Как может выжить Россия

 

 

Силой духа.

 

Так, спустя время, я осознал, почему мне перехватило горло в конце рассказа Дмитрия Крылова «Горло».

А осознание пришло от прочтения такого пассажа:

«…общий художественный эффект усиливается, если сначала более активно развивается не тот элемент, которому впоследствии предстоит победить или выйти на первый план» (Мазель. Вопросы анализа музыки).

Что там, в рассказе, за не тот элемент?

Болезнь, как инструмент отлынивания от школы. В школе казенщина, бьют на переменах не только неполноценного Дениса, но и выдумщика Сашку – за гордость и оригинальность, что ли. В школе «я»-повествователь спит на уроках от неприятия почти всего тут. Потом он месяц просто прогуливает, тайно от родителей. Ну а потом становится выше ситуации и приходит в класс, и там над ним опять все смеются, а учительница отчитывает. – В общем, описывается, казалось бы, жизнь заурядного первоклашки. Но. Там семь раз в тексте перед концом есть Верка с непокорным взглядом…

Ну и что, что они поначалу было сели за одну парту. Мало ли как садятся незнакомые друг другу первоклашки. Потом расселись. Ну и что, что она его погладила, что не мучал Дениса и даже заступился за него и вытерпел месть мучавших. Ну и что, что соученики немотивированно колют, что он-де любит Верку. Мало ли что мелют первоклашки. Ну и что, что Верка не дала ему ножницы на уроке труда. Зато она этими ножницами в конце… отрезала косу и протянула ему.

Я думал было озаглавить свою заметку «Повесть о настоящем человеке»…

Ведь с пяти до восьми лет ребенок становится таким, каким останется на всю жизнь. А на глазах у нас сложился герой.

«Я огляделся и встретил вынутые из губ зубы одноклассников, сомкнувшихся теперь теснее. Не зная, что и как делать и не имея сил быстренько привлечь из предавшей меня памяти авторитет отца, я размахнулся циркулем как топором и слету вонзил его Славику в левое плечо».

Инициатору садизма. Не несчастному Денису, как все.

Авторитет отца уже даже и не понадобился памяти. Он УЖЕ вошел в плоть и кровь. Зато теперь-то он подвергается испытанию.

«Следующие дни я ходил в школу, не регистрируя никак событий. Возможно, меня били и еще, но мне все казалось ватненьким и далеким».

Но мало, что тело выдержало. Должна была выдержать нравственность. Так выдержала и она. Если все струсили, а Славик даже пошел шестерить к прямо патологическим бандитам, то герой вообще перестал ходить в школу.

Ай-я-яй, как нехорошо – не ходить в школу! – Да?

Нет! Если в школе – такое.

И Верка это поняла.

Банально, что женщины любовь свою отдают героям. В произведениях искусства, по крайней мере, так. Но у Дмитрия Крылова – это настолько неожиданно. И такая невероятно юная – любовь. Немыслимо юная. Такого не может быть в жизни. Первоклашки!

Зато это так к месту в нежизни, в выдумке, которая призвана не только испытать человека, но и обеспечить, чтоб большинство не сломалось в этом испытании.

То, что цивилизованный мир называет отсталостью, спасти может Россию.

 

Случайно я за несколько часов «до» читал другой рассказ, другого автора, об обгоняющей всех бизнес-вумэн. Там есть такие слова-мысли героини:

«Обладательницы роскошных ног вправе рассчитывать на далеко идущие сексуальные планы. Так же, как и носители рельефных бицепсов-трицепсов, что бы там не гундосило на эту тему худосочное лобби женоподобных интеллектуалов».

А еще раньше я напоролся в обзоре популяризаторов науки Джека и Линды Палмер:

«Один из методов оценки относительной симметрии организма – измерение колеблющейся асимметрии (FA). FA подсчитывается путем измерения многих параметров (таких, как толщина лодыжки, толщина запястья, толщина руки в области локтя и длина уха), подсчета разниц между левой и правой стороной и суммированием всех оценок. Таким образом, FA – это мера отсутствия симметрии… Торнхилл, Гэнгстэд и Камер (Thornhill, Gangestad & Comer, 1995) обнаружили значительную негативную корреляцию между названной женщинами частотой оргазмов и показателями FA их партнеров».

То есть, чем более асимметричны (кривы) партнеры, тем меньше с ними оргазмов.

На-у-ка!

Куда человечество ведет самая развитая страна!?

Воистину в шутке Задорнова, что американцы призваны указать, как должно жить тело, а россияне – душа, есть задорная доля правды.

