HTM
Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 г.

Виктор Герасин

Васильки

Обсудить

Повесть

Опубликовано редактором: Вероника Вебер, 10.03.2012
Оглавление

11. Часть 11
12. Часть 12


Часть 12


 

 

 

– Ходу, Сашка! – скомандовал Колька и, оставив пакет под кустом, помчался вдоль зарослей. Он слышал за собой топот Сашки, и ему казалось, что они убегут по открытому месту от мужчин.

– Колька, не убегай! Колька! Они убьют меня! – закричал Сашка, отставая от друга.

Колька краем глаза видел, что мужчины перехватывают их, что луговиной им не уйти от погони. Тогда он крикнул Сашке:

– За мной!

И с ходу сиганул в кусты, обдираясь о ветви, еле успевая отводить их в стороны от лица, опасаясь повредить глаза. Сашка последовал за Колькой. Они проламывались всё дальше и дальше в заросли, которые с каждым шагом делались всё непроходимей. Крапива, шипы на каких-то кустах – всё это драло, жгло, царапало ребячьи руки, лица. Но они мало обращали на это внимания, они уходили от здоровых мужчин, которые были для них пострашнее всяких шипов и крапивы.

Мужчины не отважились преследовать ребят в зарослях. Им было тут не пройти. Они остановились у края и грозили ребятам:

– Ну, попадитесь! Мерзавцы! Нигде от них не скроешься!

Ребята остановились. Под ногами лежало болото, которое густо поросло камышом и осокой. Вода постепенно поднималась и доходила уже до коленей.

Голоса мужчин были слышны.

– Кто ж это такие? – спросил один.

Да мало ли их тут шляется, – ответил ему другой. – Я так же вот в прошлом году стоял тут и не заметил даже, как они к машине подобрались, все четыре ската шилом проткнули. Поймать бы да поучить уму-разуму.

– А не утонут они? Ведь там трясина? – спросил третий.

– Они утонут? Возьмёшь их, как же! – ответил второй, особо злой и взволнованный, судя по голосу.

Ребята слышали, как мужчины разговаривали между собой, а потом ушли. Выходить же из укрытия было рано, могут увидеть и снова погнаться. Вперёд пути не было – болото. Надо переждать здесь, в безопасности.

Но легко сказать – переждать. А как сделать это? Комары, от которых, казалось, не было спасения в лесу, здесь оказались крупней и яростней, самые настоящие болотные, жгучие до изнеможения. Они облепили лицо, руки, проникали под рубашку.

– О-о-о, – застонал Сашка и стал медленно опускаться, ища спасения от комаров. Он сел в воду, затем повалился на бок, двигал плечом, убирая из-под себя осоку. Когда вода скрыла его тело до самой шеи, то он и раз, и другой окунул голову. Колька же, присел, плескал в лицо водой, смачивал руки, отгоняя комаров.

– Встань, – сказал он Сашке. – Простынешь ведь. Вода какая-то холодная, как снеговая.

– Не встану, – ответил Сашка. – Лучше умру здесь, но не встану. Я больше не могу терпеть этих... паразитов. Сколько же их тут! У меня на голове уже шишки от них.

– Правда, как собаки грызут, – согласился Колька и вспомнил про сухари. – Сашка! Сухари-то наши! Там, в кустах! А? Чего делать будем?

– Не знаю, – ответил Сашка, которому явно было не до сухарей.

– Я, наверное, сползаю туда. Может, они на месте лежат. А ты сиди здесь тихо. Понял?

– Нет! – приподнялся из воды Сашка. – Нет! Я один не останусь! Как хочешь, а я не останусь. Тут... мало ли... страшно.

Тут они услышали шум моторов. Все три машины одна за другой уходили с луговины. Дождавшись, пока шум моторов стих, Колька сказал:

– Кажись, все уехали! Вставай, пойдём.

Они выскочили из зарослей на ветерок, нещадно царапая кожу, успевшую припухнуть на лицах и на руках от комариных укусов и от ожогов крапивы.

