Почтовый генерал

 

Купить в журнале за апрель 2018 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 17 минут | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Горы, пустые от снежных шапок, вздымались над гниющими полями, как простые насыпи. Над стойбищем смешивался в тумане дым многих костров. Сопла чумов впрыскивали в сумерки белое снотворное. Собаки дремали под нартами, а олени переставляли копыта, склонив панты. На отдёрнутой шкуре самого маленького чума сидели мухи, и в тёмном проёме тлел очаг.

– Он всю ночь просил Ангу, чтобы тот превратил его в мышь, а когда наступил рассвет, рассердился, перетянул ногу верёвкой и отрезал себе ступню. Потом сполз в Седеяхэ и по течению добрался до стойбища. Через день сиртя бросили эти места и ушли за животными в Ныд. Оран больше не ходил по тундре, но, когда ему исполнилось двенадцать, шаман взял его учеником. И звали его с тех пор Лахт, ведь гордый он был, как водная крыса. Если не достать ондатру из ловушки быстро, она перегрызёт себе лапу и убежит. Не хочет жалобить человека. Ей только надо подумать немного.

Бондарь поставил литровую на шкуру кружку и сказал:

– А почему Оран отпустил всех пленных?

– Потому что ступню всё равно пришлось отрезать. Он только зря унижался всю ночь перед богом. И решил в отместку обидеть его милостью. Боги обижаются, когда мы ведём себя благородней, чем они.

Хорей посмотрел на симзы. Около этого шеста лежала его жена ногами к огню, когда рожала своих дочерей, и сидел Оран со своим бубном.

Бондарь встал с циновки, подержался за угол ненецкого столика и сказал:

– Си нека. Завтра ты мне нужен.

– Если нужен, значит, приду.

– И десять бойцов.

Хорей промолчал в ответ.

 

В пыльном вечере УАЗ сдал назад, перепугал собак и под лай поехал меж чумов в сторону отсыпки. Не доезжая до промысла, Бондарь остановился на развилке и посмотрел на табличку с техническими данными трубопровода. Его фамилия и должность значились на краю металлической пластины. Он достал из кармана мятый лист, пробежал глазами, вывернул руль и двинул в сторону посёлка.

Окно вагончика на окраине источало зелёный свет. Дамиан не спал, он сидел у стола и перебирал бумаги. Увидев Бондаря, он улыбнулся одной бородой и расставил руки. Через минуту хромированный чайник на двухместной плитке затрещал.

Бондарь прислонился к тумбочке, взял стакан с бурой жидкостью и сказал:

– Мужчина не может посвящать себя женщине.

– Тебя обидела одна женщина. Плохо, что ты вспомнил о Боге, когда женщина обидела тебя. Если будешь думать о Боге всегда, тебя и обидеть никто не сможет.

– Только о нём теперь и думаю.

– Думать мало. Это, брат, называется теплохладность. Короче говоря, духовное фраерство.

– Вот послушай, – сказал Бондарь и достал из-за пазухи листок, – «Я буду одна, пока ты не поймёшь, что лучше меня у тебя не будет». Льстит и врёт. Она ушла к Пальчуку. Мы вместе ходили на Тяньшань.

– Пустое – о бабе переживать, – сказал Дамиан. Потянулся через стол и подлил в стакан чаю.

– Вот Хорей, его жена была с его братом, об этом все знают. У них тут промискуитет, у дикарей. И дочери его, он сам говорит, не похожи одна на другую.

Дамиан дёрнул волос в носу и, не рассмотрев, скинул под стол.

– Ты бы не рассказывал всем, пока не развёлся, – сказал он хитро.

Бондарь не унимался.

– Вот Хорей. Есть в нём сила?

– Есть. А силой надо делиться, – стоял на своем Дамиан. – Приведи его в клуб. Пойми ты, без Бога тут нельзя. Ненцы до нас что видели? Ничего. Они ещё не привыкли, но погоди. Год-два и поплачем еще мы от них.

– Ты о Кирове слышал? – продолжал философствовать Бондарь.

– Слышал. Сносят, пусть сносят, дольше восстанавливать будут.

Дамиан встал и пошёл к своим бумажкам.

Бондарь выждал минуту и сказал:

– На обиженных воду возят. Я к тебе ехал сказать, что завтра ненцы будут. Но кагор, имей совесть, заказывай почтой. Почтой – хоть канистру. А с продовольствием – не имею возможности.

– Проще по реке отправить, чем твоей почтой, – сказал Дамиан. – Мне их завтра брусничным соком причащать?

