НЛ-стихи. Пять впечатлений (№36)

 

 

 

Ника Алифанова, сборник «Время оконных зайчиков». Тексты искренние и в то же время «нерасхристанные». Благородные, я бы даже сказала высокородные. Красивые рифмы: в традиции, но без инерции. Тут многое именно на них держится, на их окликах/откликах:

 

Во тьме живут иные существа,
Скорей всего неведомы науке.
И вот шуршит бумажная листва,
На ней дрожат впечатанные звуки –
Они шипят, и ластятся, и лю…
И хороводят маленькие тайны.
Закрой глаза – сама себе салют,
Открой глаза – здесь тихо и печально...

 

Но проблемка между комильфо-осанкой и искренностью всё-таки возникает. Движения не то чтобы скованные, но с оглядкой, с учётом того, что тут веер, а там корсет, и вообще – не разбежишься… Стихотворение, практически каждое, – «и отзывается, в общем, нередко… / только всегда ему что-то мешает…». Тексты требуют какого-то повышенного, особенного внимания – как принарядившиеся дамы. Силёнок у этих дам (читай: внутренней силы текста) маловато. Они не только за собой не поведут, а ещё и на карете поедут… Немного жаль, что –

 

черным черствым грустным взглядом
лето зрит в больные корни –
bud_so_mnoy (собака).ryadom
звук важней, но свет проворней –
и пока тебя услышат,
ты угаснешь с этой каше...
поздним солнцем греет крыши
с каждым годом злей и старше.

 

– но как-то… совсем уж немного. Напряжение никакое, влезай, не убьёт. «Окликнешь горе – будет горе. / Но и оно тебя не съест».

 

 

 

Юлия Ставская, некоторые избранные тексты из книги «Жажда».

 

***
Пустынна станция метро,
последний поезд в час пятнадцать,
с той стороны – не прислоняться –
вагона желтое нутро.
Все выжили и разошлись,
метро уныло симметрично,
сознание и впрямь вторично,
дверь закрывается, смирись…

***
Жизнь – соло. Вам не кажется, струна
слетает на одной и той же ноте
для тех, кто понимает, что в цейтноте,
что жизнь к последней клетке сведена.

Не кажется ли Вам, что потолок
подчас определяет наши стены…

 

Нет, не кажется.

Хорошо видно: слова не только не выигрывают, ничего не получают от соседства друг с другом, а просто-таки стремительно теряют, выветриваются, стираются. Здесь говорение уничтожает слова. Эти ноты-цейтноты ничего уже больше не значат, никак уже больше не звучат. Исчезают, говорятся следующие, опять исчезают... Ширящаяся пустота. Можно ли сказать, что это плохие стихи? Нет, наверно. У стихов просто другие задачи – они не «сметают», а (по)являют. То, чего не было, то, что было неявно… А это, конечно, обратный пример, и очень хороший.

 

 

 

Леда Бархатная, сборник «Оно и не». Может Леда говорить ерунду? Разумеется. Как и все мы. Время от времени ка-ак ляпнем… Я например (прямо сейчас): «Зато она даёт словам…». И задумалась. Ну ладно… Так что же они от неё получают? Свободу. Что, конечно, не надо бы путать с бардаком. Если слова просто вытрясти как из мешка, будет не свобода, а куча-мала. А Леда умеет слушать, умеет смотреть, она ритмует и рифмует и рисует – и рискует, да. Очень рискованные тексты, пограничные. Почти-непонятные, почти-непозволительно-странные, – но ещё позволительно! (а когда всё-таки нет – читаем сначала, где «может ли» и «разумеется»). Смысл буквально на глазах рождается, и он такой объёмный, «переливучий», что даже явно афористическое не оплощается до «это о…» («Я долго буду гнить в могиле – / Во мне неслабая органика…»; «Нет готики во мне, но есть печать…»). Это – не о. Это О, А, Е, И – и вообще все звуки, когда они никуда не загнаны, когда живут… И, кстати, сколько Т!

 

Удержаться и не тронуть,
Не коснуться твоих легких.
Продымить их тихо в дудку,
Так чтоб ты и не заметил.
И тобою прокуриться
Вглубь себя, до тонкой пленки.
И не ждать тебя живого.
Острой пуговицей править
Уходящий вдох под кожу,
Ограничить твои слезы.
Затвердить в оправу капли,
Чтобы были стекла-кольца.
Я на пальцы поцелуи,
Я тебя на них надену.
Я под ноги тебе кину
Оболочки откровений.
Соки также утвердятся,
Превратятся в заграниты.
И заблещут, когда дети
Поменяются ролями.
Я не лгу, ты не читаешь,
Не целуешь моей сути.
Прошлогодних трав не гладят,
Не ласкаются к болоту.

