Подполковник Батарыкин

 

 

 

Слегка пошатываясь, угрюмо глядя под ноги, шёл подполковник Батарыкин В.В. на службу. И не было у него под ногами ничего такого, на что стоило бы посмотреть. И не было у него службы, на которую стоило бы идти. Всё пред ним, казалось, было подменено чьей-то ловкой рукой на пенопластовые макеты. И сам он был как макет, неуклюжий, непонимающий, отсутствующий. А потому что по ночам спать надо, а не кошек убивать!

 

Кстати, о кошках. Воспоминания кота уже вполне проявились в голове подполковника, и Батарыкин В.В. автоматически, безо всякого интереса перебирал их. Что ж вы думаете, почерпнул он для себя что-нибудь ценное? Ничуть нет. Всё то же – жратва и кошки, путешествия по ночным балконам и чердакам в поисках жратвы и кошек. Белков с супругой встречались в кошачьих воспоминаниях крайне редко – в основном, когда еду давали. И вот получалось, что ни за кем кошки не наблюдают, ничего не накапливают, а запоминают только то, что им интересно. А интересно им, что и всем прочим: жрать, спать да продолжать свой бестолковый род жрущих и спящих. Всё же с кошачьими воспоминаниями было несколько приятнее возиться, нежели с бараньими или бычьими. У травоядных восприятие мира происходит сквозь мутную плёнку отупения и безразличия, отчего ясно: что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. У кота же мир окрашивался вкрадчиво-напряжёнными тонами лёгкого ожидания грядущего. Но и это не делало его воспоминания ценней для подполковника, который ожидал грядущего намного больше. Одно только Батарыкин В.В. понял с ясностью: с его балкона рыбу кот не крал.

 

Все расчёты оказывались неверными, построения рушились, надежды не оправдывались. Он в глупой радости своей искал выход, но выхода не нашёл. Всё оказывалось обманом. Судьба подарила ему интереснейшую возможность, о которой другие и мечтать не могут. И что же, принёс этот подарок ему радости? Нисколько. И почему? То ли он так глуп и ничем распорядиться не может, то ли способность его была не такой уж чудесной. Возможно, этот подарок просто не тому достался. Вот если бы он был каким-нибудь натуралистом, то уж конечно, ему очень полезно было бы покопаться в кошачьей памяти, повадки там всякие изучить, рефлексы. Он мог бы понаделать разных открытий, шуму понаделать в научном мире. Но он не натуралист. И что ему до повадок и рефлексов? Возможно, прав председатель, и от жизни можно получить лишь то, что тебе не нужно, а то, что нужно, никогда ни за что не получишь. А что нужно ему? Что способно принести ему радость?

 

Как бишь там рассказывал председатель? Безвыходная ситуация. Он любит её, и другой тоже её любит… Все вокруг переплетаются, проникают друг в друга, бегут друг от друга и не могут не понимать, что им сказочно повезло. Ведь могли бы оказаться котами и воровать рыбу. Могли бы быть коровами и ходить на копытах. Но нет, родились Божьим промыслом людьми, и всё для них открыто: хочешь – понимай себя, а хочешь – понимай другого. Найди повод томиться в ожидании чуда. Ты можешь это? Конечно. Всё случается завтра у тех, кто туда попадёт, и вкус мороженого не покидает губ тех, кто эти губы не облизывает. Строительство дома, в котором приятно было бы жить, не может остановиться, пока не умрёт последний, способный поселиться в этом доме. Но так приятно держать за руку того, кто держит за руку тебя. И лишь его никто не любит. Никто не может сказать с уверенностью, поднимется его дух наверх или же уйдёт в почву, а потому нет разницы между ним и скотом. Ботинки его гулко стукают по асфальту, он с радостью поел бы судака. И никому не интересно, почему он так печален сейчас.

 

– Почему вы так печальны, Виктор Васильевич? – услышал вопрос подполковник.

 

Он поднял глаза и увидел Настю, спешащую на работу. Солнце лучами цвета забытого счастья отражалось от её волос.

 

Вот и эта. Спрашивает, придавая голосу участие. А для чего спрашивает? Сама по кустам ходит с капитаном. С родинкой у носа. И это с такими глубокими глазами. Нет чистоты в мире, и ничто не может быть чистым. У всех есть свои родимые пятна, которые хоть и темны, но родимы. И все в какие-нибудь кусты залезть хотят. Во всяком случае, у подполковника при взгляде на Настю появилось некоторое чувство брезгливости.