– Часа два посидеть если там связанным, например, и всё, крышка, сожрут. Какая дрянь, какая гадость это комарьё. Бр-р-р, – скинув рубашку и штаны, Колька вытряхивал из них комаров.

Сашка сделал то же самое, к тому же он прыгал, стараясь согреться, по телу пробегали крупные мурашки, губы посинели от холодной воды.

Найдя свой пакет целым и невредимым, они, не сговариваясь, пошли к тому месту, где недавно стояли машины и где ещё слабо дымил костерок. И тут им повезло. Ешё на подходе они учуяли, как от костра попахивало чем-то вкусным. Разгребли палкой золу и обнаружили под ней печёную картошку. Много картошки. Выкатывали её из-под золы, складывали в кучку и насчитали сорок картофелин. Обжигаясь, чистили её, ели. Съев по парочке, решили удалиться от опасного места. Мало ли что, может быть, вспомнят про картошку, вернутся назад, тогда попробуй убежать, они ведь на машинах. Покидали подстывшую картошку в пакет и подались о край воды к холму.

Пока поднялись на холм, порядком запыхались. Он оказался крутым и высоким. Остановились на опушке дубового леска. От высоты, на которую они забрались, захватывало дух. Внизу лежало притуманенное синей дымкой озеро с чистым желтовато-белым песком по всему круглому берегу. Одна половина озера лежала в мелколесье, где они недавно спасались от погони, другая – на открытом месте, зелёной луговине, по которой петляла речушка, казавшаяся с холма неподвижной, замершей. Речушка эта впадала в озеро. Правее от озера раскинулся лес, ему не было конца, он уходил в синюю дымку, сливался вдали с небом. По левую же сторону была распахнутая даль над ровными полями, покрытыми светлой зеленью хлебов. Казалось, если пойти по этим полям, как и по верху леса, то обязательно дойдёшь до неба и не заметишь, как поднимешься на него и уже дальше пойдёшь по небу.

– Хорошо-то как! – прошептал восторженно Сашка. – Как на картине. Даже вроде бы... одно это, кругом которое, а нас нет. Не совсем так, но... вроде бы нет. Даже сказать невозможно.

– Есть мы, – не согласился Колька, но тоже шёпотом. – Есть и будем. Вот гляди. Слушай...

И Колька, подставив трубой ладони ко рту, громко прокричал:

– Эге-ге-е-е-е...

Но это ему казалось – громко, Сашке казалось, потому что рядом стоял, на самом же деле голос растворялся в бескрайней дали. Колька понял – эту даль ни ему, ни кому-либо другому не перекричать. Такая она бесконечная.

Погуливал хороший, ласковый ветерок. Припекало солнышко. Расстелив по траве свои штаны и рубашки на просушку, сели рядышком на канавке, принялись за ещё тёплую картошку. Чистили, посыпали солью и ели, похваливая.

– Хороша же! Душистая! Если бы не нарвались на этих отдыхающих мужиков, то где бы мы с тобой поели такой картошечки. Правда? Повезло, да? – спрашивал Колька.

– Теперь-то повезло. А как погнались за нами, то я думал: всё, нам конец, разорвут.

– Так уже и разорвали бы, – усмехнулся Колька. – Мы бы ещё посопротивлялись. Руками не осилили бы, может, а зубы на что? Не-ет, меня они так просто не взяли бы, я их кусать бы стал. Не думай, это побольнее, чем рукой, например, колотить.

– Не дались бы они, чтобы мы их кусали. Вон какие дяди. Рот зажали бы запросто. Нет, я даже не стал бы кусаться. Я лёг бы на землю и лежал. Лежачего не бьют.

– Что ты, не бьют! Только так в футбол сыграли бы. Нет уж, лучше не попадаться. Убежали – и хорошо. А то излупили бы как собак и в милицию отвезли бы.

– Это уж точно, – согласился Сашка. – Кольк! Я вот гляжу, гляжу и думаю: вот нам с тобой здесь жить бы, а? Домик сделать и жить. Тут, на самой высоте. Видно-то как далеко. Я бы сидел и сидел возле окна и глядел бы вдаль. А?

