Тюфя

 

 

 

«Витка-то их!.. – выдавала мать новости, только войдя в дом. – Встречала на базаре Светлану Андреевну: Виточка, бедненькая, у них болеет. Хоть бы не брехала. То осенью плакалась, что их Виточка болеет, то опять вот... А то, что Витка неделю назад родила, – об этом молчит. Они её от людей прятали, а теперь-то уж некуда! Вся Малая Гавань знает. Интельигенцья… И ничего не купила. Раньше всё нахваливала: у вас всегда яички свеженькие, капусточка, картошечка… А тут только носом брезгливо вертела. Прямо вся такая из себя. Ты там не нашухерил?

– С какого? – буркнул Олег.

Он сосчитал месяцы от наступившего декабря к началу этого же года и, словно благодарность вынося себе самому за прозорливость, выдохнул громко вслух: «Ах, вот оно что, черти!» – и мать его не могла понять, отчего её всегда уравновешенный сын, трезвый, стал вдруг весёлым, даже замурлыкал себе под нос песенки.

– Сходи к Храпову, – сказала она. – Что-то наш телевизор совсем… Хоть на Новый год нормально посмотрим.

– Он уже не ремонтирует. Зрение… Да и Игорь там порядки навёл.

– И что теперь? Другого искать – дорого. Храпов бы скидку сделал.

– Не хочу я ходить даже мимо их дома.

– Ты глянь на него! Можно подумать, что ты виноват, что у них там такое… Ох уж эта интельигенцья, сам уже стал на них похожим. Мнёшься, мнёшься… Чего ты мнёшься?! Взял бы да пошёл… Тогда я сама ему позвоню.

Олегу вспоминался июнь. Вязкий воздух и канифольный дух в квартире Храповых. Игорь бросает видеомагнитофон на расстеленный на полу полог и говорит убедительно: «Папа, ну и что с того, что он исправен. Время для него вышло, эпоха другая, и что зря ему тут быть? Место только занимает, да собирает пыль!» Словно о Витке сказал: «После стольких абортов беременеть не разучилась – в рабочем ещё состоянии; но иное для неё наступило время, и нечего ей собирать пыль в квартире – пусть быстрее валит в другое место, замуж. Хоть за того же флегматика Тюфю, пока брюхо у неё ещё не выпирает всем на обозрение…»

 

Сергей Викторович пришел спустя несколько дней с чемоданчиком. Телевизор оглядывал со всех боков сквозь очки придирчиво, и Олег отчего-то чувствовал, что мастеру Храпову не терпится бросить с сарказмом своё излюбленное: «Я не уборщица…» – развернуться и уйти. Но отмытый телевизор блестел, как новый.

– Нет, – проворчал он, наконец, когда снял заднюю крышку и изучил внутренности. – Тут я, извините, ничего не могу. Надо ко мне домой.

– Вот те раз! – заволновалась мать Олега. – Такси, что ли, вызывать?

Она побежала суетливо в другую комнату и вернулась со старой скатертью.

– Сергей Викторович, – просила, как умоляла, заглядывая Храпову в глаза с подобострастием. – Может, как-нибудь, он лёгкий. Такси дорого…

Но в её словах Олег узнавал притворный барский трюк перед сильным: «И унижусь, и поплачусь, растаю куцей слезой как снежинка, но всегда будет так, как я хочу!»

На пологе, затертой скатерти, телевизор понесли с неохотою к Храповым. Декабрь был с паршивыми ледяными дождичками; но ночью и днём изредка подмораживало. Старый Храпов, спотыкаясь о мёрзлые кочки или скользя по застывшим лужицам, бормотал под нос проклятия: дался ему этот телевизор! Олег косился на него и рассуждал про себя примерно так же: дался мне этот телевизор вместе с этими Храповыми!

 

Всю раннюю осень Олег ничего о них не слышал: приглашать не приглашали, сам в гости не набивался. Не было и времени: шла уборка винограда, с работы возвращался позднее обычного. И теперь, поднявшись на второй этаж по знакомой узкой лестнице, он удивлялся произошедшим в квартире новым переменам.