Бондарь встал, подошёл к маленькому окошку над кроватью, сунул руки в штаны и сказал:

– Поехали, батюшка.

 

В машине под стук болтов они ехали по отсыпке между посёлком и мшистой тундровой левадой. Мошки на стекле кружились, как намагниченная стружка. За стеклом – водный кустарник терял листья на тёплом ветру, и спали на мелкой ряби утки. Когда УАЗ остановился у почтового вагона, на улице было пусто, лишь два кривых мужичка брели по слякотной колее вдоль балков. Бондарь нахмурился:

– Вот из-за них не работает почта. Покупают свой же конфискат у этого рекса, – сказал он и открыл дверь.

 

В тёмном вагоне пахло колбасой. Дамиан и Бондарь наткнулись на стену. Загорелся тусклый свет. Коробки, все разных размеров, сбитые из фанеры и укреплённые штапиком, горой поднимались к потолку, как новогодние подарки в собесе.

– Сколько сегодня? – крикнул Бондарь, и в проходе возник мужик в худой телогрейке.

– Тридцать, а пришло ещё полста. Пока разобрал, пока собрал. Ты подумай, начальник. Если не шмонать – раздадим за день.

– Помолчи-ка.

– Раздал бы эти – и будем шмонать дальше,– сказал почтовой и ушёл.

– За поножовщину ты потом будешь тянуть?

Бондарь повернулся к Дамиану и поправил куртку:

– Я сделал им как людям. Дал номера вагонам. Можно по почте хоть в университет поступать. Хоть журналы выписывать. А они, гады, шлют спирт и сивуху.

Он взял с горы коробку, потряс и сказал почтовому:

– Кагора нет?

Почтовый поднял с полу маленький ящик, набитый стружкой, и с интересом посмотрел на Бондаря.

– Не мне. Для евхаристии вот батюшке.

– Падл, не издевайся, – сказал почтовый.

– Что?! – испугался Бондарь.

– Падрэ, не издевайся, говорю, – пробубнил почтовый и плюнул в угол.

– Что есть, сын мой? – спросил Дамиан.

– Вишнёвое есть.

– Давай, – сказал Дамиан, и почтовый отправился за флягой.

Через минуту Дамиан держал в руке стакан с тёмной как кофе жидкостью. Борода его заиграла, как броненосец составными частями.

– Пойдёт, – сказал святой отец, – закрепим спиртом.

Бондарь кивнул.

– Принеси воды, – сказал он так, будто сделал большое дело.

Почтовый принёс. Бондарь отхлебнул, но остался недоволен:

– Что-й, винищем воняет! – крикнул он.

– Завязка – дело тонкое, – буркнул почтовый и пошёл мыть стакан.

 

Вечером следующего дня у клуба в трёх зданиях от штабного вагона толпились ненцы в широких малицах. Дамиан прошёл по затвердевшей колее и оббил ноги о корыто с мутной водой. Он пересчитал новых прихожан и перекрестил их, после чего открыл дверь барака.

В зале у самой дальней стены сидели татары (в обуви) и четыре православных. Дамиан встал за трибуну, на которой двумя болтами крепился латунный герб.

– Мы молимся в одном помещении вместе, и такого не было никогда. Православные волхвуют себе, эти – себе. Многим стоит поучиться у нас, – начал с удовольствием он. Задумался, открыл серую папку, перевернул лист и стал читать: – Бегайте блуда; всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела. Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого духа, Которого имеете вы от Бога.

Ненцы повернули головы и посмотрели на татар. Самый старый татарин в середине ряда кивнул.

Дамиан продолжал:

– Тело же не для блуда, но для Господа, и Господь для тела. Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог.

Ненцы дождались интонационной паузы, поснимали малицы и облокотились на колени.

Дамиан продолжал:

– Блажен муж, муж, который не ходит на совет нечестивых и не сидит в собрании. Стоп, это рано. Блудница – глубокая пропасть, и чужая жена…

Когда аборигены вконец ошалели от незнакомых слов, Дамиан стал сокращать свои записи на ходу и в итоге, не дочитав, сказал:

– Тем, кто останется на причащение, будет вино – такие правила.

На этих словах он закончил и спешно пошёл к шкафу, в угол зала.

Когда он открыл бутыль и стал наливать кровь Христову в алюминиевую ложку, ненцы столпились у трибуны и, подстраиваясь под его руки, как голуби, от волнения проливали креплёное сивухой вино на камлейки. Последние в очереди смотрели на тех, кто уже выпил, разглядывая лица товарищей. Дамиан закончил и построил всех в ряд.