 

– Доброе утро, Настя, – сказал он сухо, слегка наклонив голову, а на вопрос её не стал отвечать. Ни к чему ей знать, почему он так печален.

 

Настя недолгое время ждала от него ещё слов, но не дождавшись, пожала плечами и пошла себе дальше.

 

Впрочем, насколько он имеет право ощущать брезгливость при взгляде на других? Сам-то он насколько чист? Что вчера сделал? Кота убил и сожрал. Разве не гадость это?

 

Очень угнетённым чувствовал себя подполковник. Всё окрест казалось ему омерзительным и пачкающим. Чувство это не покидало его до самого вечера, отчего он был рассеян и допустил некоторые промахи по службе, на что ему и было указано начальством. Домой Батарыкин В.В. не торопился и долго, бестолково сидел в кабинете. Тронулся с места он лишь когда начало смеркаться.

 

Супруга отсутствовала, что нередко случалось по вечерам. Зато на зеркале в прихожей имелось сообщение, предписывающее сходить за картофелем. Очень не хотелось подполковнику идти в гараж, не хотелось вновь окунаться в обстановку совершённого им накануне злодейства. Однако там всё равно надо прибраться. И лучше сделать это раньше. Батарыкин В.В. взял сумку и пошёл.

 

Вечер выглядел мрачно. Дорога незаметно проходила под подполковником, а сам он был подавлен и уныл. И ничего не могло воспалить его духа. Даже мысли были не мыслями, а какими-то липкими кусочками. Ничто не задерживало взгляд, ни к чему не лежала душа. А луна меж тем взошла и стала несколько больше, чем половинка луны. Правда, это было практически незаметно.

 

Только прилично отойдя от дома, подполковник вспомнил, что не захватил с собой заколдованной фуражки. Впрочем, и это обстоятельство, в другой раз способное привести его в ужас, сейчас никак им не было воспринято, настолько он был подавлен. Забыл, ну и забыл. Он ведь быстро сходит за картошкой, и всё. Ничего не случится. Даже если и демоны явятся, всё равно, ничего не случится. Потому что никогда ничего нового не происходит.

 

А в гаражах было безлюдно. Только поднимающийся лёгкий ветер шевелил пространство.

 

Подполковник с некоторым волнением отпер ворота и включил освещение. Следы вчерашней кровавой оргии были повсюду. На бетонном полу присохла кровь, кровь и куски шерсти были на ноже, в гнутой сковороде скопилось застывшее масло, в котором плавали прижарки, в кастрюле стояла вода с плёнкой жира. В центре же гаража на старой кухонной тумбе лежал обезглавленный кот, прикрытый наполовину полиэтиленовым пакетом. Необходимо было навести порядок. Подполковник подумал, что он чертовски устал, поднял крышку погреба и полез вниз.

 

Темно было в погребе и просторно. Ноги мягко ступали по земляному полу. Хорошо бы бетоном пол залить, чтобы сырости меньше было. Погреб простирался почти подо всем гаражом и был практически пустой. Только в дальнем углу стояли лотки с картофелем, да несколько незанятых стеллажей. К чему подполковнику такой большой погреб? Впрочем, если есть, то пускай будет. Пригодится для чего-нибудь.

 

Быстро набрав картофеля, Батарыкин В.В. выбрался наверх, поставил сумку около гаражных ворот, и в течение нескольких минут делал над собой усилия, чтобы не отложить уборку на завтра и не отправиться домой. В принципе, никто, кроме него, в гараж не заходил, поэтому прибраться можно и завтра со свежими силами. Но кто знает, будут ли завтра эти свежие силы? Скорее всего, не будет их. К тому же, мысль о том, что в гараже находятся изобличающие его улики, не давала подполковнику покоя. Кроме того, до завтра вся эта органика может попросту стухнуть, и тогда прибирать её будет вдвойне неприятно. Подполковник взял себя в руки, а также взял в руки нож, кастрюлю и сковороду и всё это понёс к знакомой нам водяной колонке.