И не случаен тогда и факт проживания автора, Дмитрия Крылова, «сейчас» в США, и не случайно название его рассказа. Ведь что такое горло? Через него душа из тела отлетает. Не может сейчас Россия всех своих ученых обеспечить. Еле-еле душа в теле. Больна. Вот и Крылов…  

Конечно, и в мыслях не было у Дмитрия Крылова потому так называть рассказ и фабулу выбирать околоболезненную. Да еще и с тем нюансом, что болезни там мальчик навлекает на себя раз за разом сам, по собственной воле. Крылов не был бы художником, если б такие моменты осознавал. Вот и пишет совершенно, думаю, честно (о ином, но и об этом рассказе и его элементах): «мне самому ничего из этих слов неясно».

Признаюсь, все, что написано выше, написано после «проверки». – Я взял и прочел абы что другое у Дмитрия Крылова. И в списке публикаций нечто публицистическое зацепило своим заглавием – «Об одной особенности американского мышления». О трагедии 11-го сентября. Написано на следующий день. И там есть такое в конце:

«…по одну сторону стоит рационализм, вера в прогресс, и стремление к полному контролю, а по другую – ножи не в счёт – вера и только она».

Все сходилось.

И тогда я стал данную заметку писать.

 

 

* * *

 

А закончив, стало жаль бросать тот рассказ, от отрывка из которого я отталкивался.

Отрывок тоже удовлетворяет одному высказыванию того же Музиля и из той же его работы:

«Если перенести принцип наибольшего сопротивления из сферы выбора материала в область развития, он предстанет как движение к цели под видом удаления от нее. Здесь, в свою очередь, возможны самые различные варианты. Иногда развитие лишь временно отводится в сторону, противоположную той, где лежит его истинная цель, а затем меняет свое направление. Прообразы этого имеются в простейших явлениях действительности: так, удар будет сильнее при более широком размахе, но направление размаха противоположно направлению удара».

Процитированные мысли героини, Татьяны Николаевны, этой «бизнес и совсем еще немного вумен», тоже размах: на нормальную ориентацию партнеров. Но рассказ повествует о половом извращении касательно того, что у Дмитрия Крылова политкорректно названо так: «стремление к полному контролю». И получаешь-таки моральный удар. Я, по крайней мере, про такое половое извращение еще не слыхивал и, может, его и не бывает, а оно выдумано, как и одухотворенная любовь первоклашек.

Надо ли было вводить меня в курс? Да так натуралистично.

(Тут я предлагаю брезгливым читателям рассказ «Татьянин день» Петра Белосветова не читать.)

Но я-то прочел (сработал автомат под названием «завязка»; хочется ж узнать развязку), что ж мне-то теперь делать? Выбросить из головы? Струсить? Тем более что я для себя так и не решил окончательно, существует ли антиискусство, то, что направлено не на совершенствование человечества, а наоборот. Тем более что у Белосветова явно просматриваются признаки художественности.

Ну например.

Дразнит.

Дав предварением цель движения:

«Власть…. Хочется вздохнуть, как следует облизать губки язычком, а затем произносить снова и снова: власть, ласть, лесть, сласть, – фразеологический ряд? Магическая мантра? Возможно, детишки. Есть ли? Существуют ли разумные объяснения на все случаи жизни? И да, и нет, отвечает себе Татьяна Николаевна. Либидо квартирует в подсознании каждого, надо лишь подобрать подходящий ключик. А то, что для одних это будет слово «власть», для других, – «Салават Юлаев», а еще для некоторых, – «я обожаю мочиться в шерстяные колготки» – несущественно. Главное – в другом: познать, овладеть, научить пользоваться. Нашел – пощупал – пошалил….» –

Белосветов маскирует это под предшествовавшую мысленную претенциозную, но пустую болтовню – типа каблук это власть – и пускает нас по ложному следу – на лесбиянство героини.

Потом лишь, потом мы понимаем, что лесбиянство лишь ступень.

Летя на всех парусах текста к интимной лесбийской развязке Татьяны с ее подчиненной, рекламщицей Спиридоновой, автор нас все задерживает и задерживает рекламным проектом, пошлым сценарием и текстами, напоминающими, как лопухов заманивали в пирамиду МММ. А потом Белосветов – устами своей героини – вообще обливает нас и Спиридонову холодным душем справедливой филологической критики проекта.

Но и это оказывается лишь игрой кошки с мышкой (и Татьяны Николаевны со Спиридоновой, и автора с нами).