– А теперь целуем крест. Кто не хочет целовать, не устраивайте кипеж, отходите во второй ряд.

Ненцы целовали распятие и крестились в разные стороны, подглядывая друг за другом.

 

Ровно через неделю у крыльца было вдвое больше ненцев. Дамиан в рабочей энцефалитке стоял за трибуной и декламировал:

– Короткое сердце – жизнь для тела, а зависть – гниль для костей. Да не завидует сердце твоё грешникам, но да пребудет оно во все дни в страхе господнем. Не ревнуй злым людям и не желай быть с ними. Но если в вашем сердце…

Ненцы смотрели с предвкушением. Те, кто пришёл на службу повторно, прикидывали в голове, что до конца осталось совсем чуть-чуть. Но вторая служба оказалась длиннее первой. Отец сказал в финале выступления:

– Я вижу, что Бог есть и в вас. Но я говорю об этих грехах не просто так. Учение – это вам не история, которую можно зубрить ради забавы. По нему надо жить! Вы, например, знаете о блуде. Но и я знаю, кто-то из вас бывает с жёнами других ненцев. Меж тем от измены идут и другие грехи. Уныние. – И Дамиан посмотрел на Бондаря, который с самого начала службы сидел у дальней стены зала. – И грех пьянства, и даже убийство.

Тут Бондарь посмотрел на Дамиана.

После второй службы ненцы выходили из клуба колонной, как комсомольцы.

– Точно люди, – сказал Дамиан, когда они остались с Бондарем вдвоём. Бондарь не ответил, только подошёл к трибуне и закрыл папку с рукописными листами. Он осунулся за последние недели и оброс рыжей щетиной. Печаль угнездилась в глазах его и наплодила птенцов.

– Я всё думаю. Как он справлялся с тем, что его жена... Значит, они, выкресты, сами знали, как унять это дело? Без Христа?

– Ты сам как думаешь? – сказал Дамиан, закрывая бутыль с вином.

– Я спрашивал. Хорей сказал: «Ревность – хуже измены, и в нашем языке слова такого нет». Вот и вся философия.

Дамиан нахмурился:

– Он живёт с трудом. А труд – что молитва. Бог видит не только тех, кто говорит о нём.

– И что же?

– Что? Нужно ехать за вишнёвым, народу прибывает.

 

Шли недели, и аборигены познавали тайны чужой религии. Под Харампуром начали плясать пожары. Огненная полоса кралась по тундре к югу, как бритва. По одну сторону линии не пробивалось солнце, с другой был чистый воздух. Водители останавливались и глазели на тлеющую нить, уходящую за горизонт. Казалось, достаточно встать и помочиться на ягель, и дело решено. Но стоило человеку приблизиться к торфяным болотам на сто метров, стоило взглянуть, как дерево встречается на пути огненного оползня и истлевает за долю секунды, словно папиросная бумага, и не хотелось даже смотреть в ту сторону. Торф выгорал на метры вглубь, под чёрной травой была преисподняя, и заправлял в ней бог Анга, не пощадивший и унизивший Орана.

 

В один из дней, когда казалось, что солнце больше никогда не пробьётся сквозь серую пелену, Хорей вошёл в штабной балок и впустил облако дыма. Бондарь сидел за верстаком и помечал карандашом розово-голубую карту.

– Это твоя земля? – спросил Хорей, указав на стол.

– Моя область, – сказал Бондарь и встал. – На десять городов – двадцать монастырей.

Хорей приосанился, достал из-за пояса бутылку и поставил её на стол. В прозрачной жидкости плавали розовые палочки.

– Панты? – спросил Бондарь равнодушно.

– Будешь здоровый как медведь.

Бондарь взял бутылку, понюхал и поставил под верстак.

– Воскресенье. Ты на службу? – переменил он тему.

Тогда Хорей перешёл к делу.

– Егор побил Салиндера. Пьяный вином. Они теперь у Коваля в опорном пункте. Егор сказал, что допустил грех злость, но что Салиндер первый допустил грех измены. Беда.

Бондарь включил рацию и долго слушал хрипящий голос участкового.

– Отпусти под мою ответственность, Коля, – сказал наконец он.

Хорей поднял с полу бутыль, потряс ей перед лицом Бондаря и сказал:

– Володя, ты мне друг. Объясни Дамиану, чтобы он не учил ненцев русским грехам! – Он открыл дверь и вышел из вагончика. Навстречу ему влетел почтовый в телогрейке, он резко вдыхал воздух и бормотал:

– Начальник, пойдём к штабу. Чего покажу.