 

Ветер усилился и уже мог пригибать ветви деревьев, шуметь ими, и от шелеста этого делалось тревожно. Облачко пыли взметнулось в лицо подполковнику, принуждая того зажмуриться. Но пыль всё же попала в глаза, свербила там, вызывая слёзы. Никак не получалось выгнать её. Добравшись до колонки, подполковник принялся умываться, отчего ему стало легче. После этого он начал мыть сковороду, но жир не смывался холодной водой, размазывался по металлу и рукам. Противное ощущение на коже: жир мёртвой кошки, желтоватый, густой и вязкий. Всё выскальзывало из рук. Подполковник отставил в сторону сковороду, отчаявшись с ней справиться, взялся за кастрюлю. Но и та от его рук мгновенно стала жирной, не желала отмываться. Это раздражало. Хотелось зашвырнуть и кастрюлю и сковороду подальше в кусты, но подполковник продолжал работу в меру своих способностей. Он не привык выбрасывать вещи, а потому тёр металл ладонью, думая о том моменте, когда можно будет завалиться спать.

 

Не слышащий ничего вокруг из-за шума воды и ветра, подполковник и не заметил, как к нему подошли со спины, не почувствовал, что за ним пристально наблюдают.

 

Батарыкин В.В., управившись, перестал извлекать воду из трубопровода, сложил липкую посуду, повернулся и, увидев перед собой человека в плаще, вздрогнул. Он вздрогнул так, что всё внутри него, а также кое-что рядом с ним сотряслось шестью способами. Первое его рефлекторное желание было зашвырнуть в пришельца сковороду и пуститься наутёк. Однако ж, к чести своей, подполковник так не сделал, а замер навытяжку, оценивая ситуацию.

 

– Товарищ п-подполковник! Вот уж не ожидал здесь вас встретить! – воскликнул пришелец, который по рассмотрению оказался капитаном Васильевым.

 

Батарыкин В.В. сглотнул застрявший в горле спазматический комок и несколько успокоился. Появление капитана никак не входило в его планы. Капитан – это лучше, чем демоны. Но что тот подумает, застав подполковника за столь странным занятием в столь необычном месте? Впрочем, и сам Васильев выглядел не совсем обычно. Никакого плаща на нём не было, а был на нём махровый халат, полы которого раздувались ветром. Капитану при этом следовало бы быть и в домашних тапочках, однако ж на нём имелись ботинки и даже носки. Растрёпан был Васильев и стоял, широко расставив ноги. Всё это приметил подполковник и смекнул: «Так он же пьян!» А пьяному человеку ничего вокруг не кажется странным, потому что самое странное происходит внутри него. Подполковник не имел желания думать, что происходит внутри у Васильева, что привело его сюда в ночное время. У Батарыкина В.В. и своих забот хватало.

 

С одной стороны, присутствие другого человека несколько успокаивало подполковника относительно возможной встречи с демонами в отсутствие волшебной фуражки. С другой же стороны, продолжать уборку при капитане никак было нельзя. Нельзя было даже в гараж Васильева пускать. Ведь там лежал убиенный кот. А это зрелище даже у пьяного человека вызовет массу ненужных мыслей и вопросов. Как выйти из этой ситуации – вот о чём думал подполковник.

 

– П-посуду моете, – то ли спросил, то ли констатировал капитан. В голосе у него было ехидство. – Это хорошо. Я и сам мою, когда исп-пачкается. А п-почему на улице? У нас в доме что, воду отключили?

 

Вопросы звучали издевательски. И голос у капитана был не такой уж пьяный. Это настораживало Батарыкина В.В. Может, капитан и не пьян совсем? Почему тогда в халате ночью разгуливает? Да и запах доносится ветром.

 

– А вы здесь откуда? – перевёл подполковник тему разговора. По чину и по возрасту он мог бы называть капитана на «ты», но никогда не делал этого.

 

– Я п-прогуливаюсь. Иду меж тёмных унылых гаражей, обдуваюсь ветром и хочу домой, – пояснил капитан, выполнив при этом широкий поэтический жест правой рукой. Очень он был похож на древнего грека в синем халате.

 

– Ну, так ступайте домой! – предложил Батарыкин В.В. не совсем уверенно.

 

– Нет, я теперь п-перехотел, – капризно заявил Васильев. – Это когда я уныло шёл между унылых гаражей, тогда я хотел домой. А вот вас встретил – и сразу п-перехотел! Я вам лучше п-помогу.

 

Голос Васильева зазвучал таинственно, но насмешливость из него не исчезла. В чём это он хотел помочь подполковнику?

 

– Я уже вымыл всё, и помогать мне не надо, – заявил Батарыкин В.В.

 

– Я не мыть п-помогу, – улыбнулся капитан очень широко. – Я кролика вашего п-помогу ободрать!