– Я тоже. Я люблю глядеть вдаль. Она какая-то ненаглядная. Да? Никак в неё не наглядишься.

Начали вновь вспоминать всё, что случилось с ними. Сашка изобразил, как он выглянул из-под куста на девчонку, а Колька подыграл ему, изобразил, как девчонка испугалась, как завизжала. Они бегали по траве, заходясь в смехе до слёз.

Они были дети, и как дети человеческие, как детёныши всех животных, сытые, согретые солнышком, обмахиваемые лёгким ветерком, они резвились, позабыв о своём несчастье, позабыв о пути, который им предстоит, на который они решились, не зная -его и не ведая ничего о нём, забыв об опасностях, которых так много в этом бесконечном мире. Они резвились, забыв обо всём на свете, подчиняясь только требованию природы, которое она распространяет на всех детей одинаково.

 

К вечеру, перед заходом солнышка, они вышли на небольшую деревеньку. Устали. Решили заночевать неподалеку от изб, за огородами, в низах. Выбрали место под вётлами возле ручья, сели на поваленное ветло, ствол которого уже наполовину был втянут в землю, понурились, стали наблюдать за избами. Их хорошо было видно, они стояли по самой кромке бугра. Было их около двух десятков. Но ни людей, ни скотины, тихо, мёртво. Куда они подевались? Не может же так быть, чтобы во всей деревне не жила ни одна живая душа. Наконец из одной избы вышел старик, взял двухколёсную тачку и пошёл вниз по огороду. В середине огорода стояли копешки соломы. Старик подогнал тачку к одной из них, стал вилами накладывать солому. Уложил немного, утянул солому верёвкой, воткнул сзади вилы, взялся за оглобли. Ему было тяжело. Он переступал мелкими редкими шажками, низко наклонился. Закатил тачку во двор, свалил солому и сходил ещё раз. Со двора вышла старуха и помогла старику тянуть тачку. Больше старики не появились.

Из другой избы вышла женщина и стала развешивать на колья, торчащие из ограды, стеклянные банки. Повесила штук десять. Хотела уже уходить, но остановилась, вглядывалась вдоль улицы. В конец деревни въехал мотоциклист. Женщина дождалась его. Он остановился возле избы, сошёл с мотоцикла. Они о чем-то долго говорили, потом вместе ушли в избу, а мотоцикл так и остался стоять снаружи.

И всё. Кого-либо другого ребята не заметили и решили, что в дальних избах люди не живут, что избы эти стоят пустые. Решили и потому ещё, что все ограды, кроме двух, поросли высокой травой: лебедой, лопухами.

– Может, заберёмся в пустую избу, – предложил Колька. – Пройдём незаметно к ней, влезем как-нибудь и заночуем.

– Нет, не хочу, – не согласился Сашка. – Не хочу в избу. Лучше давай здесь как-нибудь. Там темно и страшно. Не хочу.

– Здесь, так здесь, – согласился Колька, оглядывая место, где им предстоит ночевать и соображая, как бы поспать хотя бы на соломе какой-нибудь.

Из лощин тянуло свежестью. Сашка стал дрожать, сжался в комок, не мог согреться,

– Ты чего это? – спросил Колька.

– Сам не знаю, – ответил Сашка. – Холодно мне. Все жилки дрожат. И никак не остановлю эту дрожь.

– Жилки у него дрожат! Не надо было в воде лежать! Говорил тебе! Ты ведь не будешь слушать!

– Не надо, Коль, не ругай меня. Мне нехорошо как-то.

Колька подошёл, положил ладонь на Сашкин лоб:

– Ну вот, я так и знал, температура у тебя. Понял? Чего будем делать?

– Не знаю. Делай чего хочешь. Мне всё равно.

– Вот так всегда. Ему всё равно. А я сам не знаю, что делать.

– Мне просто холодно, – сказал, вздохнув, Сашка.