 

Я даже «неофрейдистское» объяснение этому придумала. «Т» – это «ты». Тексты очень замкнутые, интравертные, они – инстинктивно – ищут эту отдушину, чтобы не замкнуться до полного аутизма. И находят. Звуко-организация смысло-образуется, «ты» появляется, отзывается на эту манТру…

 

 

 

Павел Феникс, сборник «Август. История болезни». И, видимо, заразной. Много народу этим болеет, уже доброй традицией стало это вяловещательное-постбродское. Усталость незнамо с чего… Так и буду называть – усталость на посту.

 

В слово «она» незаметно закрался ноль.
Столько открытых окон – и ни в одном не радость.
Напрасно олово тает, дымит канифоль:
ни припаять, ни склеить то, что от нас осталось.
Фон Триер опять провоцирует на жестокость,
доказывая, что даже красоту можно ногами топтать.
А ты перед зеркалом репетируешь очередную колкость,
которую все равно – сам знаешь – не сможешь сказать.
Суровая лирика – один хрен ничего не расскажет.
Агония продолжается. Бежимте скорей все глядеть!
Все, что от нас осталось: в легких сажа,
в правом кармане – сигареты, в левом – на сигареты медь.

 

 

 

На том же посту устал и Дмитрий Шабанов, сборник «Один». Да нет, не один уже. Даже в этом обзоре…

 

В тамбуре курят, как было указано выше,
Но это внутри, здесь, где горячий воздух,
Где в щели метёт тихонько откуда-то с крыши,
И каждый стоит с сигаретой, как будто возле
Мыслей своих. Они выражаются, может, в дыме,
Что корчится, охлаждаясь, и бьётся клубами,
И их создателю кажутся чуть чужими,
Друг с другом соприкасаясь пьяными лбами.
А он дотлевает, когда сигарета становится целой,
И, пепел с волос сметая, думает о наболевшем,
И, наконец, ожегшись, бросает тело
В копилку к другим, оставшимся и сгоревшим.

 

 

 

Я тут подумала… Хочу вам показать новорожденное стихотворение новоявленного автора Феникса Шабанова:

 

В слово «она» незаметно закрался ноль.
В тамбуре курят, как было указано выше,
Напрасно олово тает, дымит канифоль,
Где в щели метёт тихонько откуда-то с крыши.
Но это внутри, здесь, где горячий воздух.
Столько открытых окон – и ни в одном не радость.
И каждый стоит с сигаретой, как будто возле:
ни припаять, ни склеить то, что от нас осталось…

 

Микс, как вы прозорливо заметили, из вышеприведённых П. Феникса и Д. Шабанова. Формула до безобразия проста^* и до боли в сердце неважна. Можно перемикшировать как угодно. Страшно подумать, что бы это могло значить, даже расписания автобусов так не перемешать…

 

 

Пять посвящений.

 

Нике Алифановой:

 

Во тьме, во сне, в себя-дозоре,

Опять то сплин, то паралич...

«Окликнешь горе – будет горе».

А ты возьми да и не кличь!

 

Юлии Ставской:

 

Жизнь – соло. Вам не кажется, стена?
Стена (застенчиво): «Не зна…»

 

Леде Бархатной:

 

Сообщение только для вас, от Ле-

ны: мы не погрязли в золе –

и вы!

Буквы цветут

и звуки – те.

От Ле-

ды – свободно…

зы – спасибо ЛЕДЕ!

 

Павлу Фениксу:

 

Каким вы «постмодерном» стали…

И что, действительно устали?

 

Дмитрию Шабанову:

 

В тамбуре курят, как было указано выше,

Но курение – вред, и зря им в это не верится.

Давайте хоть где-то, хоть даже и здесь напишем:

«No smoking, it’s bad, спросите Шабанова –

или Феникса!»

 

 

-----------------------------------------------------

 

^*1Ф1Ш – 3Ф3Ш – 2Ш2Ф – 4Ш4Ф, цифры и буквы – соответственно номера строк и инициалы авторов «исходных» текстов.