Домашняя симфония

На чтение потребуется 50 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск

 

 

 

Почему-то именно сегодня Марина решила поговорить с мужем. Проснулась утром и ощутила в себе непонятно откуда взявшуюся решимость. Перемыла всю посуду, убралась в квартире, погладила накопившееся за неделю бельё и, еле живая, легла на диван. Читать не хотелось. Телевизор раздражал. Мыслей не было, только решимость и пустота. Даже дети, будто почувствовав серьёзность момента, с самого утра разбежались из дома: Ирочка пошла на день рождения к однокласснице, Боря уехал на рыбалку с друзьями. Как будет происходить разговор и чем он закончится, Марина не знала. Она не любила устраивать скандалы и, хоть была беспечной и несобранной, но когда наступал важный момент в жизни, умела сконцентрироваться, отбросить волнение и сосредоточится на главном. Так и сейчас. Собрав все силы, она вдруг почувствовала, что пора. Встала, застегнула халат, поправила волосы и вышла на лестничную площадку. По субботам Слава репетировал с самого утра и домой приходил не раньше восьми вечера выжатый как лимон.

«Может, это вовсе не от репетиций», – промелькнула в голове предательская мыслишка, но, не найдя ответной реакции, растворилась. Сейчас было только пять часов, но Марина точно знала, что именно сейчас её муж заходит в подъезд дома.

Внизу скрипнула дверь, и шахта лифта ожила и загудела. Лифт поднялся наверх, на несколько секунд замер, и дверцы со скрипом раскрылись. Из лифта показалась нога в чёрном начищенном до блеска ботинке, пакет, из которого торчал роскошный букет белых роз, и только потом показался Слава. Глаза блестели лихорадочным блеском, казалось, что в лифте он готовил торжественную речь, и слова уже были готовы сорваться с губ. Увидев жену, он чуть не подавился, глаза расширились, как у человека, который наелся дрожжей и сел на батарею.

– Марина? А что ты здесь делаешь?

– Жду тебя.

– Меня??? Зачем?

– Хочу поговорить. Зайдём в квартиру?

– А, да, конечно.

 

Слава вошёл в квартиру, закрыл дверь, небрежно бросил пакет на пол и стал суетливо раздеваться. Руки дрожали, и он никак не мог расстегнуть верхнюю пуговицу пальто.

Начал расстёгивать нижнюю и нервно улыбнулся. Сняв пальто, попытался повесить его, не глядя на вешалку, но промахнулся, и пальто медленно сползло на пол. Слава стал поднимать его, и тут же ударился головой об угол шкафа. Он нервничал, краснел и суетился.

Марина молча стояла и смотрела. Чем больше волновался муж, тем спокойнее и решительней она становилась.

Когда изрядно испачкавшееся пальто повисло на вешалке, Слава начал противоборство с ботинками, упорно не желавшими сниматься. И тут Марина заговорила.

– Слава, скажи мне, пожалуйста, ты ведь сейчас шёл не домой?

– То есть?

– То и есть, ты не собирался сейчас идти домой, и эти цветы предназначались не мне. Так?

– Что это на тебя нашло? Может, ты устала? Кстати, а где дети – наши цветы жизни? – Слава пытался шутить, но это у него плохо получалось.

Больше всего ему хотелось закрыться в комнате и побыть одному. Но жена китайской стеной стояла у него на пути.

– Слава, давай поговорим начистоту. Я знаю, что ты встречаешься с другой женщиной. Это продолжается уже давно, и она живёт в соседней квартире. Это правда?

 

Марина ничего не знала наверняка. Это были лишь предположения. Весьма очевидные, но всё же, ничем не подтверждённые, и она очень хотела, чтобы они не оправдались. Хотела, чтобы Слава рассмеялся своим заливистым смехом, положил руку ей на плечо и убедил, что она всё это напридумывала, что никого у него нет, а в пакете книжки, купленные в его любимом «Букинисте». А цветы ему подарили поклонницы, коих у него всегда было в избытке.

И она бы поверила. Она так хотела верить своему мужу. Хотела, чтобы всё превратилось в забавное недоразумение, о котором потом можно будет рассказать друзьям. Но Слава не доставил ей такого удовольствия. Он немного помолчал, потёр глаза руками, почесал затылок и посмотрел ей в глаза.

– Да, ты права. У меня действительно роман с Ритой, нашей соседкой. Я её люблю, и мне с ней очень хорошо. Мы встречаемся уже год и… ну ты всё уже поняла… – отвёл взгляд и медленно побрёл на кухню, по-старчески перебирая ноги, словно в один момент постарел лет на двадцать.

