывает у китайцев, когда они рано приходят домой. Он был так уверен в победе, что заранее в честь нее надел обрядовую весеннюю рубашку из желтого шелка. Он получил Золотую орхидею на восемнадцать каратов и, счастливый, поцеловал ее под оглушительные насмешки неверящих зрителей. И бровью не повел. Он стоял и ждал посреди сцены, невозмутимый, словно сам апостол Божественного провидения, и, едва наступила тишина, прочел премированное стихотворение. Его никто не понял. Но когда новая волна насмешек схлынула, Фермина Даса прочитала стихотворение еще раз, тихим, мягким голосом, и первая же строфа ошеломила слушателей. Сонет, написанный в чистейшем парнасском стиле, был совершенен и овеян вдохновением, которое выдавало участие мастерской руки. Объяснение напрашивалось одно: какой-то большой поэт задумал эту шутку в насмешку над Цветочными играми, а китайца взяли на эту роль с условием до конца жизни хранить тайну”.

 

Я добрался лишь до половины абзаца. Не рискую больше испытывать терпение читателя, тем более, что вторая половина носит уже беглый характер и охватывает всю жизнь китайца в связи с этим стихотворением (и больше он нигде не появляется в романе).

 

Этот эпизод не имеет отношения к сюжету. Да и сюжета, собственно, нет. Есть инвентаризация соитий по их разнообразию. Разбавленная, повторяю, всякой всячиной.

 

Скучно.

 

А под конец стало просто противно. Там, где описано соитие стариков, главных героев, наконец, обретших друг друга.

 

“...он осмелился кончиками пальцев коснуться ее морщинистой шеи, затем пальцы скользнули к закованной в корсет груди, к съеденным временем бедрам и ниже...”

 

“...в темноте она протянула руку, погладила его живот, бока, почти голый лобок. И проговорила: “У тебя кожа как у младенца”. И наконец решилась, поискала-пошарила рукою там, где не было, и снова, уже без пустых надежд поискала, нашла, и поняла: неживой.

 

– Мертвый, – сказал он.

 

Первый раз это с ним бывало всегда [объявлено впервые и не верится, судя по прочитанному до этой страницы; 600 записей о его соитиях было у него в специально заведенной книжице], со всеми женщинами, во все времена, так что ему пришлось научиться с этим сосуществовать: она почувствовала, как почти под кожей старое неуемное сердце колотится с такой же силой и безудержной резвостью, как у подростка. Он сказал: “Слишком большая любовь в этом деле такая же помеха, как и малая”. Но сказал неубежденно – было стыдно, он искал повода взвалить вину за свой провал на нее. Она это знала и стала потихоньку, шутливо-сладко терзать беззащитное тело, точно ласковая кошка, наслаждаясь своей жестокостью, пока он, в конце концов не выдержав этой муки, не ушел к себе в каюту”.

 

Ну потом у него вышло. Но чувство гадостности не прошло.

 

И, наконец, впечатлил самый конец.

 

Ставший хозяином пароходной компании, на семьдесят шестом году дождавшийся-таки смерти мужа своей семидесятидвухлетней любимой и возвращения ее любви к себе, герой, учитывая противоестественность в глазах людей старческой любви, велит капитану парохода не брать на борт пассажиров (под предлогом, что на судне будто бы чума), поднять желтый флаг, знак чумы, и катать их, нововлюбленную пару, по реке от начального до конечного портов и обратно.

 

“Капитан... испугался запоздалой догадки, что, должно быть, жизнь еще больше, чем смерть, не знает границ.

 

– И как долго, по-вашему, мы будем болтаться по реке туда-сюда? – спросил он.

 

Этот ответ Флорентино Ариса знал уже пятьдесят три года семь месяцев и одиннадцать дней.

 

– Всю жизнь, – сказал он”.

 

На этом роман кончается. И становится понятным его название – “Любовь во время чумы”.

 

Впечатляет.

 

Но.

 

Как фальшива эта чума, так фальшивым представился авторский идеализм, якобы вдохновивший создание данного сочинения. Потому идеализм, что вроде бы выпадающее из обычно понимаемого идеализма воспевание внебрачных соитий заявлено как бы несуществующим и вот почему: Флорентино, во-первых, женщин не приводил в свой дом, во- вторых, сходился с ними тайно от их и своих знакомых. Чтоб иметь моральное – или уж не знаю, как сказать – право в будущем заявить Фермине, что он сохранил для нее свою девственность.

 

Как будто ничтожный ханжа написал эту книгу.

 

А ведь написал ее Нобелевский лауреат, написал сразу после получения премии. Что: ее не так уж справедливо назначают? Или раз на раз не приходится? У писателей. Или я не понял Маркеса? Что наиболее вероятно.

 

Заноза.

 

А у меня так бывает: чтоб занозу вынуть, надо начать, пусть и не знаешь как.

 

Наиболее часто применяемая мною палочка-выручалочка – это отделить в повествовании голос героя от голоса автора.

 

Попробуем.

 

Я перечитал процитированные отрывки и нашел звуки авторского голоса.