 

Как-то двусмысленно прозвучала его фраза. Что за кролик? Зачем его обдирать? Что за шутки он шутит? Нет, всё-таки, пьян.

 

– Какого ещё кролика? – спросил подполковник, придавая своему голосу сочувственные интонации, употребляемые в разговоре с душевнобольным.

 

– Ну, того, что в гараже, – пояснил Васильев. – Это ведь ваш гараж?

 

При упоминании о гараже Батарыкин В.В. напрягся, однако капитан повёл разговор в другом направлении, оставляя покров тайны над сказанным им выше.

 

– Я тут шёл мимо, размышлял, – повествовал Васильев. – Мне сегодня есть о чем п-поразмышлять. Женщина одна п-предоставила мне огромное п-поле для размышлений.

 

Батарыкин В.В. слушал молча. Что означают эти слова капитана про гараж, он никак не мог угадать. При чём тут женщина и размышления? Какое-то поле? Почему он именно здесь шёл и размышлял? Разве нет более подходящих мест для размышления? Может быть, капитан следил за ним? Может быть, капитан и вчера за ним следил? Но зачем?

 

– Она говорит мне, – продолжал Васильев, – «Ты великолепно себя чувствуешь, но разве может меня это устраивать? Либо так, либо п-по-другому! Выбирай, в конце-то концов: свобода или я!»

 

Подполковник уже где-то слышал эти слова, но никак не мог припомнить, где именно. Во всяком случае, ему показалось, что Васильев завлекает его куда-то, чем-то дурно пахнущим водит перед самым его носом. Иначе откуда такое самодовольство в словах? Откуда такое загадочное выражение лица? Даже родинка у носа, и та – загадочная.

 

– Вот так она мне и сказала. П-представляете! А я п-после соития обычно чувствую п-печаль. Это у всех так, наверное. Вы чувствуете п-печаль после соития?

 

Подполковник промолчал.

 

– Ну вот, я весь в трусах, весь в п-печали, – продолжал Васильев, не дожидаясь ответа. – Халат только надел. И тут этот воп-прос! Свобода или я? Родина или смерть? Яйцо или курица? Я, по б-большей части, люблю Родину, но и яйца мне тоже дороги. Вот я и пошёл выб-бирать, что же лучше. А как тут выберешь? Вы сами как думаете, что важней: женщина или свобода?

 

– Вам сейчас поспать важнее! От вас сивухой за километр несёт! – раздражённо сказал подполковник.

 

Он чувствовал себя неуютно, замерев на месте с посудой в руках. Ладони его стыли на ветру, и жир на них отвердевал. В гараж нельзя было идти, пока капитан не уберётся. Да и завязавшийся разговор совсем не нравился подполковнику, так как он чуял, что вся эта философия каким-то боком касается лично его. Откуда взялось это ощущение, на чём оно основано? Видимо, его вызвал капитан искусной игрой мимики и голоса. Сказанной фразой Батарыкин В.В. хотел установить своё превосходство в диалоге на том лишь простом основании, что он трезв, а Васильев пьян. Однако из этого мало что получилось.

 