Нас швыряют от пошлых рекламных слоганов к для души сочиненным стихотворениям Спиридоновой (какой-то Агриппины Тутанхамон, как показал интернетный поисковик; и та чудно морочит читателя, не знающего такой едкой оценки Осипа Брика о четырехударном ямбе: «дает возможность поэтам разговаривать ямбами с неменьшей легкостью, чем человеку говорить по-французски, выучившись по карманному самоучителю с готовыми фразами»).

А мы ж ждем лесбийской развязки. Нам не до разбора, хороши стихи или нет. Да еще эта Татьяна то их изничтожает, то декламирует с удовольствием. Да еще написаны они прозаической строкой. К ритму продираешься. И оттого он кажется ценнее. И вся эта филология, «казалось бы: любовь к слову. И вообще, любовь. Вольный воздух. Ничего принудительного. Множество затей и фантазий» (А. Синявский)… Всё это заводит в такое… извращение половое!..

– Совратит?

– Нет.

Раз Белосветов так натуралистично описывает технологию соблазнения и само неслыханное извращение (раз), то, может, НЕ ради слыханного лесбиянства, что просвечивает (два), А ради ценностного утверждения третьего, как бы духовной духовности, в пику духовностям телесным, так сказать, которые описаны «в лоб» (раз), просто-сказанием, и «не в лоб» (два), иносказанием, другосказанием.

 

Оно, конечно, и у коровы есть своя духовность. Пишут, она знает, что такое смерть. Мычит, ее предчувствуя на скотобойне. Я сам видел по телевизору, как надолго задержался слон возле валявшегося на пути стада бивня, все переворачивая и переворачивая хоботом этот бивень.

Может, 30 тысяч лет назад первый нарисованный мамонт (именно мамонт, не заяц, которого и волк может поймать) потому и был нарисован кроманьонцем, чтоб отдалить себя от телесной духовности нелюдей. В том числе и неандертальцев. Неандертальцев особенно, раз те тоже охотились на мамонтов. Раз те даже хоронили своих мертвецов, не просто закапывая. И потому, может, возникло искусство вместе с человечеством. (Мысль Еремеева.) Для совершенствования человечества возникло. И нет антиискусства…

И тогдашняя синкретичность общественного сознания не помеха. Пусть изображение было и мишенью, и составляющей ритуала, и средством познания. Но могло ж быть и испытанием своей исключительности, исключительности из окружающего животного царства. Страшно ж быть исключением. Но и воодушевляет. Третьесказание, так сказать, катарсис от столкновения противочувствий от противоречивых элементов.

Каких?

А вот таких.

Естественна хаотичность царапин на стене пещеры. Раз. Естественно в этом хаосе увидеть мамонта. Два. Но сверх-ествественно – увиденное закрепить, углубив некоторые естественные царапины. (Все вполне по тому же Мазелю.)

Кроманьонцы, конечно же, как-то могли переживать, что от животных, имеющих мышление (например, инструментальное) и коммуникативную речь, они, кроманьонцы, отличались появлением (по Поршневу) у них речевого мышления (категория Выготского). У них другие мозги были.

И даже если это случилось 130 тысяч лет назад, не 30, – та же психологическая техника просматривается.

Ожерелье из ракушек (первое на сегодня найденное «произведение искусства»).

Естественна сплошность стенки раковины. Естественно и нарушение этой естественности – в виде случайно образовавшегося в какой-нибудь редкой раковине отверстия в стенке. Но сверхъестественно – сделать своими руками целый ряд таких редкостей. – И – пожалуйства – это висит на шее предводителя.

 

Нужно только, чтоб в самом произведении были какие-то метки, ориентирующие на именно совершенствование человечества, а не на деградацию его.

У Белосветова такими метками можно счесть саму по себе обычную лексику, синтаксис, понятность и логичность предложений, наличие сюжета, характера у главной героини. Нет авторского филологического бунта. Есть только смысловой и от имени героини. А в авторском голосе, наоборот, то и дело прорываются сатирические нотки: «обидно пересюсюкивает метающая молнии Татьяна Николаевна», «и даже недопитая порция низвергнутой компаньонки бодро исчезает в ее луженой глотке, аки прогрессивный, но недалекий комарик в бездонной пасти жабы-реакционерши», «На раскрасневшемся лице захмелевшей самки», ну и уже раз процитированное «бизнес и совсем еще немного вумен».

Их мало, этих меток, этих буйков. Но достаточно, чтоб мы не утонули в таки качаниях сочувствий и противочувствий.

 

А бесстрашие автора наводит на мысль, что Россия тоже может найти ответ на современные вызовы.

5 июня 2007 г.