Вглядевшись в избы, в оставшиеся две копешки на огороде, Колька решил, что старик теперь уже за соломой не придёт, потому что сделалось почти темно. А раз так, то в этой соломе можно будет заночевать, там Сашка согреется скорее, чем здесь.

– Пошли в солому. Давай зайдём так, чтобы нас не заметили от изб.

Они прошли вдоль ручья, поравнялись с копнами и круто повернув к ним, под их же прикрытием, пригнувшись, подобрались к ним. Сели под одной копной лицом к ручью, вдавились спинами в тёплую неспелую овсяную солому. А когда вовсе стемнело, то Колька влез на копну, растеребил солому, сделал в ней углубление, чтобы в нём было можно улечься двоим, помог Сашке забраться наверх и уложил его в углубление.

– Есть будешь?

– Не знаю.

Колька сходил к ручью, набрал в полиэтиленовый пакет воды, вернулся и стал кормить Сашку. Он смачивал сухарь в воде и щедро посыпал его сахаром.

– Ешь, я тебе его как с мёдом сделал, вкусно.

Сашка откусил кусочек, пожевал, с трудом проглотил и протянул сухарь назад Кольке:

– Съешь сам, я не хочу. Я лучше так буду лежать. Ты прикрой меня соломой хорошенько.

Колька навалил на Сашку соломы, оставил и для себя, чтобы лечь рядом с Сашкой и прикрыться.

– Ноги ломят, – сказал Сашка. – У меня всегда так. Если я начинаю болеть, то сначала болят ноги. Знаешь, как болят. До самых колен. И в коленях тоже. Не знаю, как положить их. Ты меня завтра оставь, Коль. Я дальше не пойду. Ты уйдёшь, а я к людям выйду. Пусть меня назад в лагерь или в детдом отправят. Ты не думай, я не скажу им, что мы вдвоём были с тобой. Скажу, что я один. А ты иди. Может, найдёшь мать свою. Тогда и я к тебе приеду. Ладно?

– Нет, не ладно, – не согласился Колька. – Если ты не сможешь идти завтра, то останемся вместе. Понял? Я друзей в беде не бросаю. И лучше не говори мне об этом. Если легче не станет тебе, то я позову кого-нибудь. Может, в больницу отвезут. А потом опять пойдём искать моих. Найдём. Никуда они от нас не денутся. Это я знаю.

Укрывшись соломой, они прижались друг к другу и затихли. Сашка дрожал и Колька, обхватив его руками, согревал своим телом. Ему уже становилось жарко и душно под соломой. Он раздвинул ее над лицом и стал глядеть в звёздное небо. Июньские звезды светят слабо и поэтому кажется, что они отдалились от земли. Колька подумал об Аверьяныче. Где он теперь? Спит или так же вот глядит на звёзды? Может, они, Колька и Аверьяныч, одновременно, сейчас вот, сию минуту глядят на одну и ту же звезду и думают друг о друге. «Хороший он, Аверьяныч. Лучше всех на свете», – улыбнулся Колька легко и уснул.

 

Старик поднялся рано. Заря разгорелась, глядела в передние окна, в избе было красновато-сумрачно. Начинался большой летний день. Посидев на постели, поразмяв ноги, он встал на них, неверным шагом прошёл к окну, распахнул створки. В избу хлынул бодрящий заревой воздух.

День опять ярый задастся. Роса вон какая. Увешала всю растительность.

– Не рано ты? – откликнулась старуха со своей кровати. – Холоду-то понапустил. Неймётся тебе.

– Рано-не рано... А дела делать надо. За нас с тобой никто не придёт и не сделает. Пойду по холодку солому уберу с огорода. Пока сухо, надо стожок вывершить. Ты пособи мне на гору-то вытащить. А? Пособишь?

– Нет, не пособлю. Спрашиваешь. Как первый день меня знаешь...