– Я п-прошёл не один километр, размышляя над этим воп-просом, – продолжал Васильев, не замечая раздражения подполковника, или даже старясь усилить его. – И всё это, п-прошу заметить, в одном халате, несмотря на ветреную п-погоду. А всё п-почему? Потому что вопрос важный, и нельзя откладывать его решение до облачения в б-брюки и прочие п-предметы гардероба. Так вот, сначала я думал следующим образом: женщин много, а свобода одна – значит, свобода важнее. Это была п-первая моя мысль, но п-продержалась она недолго. Женщин, действительно, много, но я-то, к сожалению, один и не могу сразу всех радовать. И, по б-большому счёту, за исчезновением юношеского максимализма, я п-понял, что женщина мне нужна только одна. Но каждая из них п-попросит рано или п-поздно моей свободы. Так, нап-пример, автомобилей «Жигули» очень много, и один из этих автомобилей очень мне бы п-пригодился, чтобы кататься. А Эйфелевой башни, которая существует в единственном экземпляре, мне ни одной не нужно. Получается, что п-первая мысль неверна. Я решил рассуждать дальше с точки зрения п-полезности. Что мне б-больше даёт: женщина или свобода? И я п-понял, что свобода мне ровным счётом ничего не даёт, п-потому что если у меня есть свобода, то б-больше у меня ничего нет. А женщина может мне регулярно давать, если, конечно, у неё голова не разб-болится. Значит, женщина важнее. Эта б-была моя вторая мысль, но и она п-продержалась недолго. Я вдруг п-понял, что и женщина ничего не даёт. Это только так п-принято говорить, что она даёт, а, на самом деле, она всё заб-бирает. Вот так я шёл, раздираемый логическими п-противоречиями, пока мне в голову не п-пришла третья мысль, которая-то и расставила всё по местам, но ввергла меня в уныние. Мысль эта заключается в том, что б-бесполезно мне выбирать между женщиной и своб-бодой, так как у меня нет ни того, ни другого. Б-будь у меня женщина, она не стала бы задавать мне такие дурацкие вопросы. А раз она их задаёт, значит, она вовсе не у меня, а у себя есть. Правда, она б-была у меня дома, значит, можно сказать, что она б-была у меня. Но это обман. Об-бман устоявшихся словосочетаний, выдуманных кем-то лишь для того, чтобы скрыть от меня п-правду, внушить мне, что у меня есть женщина, и она мне что-то такое даёт. П-посмотреть на всё п-прямо – и становится ясно, что не б-было у меня никакой женщины, и ничего она мне не давала, а забирала только. А что она могла у меня заб-брать, если у меня нет ничего? Так что же она у меня делала?

 

Батарыкин В.В. понимал, что капитан несёт какую-то чушь, придавая ей видимость логической последовательности рассуждений. Зачем это? Он хочет заморочить подполковника, запутать. Но сквозь паутину слов капитана Батарыкин В.В. начинал что-то прозревать. Что это за женщина, которая Васильеву давала? Странные образы, которые не находили ещё словесного выражения, выстраивались перед мысленным взором Батарыкина В.В., заставляя его догадываться, что это за женщина. «Он великолепно себя чувствует, но разве тебя может это устраивать?.. Ты ему скажи: либо так, либо по-другому! Пусть выбирает, в конце-то концов: свобода или ты!..» Да! Это дама с сотовым телефоном в автобусе! Но кто должен был сказать эти слова?.. Света – вот кто! Света? Света!

 

– И своб-боды у меня нет, – разглагольствовал капитан, хотя Батарыкину В.В. и так уже всё было ясно. – Отчего я сюда п-припёрся в халате? Неужели из-за свободы? Нет. Была б у меня свобода, я б-был бы другим и в другом месте. Вот и п-получаюсь я с пустыми руками. А мне ещё п-предлагают выбрать между п-пустотой в п-правой руке и пустотой в левой. И что же я выберу?

 

Всё сходилось в одной точке. Почему Светы не было сегодня дома, когда он пришёл с работы? Где она была? Она ставила перед капитаном неудобные вопросы. А он перед этим ставил её в более или менее удобные позиции.

 

Разгневался ли Батарыкин В.В.? Нет, гнева в нём не возникло. Что же, он остался спокоен? Нет. Странная смесь чувств образовалась в нём. Были тут и грусть, и злоба, и жалость, и обида, и разочарование, и изнеможение, и злорадство, и даже равнодушие. Всё было в этой смеси, только названия у неё не было. В голове же крутилось, что они ещё его и обсуждали, наверное, между собой, развалившись на мятой простыне. Делились мнениями: плох он или хорош, иронизировали. Конечно. Вот например, Света домой собралась, колготки надела, говорит, мол, меня муж ждёт. А капитан ей в ответ: «Муж – объелся груш! Ничего, подождёт!» А потом они говорят, вот, подполковник Батарыкин В.В. такой-то и такой-то, он и того не умеет, и этого не хочет. И это когда он сам знает, каков он!

 

Однако же каков капитан! Воистину, интереснейший субъект! Отыскал во тьме, на ветру, в гаражах отыскал обманутого им мужа и спрашивает: «И что же я выберу?» Что он нашёл тут для себя? Подрагивание нервов, хруст души, поэзию свежевымытых сковородок? Конечно, с кем же ещё поговорить ему? У кого ещё спросить: как разделить то, чего не существует, чтобы всем поровну хватило? Безвыходная ситуация.

 

Стойте! Нет. Всё стало ясно. Это же вызов! Вызов здорового самоуверенного самца старому и больному. Древняя игра с названием «Я намекну, а ты – догадайся!». Сможешь или нет? Если сможешь, тебе же хуже!