 

На въезде в посёлок, у почтового вагончика случился бунт. Когда Бондарь поднялся по арматурным ступеням на крыльцо, разъярённые мужики перестали орать хором и стали выкрикивать по одному:

– Начальник, крыса твоя продаёт спирт за рыбу. Что за капитализм?

– Баба гуляет, вот он и злой.

– Энтузиазма бы поубавить, гнида, много сил привёз.

Бондарь поднял из обувного корыта арматуру, ударил ей по лестнице и гаркнул:

– Виноваты сами! Кто просит слать водяру?

 

– Робинзона начитался, идеалист х…ев. С людоедом дружбу завёл! – полетело ему в ответ. – К рогатым потянуло!

– Пить нельзя! Комсомольская стройка вам – не армия и не тюрьма! – гаркнул Бондарь, пропустив оскорбления мимо ушей.

– А попа своего в комсомол примешь, дуб ветвистый? Он вишнёвое пьёт! А у нас?

– Чай кипит – заварка нет?

Когда толпа подступила к крыльцу, Бондарь сел на решетчатую ступеньку и сказал почтовому:

– Раздать посылки.

Почтовый взял ситуацию в руки. Он ударил арматурой по ступеньке и закричал:

– Братья, решим вопрос по-христиански! – он поцеловал татуировку на кулаке. – Отдам всё завтра. Сегодня утомился, а у вас паспортов нет.

– Шмонать утомился, шнырь? Иди, латай передачки! – послышалось из толпы.

Когда довольные бунтари разошлись, почтовый сел рядом с Бондарем и закурил папиросу. Он поковырял чёрный ноготь на большом пальце, сплюнул и сказал:

– Письмо тебе, начальник, между прочим.

 

В темноте, сидя на горе посылок, Бондарь смотрел на исписанный до середины лист. Он погрузился в свои мысли. Он вставал и присаживался. Потом замирал, и глаза его бегали из края в край по вагону. Спустя полчаса он всем видом своим (больше внешне, чем внутренне) принял решение и крикнул:

– Давай-ка, налей, Саня!

– Будет сделано, – почтовый перестал приколачивать крышку к ящику и пошёл к чайнику.

– Самогоночки налей, фраер, – сказал Бондарь и убрал письмо в карман.

 

Над пастбищем разбился белёсый закат. Бондарь, громко распевая песню, с дороги увидел, что дым из верхушки маленького чума выходит не такой, как обычно. У задёрнутого подола сидела собака. Бондарь приподнял оленью шкуру и шагнул в жилище.

– Хорей! – сказал он.

В задымлённом чуме ничего не было видно, кроме пустых нар.

– Хорей! – крикнул Бондарь.

Раздался стон из дальнего угла. Бондарь откинул нары, осмотрелся и шагнул в мужскую половину чума. Хорей валялся у сяньзы, в костре тлел угол его малицы. Начальник затоптал шкуру, вскинул ненца на плечо и вытащил на улицу. Он бросил товарища поперёк деревянных саней и потряс за грудки. Хорей не просыпался. Бондарь ударил его по лицу и принялся раздевать.

– Ся мэй, нека! – зло пробубнил Хорей и снова откинул голову.

– Нашуровался, чурбан!

 

Спустя час весь дым вышел на улицу, и в чуме стало холодно. Хорей сидел в одной накидке и разводил новый костёр.

– Плохо тебе? – сказал Бондарь и отхлебнул мутную жидкость из бутыли.

Хорей отмахнулся.

– Похмеляться надо. Был случай, начальник треста в Орле не похмелился и хвастанул, как пионер.

– Не хочу, – сказал Хорей и подул в угли.

– Знаешь, что такое счастье? Никаких баб, котелок картошки, банка и лучший друг! Хлебнёшь?

 

Они пили три дня. Хорей падал, поднимался и шёл беспокоить оленей. В чум заходили другие ненцы. Они ложились рядом с Хореем, оскверняли священный огонь.

Бондарь всё наливал, заглядывал в шальные бестревожные глаза. Мелькали у него перед носом карнавальные лица. Каждое было похоже на специальную японскую маску. Одна выражала ироническую злость, вторая – горе, другая – усмешку. На третьи сутки в чуме появился мальчик, похожий на ондатру. Или собаку с человеческим лицом. Хорей уже не разбирал, он лишь держался за нары и покачивался из стороны в сторону. Мальчик стянул с головы пончо и разинул пасть.

– Первый всегда платит за удобство последнего, – страшным голосом просипел он. – Первопроходец старается для последнепроходца. Счастливым можно быть только со старушкой.

Бондарь упал в нары, обтёр лицо оленьей шкурой и посмотрел в темноту, где ему померещился мальчишка.