Старик вышел во двор, положил на тележку вилы, верёвку и пошел в огород, толкая тележку перед собой. Под уклон она сама бежала. Возле крайней копны остановился, огляделся. Ему показалось, что кто-то побывал здесь ночью, кто-то пораздёргал сверху солому. Но незаметно было, чтобы взяли. Нет, ни возле копны, ни поодаль от неё следов никаких не было. Старик подумал, что собаки могли полазать по копнам, поворошить их. Их две всего, его да соседова, а игручие, иной раз взвозятся во дворе, всё разметут, разбросают. Правда, вчера после полудня куда-то ушли оба и вечером их не было видно. «Может, свадьба ихняя где-либо», -подумал старик и взялся за вилы.

Поплевав на ладони, он с маху воткнул вилы в вершину копны и... отскочил, выпустив вилы. Привычные руки его почувствовали, как вилы наткнулись на что-то плотное, как на миг приостановились и тут же вошли в это плотное. Руки почувствовали, а сердце ворохнулось: беда! В первое мгновение он подумал о том, что в копне лежит собака, потому что другому тут быть неоткуда, и что он спорол собаку. К тому же под соломой раздался вскрик, подобный рычанию. И тут же копна взметнулась и с неё свалился человек, мальчишка. Вилы глубоко воткнулись ему в правый бок. Упав на землю, он корчился, вцепился обеими руками в вилы, пытался освободиться от них и не мог. За этим мальчишкой свалился и другой.

Старику сделалось дурно, в голове у него потемнело, ноги ослабли и он сел на землю, вцепившись пальцами в седые космы, закричал совсем по-детски..,

Сашка испуганными глазами глядел на Кольку, на вилы и не мог никак и ничего понять. Наконец сказал тихо:

– Возьми же их, больно мне.

Ухватившись за черенок вил, Колька дёрнул их на себя и вилы выскользнули из Сашкиного тела. А сам он при этом застонал, изогнулся в кольцо, прижал к боку ладони, завертел головой, будто норовил ввинтиться в землю, кусал жнивье всё с землей.

– Жжет... Жжёт как... Полей водой. Колька, полей, прошу тебя.

Колька, упав на колени, задирал на Сашке рубашку, торопился поглядеть, какая у него рана в боку. Он надеялся увидеть совсем пустяковую, неглубокую рану, с которой Сашка скоро справится, боль пройдёт и они пойдут с ним вдвоём дальше. Он и правда увидел в боку у Сашки две маленькие, совсем пустяковые ранки, из которых чуть сочилась кровь. Увидел и подумал: ничего, сейчас Сашка встанет.

– Что там у меня? Что? – шептал Сашка, пытаясь заглянуть под рубашку, туда, куда смотрел Колька.

К ним на коленях подползал плачущий старик. Его поросшие седой щетиной щеки и губы тряслись, а старческие глаза, наполненные слезами и горем, глядели умоляюще-вопросительно.

– Детки... Милые вы мои. Как же это? Детки?

Сашка откинулся на землю, затих. Открытые глаза его глубоко просвечивало утреннее солнышко.

– Болит? – спросил Колька.

– Теперь поменьше. Жжёт. – Сашка поморщился. – Там, внутри очень жжет. Я не умру?

Он смотрел на Кольку, ждал от него ответа. Колька вдруг увидел Сашкины глаза и удивился: они были спокойны, вопрос Сашкин вроде бы не волновал его самого.

– От этого не умирают, – твёрдо сказал Колька. – Царапины. Ерунда. Скоро пройдёт.

– Не умирай, сынок, – плакал рядом старик.

Сашка повернул к нему лицо, внимательно вгляделся в него и сказал:

– Не плачь, дедушка. Ты не виноват. Тебе нельзя плакать.

Почуяв неладное, старуха вышла на огород, заторопилась, незная, что случилось, почему старик её сидит на земле, какие это мальцы там возле него, откуда они взялись здесь? Увидев её, старик сказал:

– Вот, баба, и до беды дожили. Спорол я малого-то. Спорол...

– Да как же это? Откуда вам взяться-то здесь? Господи! Ну-ка, показывайте. Где?