 

– И что же я выб-беру? – произнёс капитан торжественным голосом. При этом он стоял чрезвычайно прямо, и волосы его развевались на ветру. Васильев и вправду был похож на человека, имеющего власть выбирать. – П-пустоте в руках я п-предпочту нап-полненность посуды! – с этими словами капитан извлёк из накладного кармана халата початую бутылку коньяка и отвинтил пробку. – Угощайтесь, товарищ п-подполковник!

 

– Идите домой, товарищ капитан! – звучно произнёс Батарыкин В.В. и направился к гаражу широкими шагами.

 

Васильев отхлебнул из бутылки, поморщился и последовал за подполковником.

 

– Нет, я лучше п-помогу вам кролика обдирать! – заявил он тоном, в котором было очень много нахальства. – А то я видел, как вы голову руб-били. Вы и из кролика так неп-понятно что сделаете. А я умею хорошо об-бдирать.

 

– Да какого, чёрт возьми, кролика! – взревел подполковник. – Что вы привязались ко мне со своим кроликом?!

 

– Об-быкновенного кролика, – спокойно ответил ему Васильев. – Я ж вам недорассказал. Иду я, значит, между гаражей, в унынии об-бдуваюсь ветром, и вдруг вижу – в одном б-боксе свет горит. Я и п-подумал: вот ещё одна страждущая душа, не находящая себе места среди людей. Вот кто разделит мои мысли и мой коньяк! Я п-постучал, но никто не отозвался. Я и вошёл.

 

Подполковник замер на месте, проклиная себя за то, что забыл запереть гараж. Через силу он поднял глаза на капитана. Тот выглядел весьма хитро, было в нём издевательство какое-то. «Как теперь выпутываться?» – завибрировал вопрос в голове подполковника.

 

– Вошёл, а там… – капитан выдержал театральную паузу, придавая зловещий характер своему лицу, вытаращил глаза, – кровищи на п-полу – лужа целая! И… на тумбочке… лежит… без б-башки… Кролик. И тишина!!!

 

Капитан расхохотался очень заразительно. У Батарыкина В.В. немного отлегло от сердца. Хорошо, что кот был прикрыт пакетом и в таком виде вполне сошёл за кролика.

 

– А цветом кролик тот, – продолжал Васильев, резко оборвав смех, – точь-в-точь, как кот у Б-белковых был. П-помните, такое мерзкое животное. Оно к вам на лоджию тоже залазило или только меня п-посещало?

 

Почему он сказал, что кот у Белковых был? Куда же делся этот кот? Неужели капитан всё увидел, а разговоры про кролика – это так, только издевательство?!

 

– Вышел я, значит, из гаража, а тут вы п-посуду моете. Ножик у вас… Это ведь ваш гараж?

 

Подполковник молчал в смятении, а прищуренные глаза Васильева, казалось, говорили ему «Ну, ну, не отпирайтесь! Теперь это б-бесполезно! Это называется – п-пойман с поличным!» Пауза затянулась, и прервал её капитан:

 

– Вы, Виктор Васильевич, я смотрю, в п-последнее время в сельское хозяйство ударились рьяно. То голову рубите, то кроликов режете. Это вам, наверное, родственники какие-нибудь из деревни п-присылают?

 

– Родственники, – ответил подполковник, останавливаясь у ворот бокса.

 

Дальше идти было некуда. В гараж капитана ни в коем случае пускать нельзя, а то сразу заметит, что у «кролика» кошачий хвост.

 

– Что остановились?! – спросил капитан грубовато. – П-пойдёмте внутрь! Разделаем кролика, суп-пруга ваша, ежели домой уже вернулась, его п-потушит, и вместе съедим п-потом. Вы не п-против разделить со мной трапезу?

 

– Идите домой! Вам здесь нечего делать! – сурово сказал Батарыкин В.В., заслоняя вход в гараж.

 

– Да хватит вам, п-подполковник! – задорно улыбнулся Васильев. – Что вы жадный какой?! Я п-пошутил только. Не стану я вашего кролика есть. Я, на самом деле, кошек не жру – брезгую как-то. Сами ешьте! Только п-посижу немного, разделать п-помогу.

 

Капитан настырно направился в гараж, оттесняя подполковника от входа.

 

– Я тебе сказал, пошёл вон отсюда! – взревел Батарыкин В.В., в гневе бросая посуду на землю. Пригнув голову, он пошёл вперёд и оттолкнул Васильева так, что тот попятился.