Игорь со своей семьёй съехал, как только Витка родила ему племянника, и снимал жильё на окраине города. Не звонил, не просил помочь с переездом… Кормит семью случайными заработками; Катя забеременела вторым ребёнком, проклинает чужие углы, по которым приходится маяться, и мечтает о том, чтобы выехать с семьёй на хутор в плавни, в дом к своей бабушке. И Олега терзали смутные догадки: раньше его и Игоря разделяли сотни километров, и была какая-то повисшая в памяти дружба, теперь же между ними пролегают не километры, не две-три улицы, а время, которое стёрло безвозвратно все бывшие между ними отношения; и ещё пролегло нечто другое, связанное с его сестрой, и о чём думать не хотелось…

В большую комнату, в угол, Храпов вновь вернул свою мастерскую, отгородившись шкафом, – и оттуда несло на всю квартиру знакомым приторным духом канифоли. Но уже к канифоли примешивались другие запахи – те, бьющие с резкостью в нос, когда появляются в доме застиранные пелёнки, распашонки…

– Придёшь через неделю, – сказал Храпов хмуро и с ненужной силой воткнул в розетку вилку паяльника. – Я решил взяться за ремонт лишь потому, что вы с Игорем приятели. Но у меня есть водка – а тебе не налью…

Олег пожал в недоумении плечами.

– Да я и пить-то не хочу, – сказал он, угадывая даже кожей поселившуюся в квартире какую-то напряжённую тишину. – У меня своё есть.

Подошла Светлана Андреевна со своим естественным испуганно-удивлённым выражением в глазах. Но встретила Олега с несвойственным для неё показушным высокомерием. Никогда он её такой не видел, строгой, подчёркнуто-вежливой в словах и движениях, и был не столько удивлён, сколько подавлен необычным к себе вниманием. С ним разговаривали, но к нему не обращались; к нему обращались, но его не замечали. Словно находился он не здесь, рядом, а где-то далеко, и о нём нашлась некая причина вспомнить…

– Ну что же, – говорила Светлана Андреевна. – Наша Виточка теперь в нашей просторной комнате. Сторона южная, светлая, здесь нет балкона и нет сквозняков.

Олег направился без слов следом за Светланой Андреевной.

 

Витка сидела на кровати и кормила ребёнка грудью. Подняла голову молча на Олега и также молча улыбнулась всем лицом. «Это мой Андрей Сергеевич, – прошептала она спустя минуту. – Уходите, не мешайте». Мальчик-крепыш посапывал, чмокал и хлопал веками. Глазки у него были раскосые и настолько черны, что в них не просматривались зрачки. Олег понял, что Витка улыбнулась не ему, а своему женскому счастью. Ему не показалось даже, что она, после родов располневшая и обрюзгшая, сейчас особенно некрасива.

– Да, вот так, – произнесла холодно Светлана Андреевна, когда они вышли в коридор. – Ну, так что же…

– Что за чертовщина! – Раздался вдруг неистовый крик на всю квартиру. – Я же просил не подходить к моему столу! Ничего не трогать! Где пинцет?!

Олег вздрогнул: впервые за всю свою жизнь он услышал в квартире Храповых раздражённые крики. Это было настолько ошеломляющим, что Олег замер и прислушался: может быть, это на улице или у соседей по балкону назревает скандал? Сомнения тут же разрешила Светлана Андреевна:

– Очки одень! – отозвалась она резко в тон мужу. – Пень старый!

И в квартире снова повисала нервозная тишина.

 

Олега к двери не провожали, не говорили: «Заходи ещё», – как было в недавние совсем времена.

Он шёл неторопливо домой, обходя ледок на лужицах и переступая скользкие кочки, и на душе его было скверно. Что случилось? Что? Словно вылили ему на голову ведро с помоями… А в глазах встречающихся знакомых и незнакомых ему людей читалось: «А ведь это ты виноват, что всё так произошло у Храповых. Ходил, ходил… Чего ты к ним ходил? Чего выходил? Из-за тебя и весь этот разлад у них в семье, Тюфя…»