Катерина, Ваш рассказ отражает страшный процесс гибели крестьянского уклада жизни не только в Оренбургской области. Костромской поэт, наш "ветлужский Есенин",  В. А. Смирнов сказал так: «Милая моя родина! Что с тобой сталось! От речек – только названия. Леса вырублены и захламлены. Земля перестала родить. Вместо куропаток, черными тучами застилая солнце, кружит оголтелое воронье… Уничтожено крестьянство с его многовековой культурой, с престольными праздниками и многолюдными гуляниями…Человек, который работает на земле за зарплату – это батрак. … Родина моя. Россия! Тебя не смогли силой одолеть твои враги, но сумели обмануть, ограбить и унизить. Пусть знают и помнят твои недруги, что ты не та страна, где над народом можно ставить бессмысленные и бесчеловечные эксперименты».
В целом считаю рассказ удачным, правдивым, сильным во всех отношениях.  Дальнейших творческих успехов Вам, Катерина.

Клотильда, мне нравится Ваша позиция. Тем более, что в этом рассказе она в какой-то мере оправданна. Да, рассказ похож на очерк, но таковым не является. Возможно, слишком прямо, но иногда вещи надо называть своими именами: не 37 год, цензура пропустила. А страдает или нет художественность  от прямоты  -  не знаю. Рассказ опубликован, значит, у него есть художественная ценность. 

Екатерина, доброго времени суток. Спасибо Вам за отклик и добрые слова.  Для меня это важно, поскольку "На краю" - мой самый первый рассказ. А все первое дорого особенно. Я знаю, что рассказ  будет воспринят по-разному. Желаю творческих успехов, Наталия

Здравствуйте, Клотильда. Если бы девочку ради политического пиара заманили в лес, об этом в тексте прямо было бы сказано. Создавшуюся ситуацию просто использовали в своих целях.  Таня  искала козу. А коза, слава Богу, не имеет политических убеждений. Поэтому "что-то белое" в лесу могло оказаться чем угодно: одеждой на ком-то из людей, пробегавшей деревенской собакой соответствующего окраса...  Но, в любом случае, спасибо за отклик. Я подумаю над этой деталью.

Логинова Наталия. Рассказ «На краю».

...Бывало, дойдя до кондиции, Колька любил петь. Тягуче, с надрывом:

– Вот умру я, умру. Похоронят меня…

И не вспомнит никто, где могилка моя…

От этой песни на него накатывало необъяснимое чувство. В том, что после смерти его хоть кто-то пожалеет, он находил какое-то грустное утешение. Пока в его адрес звучали только упрёки и оскорбления. Его и в глаза, и за глаза все, даже дети, называли Колькой, а ведь он взрослый человек. Хотелось быть нужным, уважаемым.

Слова песни непостижимым образом начинали сбываться. И жаль себя было по-прежнему, но страх захлёстывал всё существо, бессильная злоба и обида душили. Колька хотел пить. Простой воды из колодца. Ещё совсем недавно с такой же силой он хотел водки. Сгубило его это чёртово зелье. А ведь раньше ему казалось, что может остановиться и не пить, обижался, когда мать называла его алкоголиком. И когда друзей-приятелей хоронил, думал, что с ним такого не случится. Да, с ним случилось совершенно другое. Он не замёрз в сугробе, не утонул в проруби, не был убит в пьяной драке, не сгинул под колёсами автомобиля, не умер от цирроза печени. Его участь была страшнее.

 На металлической дужке кровати висел забытый Светкой поясок от платья. Колька пробовал до него дотянуться. Всё внимание, все остатки сил Колька сфокусировал на этом пояске. Он может оборвать Колькины муки. Колька вытягивал шею, пытаясь непослушными губами схватить поясок, из кожи лез вон. Непослушной правой рукой он тянулся к заветному пояску. Рука дёргалась из стороны в сторону, никак не могла схватить поясок, падала на кровать. Ещё ни разу в жизни Колька с таким старанием и настойчивостью не работал. Он пытался снова и снова, пока совсем не выбился из сил...

Татьяна, это удивительное и глубокое произведение. Прочитала с удовольствием. Желаю творческих успехов.

Логинова Наталия. Рассказ «Дело чрезвычайной важности».

...Таня пришла в себя, попыталась подняться. Боль обожгла, мурашками пробежала по коже, слезами выступила на глазах и испариной на лбу. С трудом девочке удалось принять сидячее положение. Теперь она могла осмотреться.

Яма оказалась довольно глубокой. Судя по всему, образовалась она в результате того, что неведомая сила повалила дерево, вывернув корневую систему из земли и обнажив причудливые, похожие на скопище змей, корни. На самом дне воронки, в красной глине, виднелась лужица. Небольшая, с Танину пригоршню. Вода звала, манила прильнуть и выпить ее всю до дна большими глотками. Но девочка не двигалась, боялась снова растревожить боль в ноге. Облизывая пересохшие губы, Таня собиралась с духом.

Поторопила темнота. Девочка не спеша, осторожно, сантиметр за сантиметром двигалась к заветной лужице, наклонилась, но не могла достать до воды. Превозмогая боль, Таня повалилась на бок, повернулась на живот, припала губами к теплой мутноватой водице и выпила всю, не отрываясь.

Ночь принесла облегчение от зноя всему живому. Застрекотали в траве кузнечики, оживленно начали переговариваться какие-то птицы, воздух стал прохладнее, дышалось легче. Таня сидела в яме и думала, что дома мама с бабушкой плачут, ждут ее, и никто не знает, что она сидит в этой яме, как в могиле, и не может из нее выбраться. Слезы горько-соленым комом подкатили к горлу; девочка задрожала всем телом, раскинула руки в стороны и в бессильной ярости начала бить кулачками по бокам ямы.

– Помоги-и-и-ите-е-е-е! Кто-нибудь помоги-и-и-те-е-е-е!

Этот отчаянный крик вспугнул птиц. Шумно хлопая крыльями, они улетели. Таня плакала, не сдерживая себя, размазывая по лицу слезы. Она рыдала до опустошения, до бесчувствия, а потом долго не могла уснуть и смотрела со дна ямы на звезды, не думая ни о чем...