 

– А что это вы меня, российского офицера, толкаете?! – с угрозой в голосе заговорил Васильев. Глаза его смотрели холодно и решительно. – Что это вы мне «тыкать» взялись?! П-посторонитесь! Я п-пройду, п-посмотрю, что там у вас за кролик! Уж больно он мне п-подозрительным кажется!

 

С этими словами капитан легко отшвырнул Батарыкина В.В. в сторону, отчего подполковник с дикой злобой ощутил свою физическую немощь. Васильев направился в гараж. Ярость кипела в подполковнике. С трудом удержавшись на ногах, стиснув зубы до скрежета, он выставил руку когтями вперёд, схватил капитана за ворот халата и, что было сил, потянул на себя. Васильев рванулся, пытаясь освободиться. При этом он выскользнул из халата, зацепился ногой за порог гаража и устремился вниз. По пути он встретился головой с углом старой газовой плиты, стоявшей при входе, и рухнул на пол. Грохот металла смешался с хрустом кости и завыванием ветра. Наступила тишина.

 

Ветер уныло свистел меж рядами кирпичных боксов, гнул деревья, пригонял тучи с северо-востока, заслоняя ими луну. Других же звуков никто не издавал, потому что никого вокруг не было. Или же был кто-то рядом, но его не было слышно, так как ветер заглушал его дыхание, уносил его запах, ночь скрывала его.

 

Батарыкин В.В. некоторое время стоял тёмной фигурой в освещённом прямоугольнике гаражных ворот, опустив руки, сжимая в них махровый халат, наблюдая, как кровь из проломленного виска капитана Васильева растекается по полу, покрывает собой кошачью кровь.

 

Батарыкин В.В. имел некоторые познания в области медицины, и касания шеи хватило ему, чтобы понять, что капитан Васильев в некотором роде перестал существовать. Во всяком случае, он перестал быть капитаном Васильевым.

 

Батарыкин В.В. имел некоторые познания в области юриспруденции, которых вполне хватило, чтобы понять, что ему затруднительно будет объяснить кому бы то ни было причины появления мёртвого сослуживца в его гараже. Если начнётся разбирательство, непременно выяснится связь капитана с его женой. А это мотив. Кто поверит в случайность происшедшего? Кроме того, почему труп в одном халате?

 

Всё это поняв, подполковник медленно, со скрипом открыл крышку погреба. Он некоторое время смотрел в чёрный квадрат пустоты, вдыхая её прелый запах. У него хороший погреб – глубокий, большой. Площадью почти в весь гараж. И пол там земляной. Это хорошо, потому что прямо в полу можно вырыть превосходную яму. Так, что никто не увидит. Лучше бы, конечно, вывезти куда-нибудь тело. Но на чём? Да и заметить могут. А здесь, в погребе, никто не заметит. Надо только глубоко копать. Очень глубоко. Это займёт много времени, но в таком деле время жалеть не следует. Главное – надёжность.

 

Подполковник ухватил тело за ноги и с трудом поволок его к открытому люку. Тяжёл был капитан. И крови натекло из него много. Отдышавшись немного, подполковник столкнул труп в темноту. Тело упало с гулким звуком, эхом раздавшимся в пустом пространстве.

 

Силы покидали Батарыкина В.В. От напряжения тошнота подступила к горлу, ноги подкашивались. Но сейчас рано ещё было расслабляться. Он оглядел гараж и глубоко вдохнул. Усилием воли решаясь на каждое движение, подполковник взял ведро и вновь направился к колонке. Жутко было на улице, тревожно. Ветер усиливался, и каждый качающийся куст казался живым. Вот кто-то наблюдает за ним, притаившись за углом. Кто это? Кому в голову придёт стоять за углом? Ведь в такую ночь и наблюдать так же страшно, как находиться под наблюдением. Но ведом ли демонам страх? Не они ли притаились за тем деревом? А зачем им таиться? Они бы сразу подошли. Или нет? Чёрт попутал его забыть дома фуражку!

 

Подполковник, оглядываясь, набрал воды и поспешно вернулся в освещённый гараж. Он сразу запер за собой ворота на задвижку, отгородившись от тёмной ночи, после чего стало немного легче. Но теперь темнота смотрела на него из открытого погреба. А вместе с ней смотрела и смерть. Чужая. А какая страшней: чужая или своя?