Наклонившись над Сашкой, старуха, оглаживая, ощупала его бок, подавила пальцами. Сашка вскрикнул, застонал.

– Ой-ей-ей, – распрямилась старуха. – Ну-ка, живо. На тачку его. К дому живо. Ну, живо!

Колька подкатил тачку, вместе со старухой подняли осторожно Сашку, положили на тачку, повезли к избе. Старик не мог помогать им, он тащился за ними, то припадая на колени, то поднимаясь и делая несколько неверных, качающихся шагов, то опускаясь на четвереньки. Ноги не держали его.

– Семён! Семён! – закричала старуха, когда они вышли ко двору. – Семён! Где ты там? Скорее! На помощь!

Вскоре прибежал мужчина, тот самый, который вчера подъехал на мотоцикле.

– Беда, Семён! Старик-то мой! Спорол малого! Скорее, к медикам его. Беда, Семён!

Семён побежал за мотоциклом.

Старуха вынесла из избы чистое бельё и стала с помощью Кольки завертывать Сашку поперёк длинным полотенцем. Подоспела женщина в цветастой косынке. Та самая, которую вчера видел Колька.

– Нюра, помогай, – позвала старуха. – Воды подай малому. Воды. Возьми колодезной.

Сашку приподняли, стали поить. Пил он с жадностью, а всю воду проглотить не мог, она стекала по подбородку на грудь. Напившись, от откинулся, вздохнул.

Колька глядел в лицо друга и переставал узнавать его. В глазных ямках сделалось черно, а по всему лицу, по бледности пошли жёлтые круги. Глаза же были полуоткрыты, но никого не замечали. Он впал в беспамятство.

Семён подогнал мотоцикл. Открыл коляску, выкинул сиденье. На дно коляски настелили соломы, укрыли чистой простынёю, на простынь потихоньку уложили Сашку. Колька сел на сиденье, охватил руками Семёна и они выехали со двора. На ходу же он вспомнил о том, что сухари ихние остались там, в копне, но не останавливаться же из-за этого, не тратить время. «Ладно, теперь они нам не пригодятся».

Дорога оказалась тряской. Ехали полем, которому не видно было края. Колька представлял, как теперь больно Сашке и кричал Семёну:

– Да потише, потише! Трясёт-то как!

Возле лощины остановились. Мосточек обветшал, доски провалились. Надо было переезжать через ручей рядом с мосточком.

А берега крутоваты.

– Сходим! – скомандовал Семён. – Я в руках его спущу с берега, а на тот берег толкать придётся, сам не вытянет, крутовато.

Мотоцикл взвывал, окутываясь клубами синего дыма. Нет-нет выбрались на другой берег. Сели, поехали дальше. Вскоре с возвышения увидели большое село. Въехали в него и асфальтовой дорогой помчались к больнице.

Было ещё очень рано и больница оказалась закрытой. Главврач жила здесь же, рядом с больницей. Семён побежал за ней, Колька склонился над Сашкой и пытался с ним поговорить. Сашка шевелил губами, но Колька не мог понять, что он говорит. Наконец понял. Сашка бредил:

– Темно... Упаду я. Упаду... Ой, мама... Держи меня.

Поспешно пришла врач. Втроём они внесли Сашку в её кабинет, положили на кушетку. Врач сняла полотенце с Сашки, склонилась, прощупывая и изучая рану.

– Глубоко. Печень задета. Дела плохи. Так! Вы, – она кивнула Семёну, – срочно в контору совхоза, пусть свяжутся по рации с районной больницей. Обстоятельства скажешь сам. Нужен кислород. Срочная операция. Идёт кровоизлияние в полость живота.

Семён уехал в контору. Врач готовила шприцы, инструменты, делала Сашке уколы.

Колька стоял за дверью и оттуда наблюдал за врачом и за Саш кой.

– Откуда вы? – спросила врач.

– Из детдома, – ответил Колька. – Он не умрет?

Врач не ответила, но по её молчанию и по ее сосредоточенности Колька понял, что дела совсем плохие.