– Молодку воспитаешь для другого, – закончил Оран и погрузился в воду, которая подступила к сямзы из угла и тут же впиталась в землю, едва он исчез. Через несколько минут волна снова подкатила к шесту. Мальчик-ондатра вынырнул и сказал:

– Хочешь молодку, будь готов платить другому.

Бондарь закрыл глаза. Он хотел помолиться, но не знал слов на такой случай. Всё стихало вновь.

– Она гуляла. Гуляла и на всю жизнь запомнит. Попёр он её, вот и прибежала обратно.

 

Вода раз за разом подкатывала к нарам и уходила в песок. Начальник плакал не то в яви, не то во сне. Когда Оран в очередной раз исчез, он потянул кольцо с указательного пальца, но не смог снять. Руки его опухли от спирта, и тело стало рыхлым. От этой последней капли унижений он совершенно ополоумел: наклонился к низкому столику и взял кривой нож с пористой рукояткой из рога. Потом разулся, стянул с левой ноги портянку, накрутил её на локоть и взглянул на палец в последний раз.

– А-а-а-а-эг! – закричал он, воткнул нож в костер, свалился на пол и уснул.

 

Утром Бондарь сел в УАЗ и, не захлопнув дверь, поехал в посёлок.

У штаба довольные мужики курили папиросы.

– У тебя третий чум, а у меня второй, Махмуд Иваныч, – говорил один другому. Бондарь прошёл мимо рабочих не оборачиваясь и постучал в балок. Незапертую дверь открыл почтовый с глазами, ввалившимися в бардовые веки.

В пустом вагоне у входа лежали три ящика. Было слышно, как скребутся мыши.

– Оставил сивухи, Саня?

– Всю, что успел, – сказал почтовый и подтёр нос разорванным рукавом телогрейки.

– Принеси, родной, я забухтел.

Почтовый, хромая, ушёл и вернулся с канистрой на локте.

 

С этой канистрой Бондарь исчез на неделю. Он спрятался в своей комнате. Пил, спал, читал, играл на гитаре, плакал. Делался то весел, то мрачен. Когда ему становилось пусто, ходил на берег реки, в излучине которой лежал посёлок, и любовался мелкими воронками.

Берег медленно осыпался, и оранжевая, будто в ней растворили апельсинового ненецкого бога, вода уносила крупицы в океан. Нежные мукомольные струи срывались и бежали вниз к уже побеждённому материалу. Ромашки без листьев кивали бархатными головами под струями дождя. Иван-чай с толстым сочным стеблем наливался к осени чёрным жиром.

Бондарь возвращался домой и жарил картошку, пировал, как аристократ духа, а потом тушил папиросы в сковороду. Он забывал о письме и вспоминал о письме. То хотел простить жене все грехи, то представлял, как будет счастлив один, на зимней охоте с Хореем.

 

На шестой день раздался стук, и почтовый в фуражке приоткрыл дверь.

– Вызывают, Владимир Яковлевич, – сказал он, не показывая обычное своё ехидство.

Бондарь спал и не хотел вставать.

– Слепцов ждёт, – сказал почтовый, но Бондарь ответил, что будет готов через час.

Тогда почтовый сам потащил начальника в штаб. Голос из рации заполнил контору.

– Утомился ты, Володя. Отдохни неделю и езжай на Сеноман. За почту с меня причитается. Молодец.

 

Через две недели в посёлок прибыл новый начальник. Дамиан в те выходные заболел и отменил службу. Хорей не знал об этом. Он долго стоял у дверей клуба, а после отправился через весь посёлок к вагончику с зелёным окном.

– Меня беспокоит жена, – сказал Хорей, когда Дамиан убрал со стола журналы и поставил два стакана с чаем.

– Бог даст нам смирения, – ответил Дамиан.

– Даст, – сказал Хорей и уставился в столешницу.

Дамиан не сразу понял, в чём дело, и неохотно начал успокаивать ненца:

– Хорей, это было давно, – сказал он вкрадчиво. – Теперь она мертва, а о мёртвых плохо нельзя. Самое трудное – прощать себя, для этого нужно учиться на других. Думаешь, я всегда прощал? Нет, не прощал. Злился, что попал сюда. На баклана этого ссученного. На жадность свою. Но теперь…

Хорей слушал Дамиана невнимательно и, когда тот закончил, сказал:

– Очень тяжело. Так тяжело. У тебя случайно нет вишнёвого вина?

 

 

 

(в начало)

 

 

 

---

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за апрель 2018 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению апреля 2018 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.