 

Кропотливая работа ждала подполковника, в которой небрежности нельзя было допустить. Он поднял с пола махровый халат, попытался оторвать от него кусок, но из этого ничего не вышло. Слишком уж плотной была материя, прочными швы. Подполковник осмотрелся вокруг в поисках орудия, которое могло бы ему помочь, но не нашёл ничего. Нож остался снаружи за воротами, в темноте. Батарыкин В.В. положил руки на задвижку, замер на секунду в раздумье, после чего резко отпер ворота. Он быстро, судорожными движениями подобрал с земли разбросанную посуду и вскочил обратно в освещённый гараж, закрыл за собой ворота и стал тяжело дышать. Отдышавшись, подполковник сапожным ножом отрезал от халата полу и бросил её в ведро. Плотная тяжёлая ткань неохотно пропитывалась водой, погружалась на дно. Подполковник достал её, принялся собирать алую лужу с пола, вдыхая чуть солоноватый запах. Так пахнет море.

 

Единственный раз он ездил на море. Его жена тогда ещё не была его женой, а была просто Светой. Какие там скалы в Крыму! Все изъеденные ветром и морем нависают над головой, и непонятно, что удерживает их от обрушения. Но при этом также нельзя представить, что способно их обрушить. Очень много воды. И не верится, что всё это вода. Никогда не бывает море спокойным – всё гонит свои волны с пенными барашками. Это оттого, что оно велико, а в величии не может быть покоя. Вот и кровь пахнет морем. Он читал где-то, что в морской воде и в крови одинаковое количество соли. Это потому что вся жизнь вышла из моря, всё живое – маленькие обособленные кусочки моря. И покоя никому не будет.

 

Он со Светой поднимался на гору, где археологи проводили свои раскопки. Там был фундамент древнего дома, сложенный из неровных камней. И было ещё очень много черепков. Археолог говорил, что если они найдут здесь бронзовый предмет – это будет открытием. Было всё это странно. Так давно живут люди на земле, дома их разваливаются, уходят под землю, черепки их разбиты. Так много черепков, и ни одного кусочка бронзы. А как хочется найти его. И чего бы, казалось, проще – всего-то маленький грязный слиток, наконечник какой-нибудь или скребок. Но нет – кругом одни черепки.

 

Ветер трепал на улице кроны деревьев, отчего был шум, как будто от волн, накатывающих на берег.

 

Вот, вроде бы, и всё. Вот, вроде бы, и чисто. Подполковник разогнулся, ощутив хруст в спине, швырнул тряпку в ведро с водой, окрашенной грязно-алым цветом. Подсохнет – и запах уйдет.

 

Тряпку и остатки халата подполковник бросил в погреб. Туда же вылил воду из ведра, после чего с грохотом захлопнул крышку. Он сложил в пакет исковерканное кошачье тело и взял сумку с картофелем. Подполковник подумал, что хорошо сделал, набрав заранее картофеля, потому что сейчас спускаться в погреб было бы боязно. Затем он погасил свет и шагнул на улицу.

 

Усталость владела Батарыкиным В.В., но более усталости был страх. Чудилось ему, мерещилось что-то, а что именно, он и разобрать не мог. Чуть ли не бегом добрался подполковник до дома, не забыв, правда, выбросить по пути в мусорный бак пакет с останками кота.

 

Жена спала уже. У подполковника не было сил думать о её похождениях. Он разделся и тоже лёг.

 

Однако, когда сон почти уже наступил, Батарыкину В.В. пришла в голову тревожная мысль. А что если на одежде у него осталась кровь? Он силой вырвал себя из наплывавшего забытья и пошёл в ванную. Там подполковник долго и пристально разглядывал слипающимися от усталости глазами футболку и трико. Вроде бы, нет на них крови. А вдруг не заметил, проглядел? Надо бы постирать. Но это будет выглядеть подозрительно. С чего бы это он ночью взялся за стирку? Подполковник не стал ничего стирать и вернулся в кровать.

 

И снова сон почти овладел им, когда пришла новая тревожная мысль. Что же он ботинки-то не осмотрел?! На ботинках может быть кровь. Батарыкин В.В. вновь заставил себя встать и пошёл в коридор, где пристально оглядел ботинки. Не видно крови. Ну и хорошо.

 

Он вернулся в постель, но теперь сон не приходил. Заворачивался подполковник в одеяло, снова разворачивался. Не шёл сон. Уж больно прихотливо шумел ветер за окном, уж больно тревожно дышала жена во сне, больно тихо было в погребе.