– Иди на воздух, – сказала Кольке врач. – Иди. Тут тебе делать нечего.

Колька взглянул на Сашку. Нос его необыкновенно заострился, глаза ввалились. «Не узнать, как не он совсем» – вздохнул Колька и вышел на крыльцо.

Хотелось пить. Неподалеку от больницы Колька увидел– колонку, из неё капала вода, подсвеченные солнцем капли проскакивали, как искорки. Попить же ему никак не удавалось. Он нажимал на тугой рычаг, открывал колонку, вода хлестала из неё с шипением, но до воды он не мог дотянуться губами. Почти дотягивался, но отпускал рычаг, вода с утробным бурчанием внутри колонки обрывалась, не текла.

Огляделся, выискивая что-нибудь такое, что можно было бы повесить на рычаг или какую-нибудь проволоку, чтобы подвязать рычаг, но на глаза ничего подходящего не попадалось.

Подъехал Семён, заглушил мотоцикл.

– Всё, связались с районной больницей, оттуда уже выехали, скоро будут. Ты пить хочешь? Пей, я подержу.

Колька подставил губы под тугую струю, однако она так била, что в рот вода почти не попадала, зато умыла его обильно.

– Ну и напор, – покачал головой Семён, – того и гляди зубы выбьет. Подержи-ка, я попью.

Семён схитрил. Он подставил под край струи ладони, сделав их лодочкой и удобно попил из них.

– И как это вас угораздило, не понимаю, – заговорил Семён. – Могли бы попроситься в дом, вас что, не пустили бы? Что это вы как дезертиры вздумали в копнах прятаться? Это среди людей-то? Непорядок, скажу я тебе. А теперь вот... Все, Степану Фёдоровичу крышка. Не иначе. Попробуй-ка в его возрасте пережить такую беду. И чего вы ищите? Чего вам не сидится на месте? Из детдома, значит? Родители есть?

Колька по привычке хотел ответить: нет. Но вдруг ему впервые в жизни захотелось сказать, что они есть у него. И он чуть слышно, робко ответил:

– Есть.

– И отец, и мать? – удивился Семён.

– Да.

– А где же они? И почему ты в детдоме?

– Болеют, – ещё тише ответил Колька.

Семён подозрительно поглядел на него и не стал расспрашивать, но продолжил:

– Сидели бы и сидели. Зелёные ещё. Зелёные до хрупкости, а туда же. Путешествовать. Степан Фёдорович-то! А! Надо же такому случаю быть! Как совпало всё! И мальчонка это, дружок твой!.. А! Беда! Да какая ещё беда небывалая!

Подъехала «скорая». Мужчина и женщина в белых халатах и с чемоданчиком в руках поспешили в больницу.

Колька подошёл к двери, ждал, что будет дальше, оставят Сашку здесь или заберут с собой.

 

Дверь отворилась и прикрыла собой Кольку. Его не увидели вышедшие на крыльцо врачи. Приехавшая на «скорой» врач тихо плакала. Мужчина останавливал её:

– Софья Петровна, что же вы, на самом деле. Нельзя же так.

– Кошмар, какой кошмар, – говорила женщина.

Что поделать, случай. Так что везём его в центральную. Здесь мы окажемся бессильны при вскрытии. Бессильны. Кровотечение остановлено. Думаю, выскочим.

Они ушли вновь в больницу, а вскоре оттуда вышли все, неся Сашку на носилках. Колька увидел, что Сашка пришёл в себя, водит глазами, видимо, отыскивая Кольку. И подошёл к нему, вцепился в край носилок.

– Сашк...

– Коля. Ты здесь? У меня почти ничего не болит. Правда, Коль.

– Сашк, ты держись. Ты вылечивайся. Я тебя буду ждать.

– Всё, всё, ребята, не время разговаривать, – отстранила врач Кольку. – Потом поговорите. Да-да, потом.

Носилки установили в машину, врачи сели туда же, по обе стороны от носилок, дверца закрылась, машина тронулась, побежала по больничному двору, скрылась за воротами.

