Сёмушка

 

 

 

– Выпьешь?

Я быстро закрыл холодильник и обернулся.

Сидящий за столом мужичок без возраста, трудноразличимый в полумраке коммунальной кухни, забавно подмигнул мне и хрипло повторил:

– Выпьешь? Со мной... Али как?

– Сёмушка, опять за горькую принялся? – невесть откуда образовалась старушка – одуванчик в длинной самовязаной кофте и платочке. – Валентина заявится – все заревём…

Сёмушка, определённо принадлежащий к породе людей «маленькая собачка до старости щенок», обвёл мутным взглядом обшарпанное окружающее пространство и, зафиксировав безнадёжно разбегающиеся зрачки на укоризненно качающей головой бабули, пробурчал:

– Не дрейфь, Матвеевна, не заявится. В ночную она… – мужичок, крякнув, опять повернулся ко мне. – Не с Матвеевной же разговляться, так? А окромя нас с тобой мужиков окрест не имеется… Вымерли. Как мамонты.

Этот Сёмушка и сам был слегка похож на мамонта. Но невымершего. Потому что ещё не безнадёжно стар... Или нет, не на мамонта, на доисторическую зебру. Саблезубую, конечно же, как было тогда принято среди зверей. Саблезубую – это из-за двух одиноких зубов, весело торчащих во рту мужичка, а зебру – из-за застиранной тельняшки, синтетических спортивных штанов с широченными пунктирами лампасов и растоптанных полосатых тапок на босу ногу. Донельзя напоминающих копыта.

– Аль ты за рулём? – не унимался Сёмушка. Вот привязался… С какой стати я должен пьянствовать с этим чудиком? – К Филипповне приезжал?

– Да, к бабушке… – я помолчал. – Лекарства привёз да продукты… Приболела она… И мама в командировке...

– Приболела? – Сёмушка вонзил вопросительный взор в Матвеевну. – То-то я смотрю…

– Приболела, приболела… – охотно закивала старушка, поправляя платок. – Вишь, кака оказия с отоплением нонче…

– И обогреватель у неё сломался, оказывается… – смущённо кашлянул я. – А она молчит, стесняется... Завтра увезу его в ремонт.

– Ку-уда? – встрепенулся Сёмушка и неожиданно вдарил кулаком по столу. Мы с Матвеевной вздрогнули. Старушка вдобавок торопливо перекрестилась. – Матвеевна! Я наказывал: что ломается – ко мне? А ну, говори, было говорено?

– Было, было… – кивает послушно одуванчик. Не одуванчик словно, а китайский болванчик на автомобильной панели.

– Йэ-эх, Филипповна… Скромна больно, негоже так… Ты вот что… – Сёмушка встал из-за стола, оказавшись мне по плечо. – Как величать-то?

– Володя.

– Семён… – рукопожатие оказалось крепким и сухим. – И на «ты», конечно… Иль желаешь, чтоб я сам себе трухлявым пнём мнился? Ты вот что, Вовка, тащи-ка этот обогреватель сюда, поглядим, что там с ним…

Сёмушка, торопливо ушаркав тапками во тьму коридора, через минуту вернулся с настольной лампой и ящиком, в котором погромыхивали инструменты.

– Тащи, сказал, не боись…