 

“...приписывал ей невероятные добродетели и чувства” юный Флорентино Ариса, но не пожилой автор. Естественно думать, что добродетели не относятся к сфере любви. И можно б ожидать, что хоть бы обычные добродетели Фермины попадут в будущее пространное описание ее жизни. Так нет того. Обычнейшую женщину вывел Гарсиа Маркес. Ну, разве что тем необычную, что у нее был невероятно острый нюх. Так это не добродетель. А если учесть, что изображена женщина не из низов и это рубеж XIX и ХХ веков, то если она матерится – вряд ли у нее невероятные добродетели (во всяком случае, по российским меркам; не знаю, как по колумбийским).

 

“...ни ему самому и никому другому в голову бы не пришло считать их болезнями – то были военные трофеи”. Это бодрится Флорентино насчет своих венерических болезней. И видно, что автор эти болезни все-таки болезнями считает и иронизирует по поводу делания хорошей мины при плохой игре всего этого племени потаскунов.

 

“...шутку в насмешку над Цветочными играми, а китайца взяли на эту роль с условием до конца жизни хранить тайну”. Здесь, да и во всем абзаце, очень тонкая ирония автора, профессионального литератора, над бестолковой толпой. Чтоб шутка была шуткой, надо ж, чтоб ее в качестве таковой публика узнала. Т. е., наоборот, надо, чтоб через какое-то небольшое время, пока случай не забылся, стало известно о розыгрыше. Но где уж там – рассуждать – темпераментной южной черни!

 

“Первый раз это с ним бывало всегда”. А 33 страницы до этого читаем: “Всего десять лет назад он, было дело, налетел на служанку прямо за парадной лестницей и, стоя, в два счета, скорее, чем какой-нибудь филиппинский петух, ублаготворил ее”. И та оказалась девицей. Вот вам и первый раз... – Вполне человеческая непоследовательность со стороны героя. Но не автора! Тем более такого маститого. Автор тут чуть-чуть подшучивает над опозорившимся престарелым героем-любовником.

 

“...знал уже пятьдесят три года семь месяцев и одиннадцать дней”. А за 7 страниц до этого написано: “Спасительная идея пришла ему в голову внезапно, за ужином...” Опять непоследовательность старика, может, понемногу начинающего выживать из ума.

 

И даже в самом названии романа есть тончайшая авторская ирония над старческим бегством от действительности и мнимостью победы над самим временем.

 

В общем, даже по приведенным крохам получается, что Маркес дистанцируется и от отчаянно-идеальной юношеской любви, тем более – от старческой, и от ханжеской (тайной) холостяцкой похоти, удовлетворяющей себя не “по-людски”, как изъясняется Фермина.

 

Гармоничный товарищ, похоже.

 

А что скучно читать иное... Так и жизнь – не все праздник.

 

Реалист. И очень уж обыкновенных людей взял в герои.

 

А реалистами становятся после разочарования...

 

Я не знаю, что там за очарования могли быть в Колумбии во второй половине ХХ века, когда роман писался... Хотя... Мировой революционный центр переместился было в Латинскую Америку тогда. И потерпели крах революции в одной стране за другой (кроме Кубы). По большому счету было в чем разочаровываться. И не зря в этом романе все время, – как бы за его пределами, но слышны, – идут гражданские войны, фигурируют карибские беженцы...

 

Вот и начало романа... Кончает жизнь самоубийством “беженец с Антильских остовов Хремия де Сент-Амур, инвалид войны”. Старик. Вполне еще трудоспособный детский фотограф. “Чья-то прилежная рука... [не его собственная, потому что перед этим описан хаос – “столик, заставленный флаконами и пузырьками без этикеток”] ...чья-то прилежная рука охраняла все это от пыли”. Значит, была и женщина. Но... “поддался гибельному разочарованию”.

 

И если соотнести такое начало с таким, противоестественным, символистским концом, то ясно, что плодом разочарования Габриэля Гарсиа Маркеса, – если оно имело место быть, – стал мудрый реализм. Не разочарование и не очарование.

 

И поэтому я отрицаю как неверную надпись на обложке книги от имени издательства: <<Первым произведением, вышедшим после присуждения премии [Нобелевской], стал “самый оптимистичный” роман Гарсиа Маркеса “Любовь во время чумы”. Роман, в котором любовь побеждает неприязнь, отчуждение, жизненные невзгоды и даже само время>>.

 

Зато я принимаю слова самого Маркеса, помещенные на той же обложке: <<Я – прирожденный оптимист>>.

 

Вы знаете, что такое онтогенез? – Это индивидуальное развитие живого существа, охватывающее все изменения, претерпеваемые организмом от стадии оплодотворения яйца до окончания индивидуальной жизни.

 

Так вот разочарование вполне могло для Габриэля Гарсиа Маркеса стать фактом его духовного онтогенеза. И как мы “не помним”, что были какое-то время рыбой во чреве матери, так Маркес мог, и вполне искренно, считать себя прирожденным оптимистом.





Одесса. 2002-2003 гг.

Оглавление

11. * Зюскинд, Магритт
12. * Габриэль Гарсиа Маркес

508 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 28.03.2024, 19:50 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!