В обе стороны – вправо и влево – тянулась длинная широкая улица с асфальтовой дорогой посредине. Куда пойти? В какую сторону? К кому? И пошёл направо. Показалось так, позвало – если идти на детдом, то надо в эту сторону.

Среди этой ещё пустынной, но уже пробуждающейся широкой улицы Кольке было очень одиноко. Он впервые за последние четыре года остался надолго без Сашки, без детдомовских ребят, слово некому сказать. Сколько же этих домов! Всяких! Какие по богаче, какие победней – сколько же их! И нет ни одного, в который он вошёл бы смело, как свой человек. Несправедливо же это! Несправедливо!

И Сашка... Ах ты, Сашка! Так уже ты всего боялся, кажется, боялся тени своей, боялся оказаться заметным на виду у людей, просто видимым быть боялся. И не напрасно, наверное, боялся. Вилы даже под соломой его нашли...

Колька невольно представлял, как те самые вилы могли бы и его проколоть, ошущал, какая боль от них должна быть в боку, и чуть не вслух кричал только от одного представления этой боли.

Заметив незнакомца, от домов к дороге выбегали собаки. Но отступали перед Колькой, молча уходили в сторону. Собаки, видно, чувствовали, какое горе несёт в себе этот человек.

Один белый домик с вётлами напротив. А вон и другой. И ещё один. И напротив ещё... Сколько же их, этих белых домов с вётлами напротив!

И у Кольки будто новое видение открылось. Да напридумывал он всё, напридумывал! Прав был Валерий Николаевич, назвав его фантазёром! Нет у него своего дома! Нет!

«Прости меня, Сашка. Обманул я тебя. Но мне так хотелось...»

Эх, иметь бы такой голос, чтобы крикнуть им на всю землю: «Ну, где же ты, мама!» И чтобы крик этот был услышан за всеми горами, за всеми морями и океанами матерью, и чтобы она отозвалась пусть даже еле слышно, шёпотом; «Здесь я, сынок». Ничего, Колька услышал бы. И пошёл бы напрямую, на самый слабый голос. И дошёл бы. Дошёл бы... Но где взять такой голос? Где взять...

Оно все полегче жить станет. Идите, соколы. Бог с вами...

Колька шёл, низко опустив голову, задавливая, топя в себе слёзы, которые уже закипали на глазах. Сашка шёл следом за другом. Он тужил об одном: не удалось попить чая с блюдечек, что ему очень нравилось. В столовой чай дают в горячих эмалированных кружках и потому он не так вкусен, как когда его прихлёбываешь из мелкого блюдечка.

 

 

 


Оглавление

11. Часть 11
12. Часть 12

514 читателей получили ссылку для скачивания номера журнала «Новая Литература» за 2024.02 на 29.03.2024, 12:03 мск.

 

Подписаться на журнал!
Литературно-художественный журнал "Новая Литература" - www.newlit.ru

Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!

 

Канал 'Новая Литература' на yandex.ru Канал 'Новая Литература' на telegram.org Канал 'Новая Литература 2' на telegram.org Клуб 'Новая Литература' на facebook.com Клуб 'Новая Литература' на livejournal.com Клуб 'Новая Литература' на my.mail.ru Клуб 'Новая Литература' на odnoklassniki.ru Клуб 'Новая Литература' на twitter.com Клуб 'Новая Литература' на vk.com Клуб 'Новая Литература 2' на vk.com
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы.



Литературные конкурсы


15 000 ₽ за Грязный реализм



Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:

Алиса Александровна Лобанова: «Мне хочется нести в этот мир только добро»

Только для статусных персон




Отзывы о журнале «Новая Литература»:

24.03.2024
Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества.
Виктор Егоров

24.03.2024
Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо!
Анна Лиске

08.03.2024
С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив.
Евгений Петрович Парамонов



Номер журнала «Новая Литература» за февраль 2024 года

 


Поддержите журнал «Новая Литература»!
Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru
18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021
Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.)
Вакансии | Отзывы | Опубликовать

Поддержите «Новую Литературу»!