Голова свесилось на грудь, спина сгорбилась, будто на неё давил груз признаний. Он не понимал, зачем он шёл на кухню, не знал, что скажет Марине, когда повернётся к ней лицом, не понимал, что ему теперь делать.

 

Он уже давно жил с чувством вины перед женой. Не за физическую измену – это ещё полдела, а за измену душевную. Слава действительно полюбил Риту, такую нежную, скромную, застенчивую девушку. Полюбил так, как никогда не любил свою жену.

На самом деле он уже давно мечтал во всём признаться, искренне надеясь, что, как только это произойдёт, всё встанет на свои места. Чувство вины, получив законное жертвоприношение, утихнет, и ему больше не придётся украдкой бегать от любовницы к жене и обратно.

Конечно, он предполагал, что возникнут трудности другого характера: разговор с детьми, объяснение с родственниками… И ещё непонятно, с кем ему будет труднее разговаривать – с родителями жены или со своими собственными. Они так любят Марину, что наверняка замучают его упрёками и нравоучениями. Но всё это будет не напрасно. Рано или поздно тучи рассеются, и жизнь станет ясной и понятной.

 

Но ничего подобного не произошло. Чувство вины увеличивалось с каждой минутой. Ему было безумно жалко незаслуженно обиженного родного человека. Ведь Марина не сделала ему ничего плохого. Сколько сил она потратила на то, чтобы уговорить его сдать экзамены на должность концертмейстера? Он очень хотел, но боялся и робел, а она не сомневалась в нём ни минуты. А что она? Она как играла в Оркестре «Госкино», так и играет там по сей день. Все свои силы и амбиции она вложила в мужа, потому что ему хотелось славы. Как смешно: Слава жаждет славы.

Мог бы он всего это достичь сам, без помощи своей благоверной? Конечно, ему хочется думать, что да, но, увы, факты говорили об обратном. Лучше всего Слава умел хотеть. Лежать на диване и строить воздушные замки, в то время как жена вырабатывала план действий, продумывала запасные варианты и обходные манёвры. И с её помощью Слава получал всё, что хотел.

 

«Ну, всё, хватит, так можно сойти с ума», – подумал Слава и посмотрел на жену.

– Марина, так что мне теперь делать?

– Уходи!

– Куда?

– Не знаю, но здесь ты оставаться не можешь. Бери, что тебе сейчас нужно, а за остальными вещами заедешь, когда меня не будет дома. Ире и Боре я скажу, что ты уехал в командировку. Ты так редко их видишь, что вряд ли они сильно расстроятся. А потом, если хочешь, придумай для них какое-то объяснение. Мне всё равно.

– А может, не будем так резко все обрывать? Ведь можно всё как-то уладить?

– Как?

– Ну, не знаю, надо подумать.

– Не о чем тут думать. Всё ясно и понятно. Уходи!

 

И Марина вышла из кухни. Поправила тапочки в коридоре, поплотней закрыла дверцу шкафа и ушла в детскую. Зажгла свет, потом, передумав, выключила, села в кресло и стала ждать, когда Слава уйдёт. Через минуту дверь заскрипела, открылась и закрылась, но Марина не шелохнулась. Она чувствовала, что это ещё не конец. Наверняка Слава пошёл к Рите сообщить радостную весть.

«Как тяжело осознавать себя обузой для мужчины, с которым прожила столько лет», – думала Марина, и слёзы текли по щекам.

А вокруг всегда было столько красивых мужчин! Они караулил её на проходной, дарили цветы, писали стихи. Ей нравилось мужское внимание, но у неё даже мысли не было, чтобы закрутить роман на стороне. У неё ведь есть муж – самый красивый, умный и талантливый, разве может с ним кто-нибудь сравниться?!

Конечно, с годами муж перестал казаться таким безукоризненно идеальным. Но изменить – никогда!

«А что с ней будет теперь? Как ей жить дальше и, главное, зачем? Для кого?»

 

Дверь снова скрипнула, и раздались крадущиеся шаги. Это Слава вернулся и начал осторожно собирать вещи. Марина не видела, но по еле слышным колебаниям воздуха безошибочно угадывала каждое движение мужа. Вот он достал из стенного шкафа свой гастрольный чемодан, привычным жестом уложил туда чёрный фрак, тёмно-синий костюм, галстуки, рубашки, носки. Потом достал из книжного шкафа ноты, несколько книг, семейную фотографию в рамке, закрыл чемодан, надел пальто и замер в нерешительности. Потом открыл дверь в детскую и шёпотом проговорил:

– Ну, всё, я, наверное, пойду. Ты в порядке? Может, тебе принести что-нибудь, успокоительного, например?

– Нет, я в порядке. Прощай.

– Нет, не так, до свидания?!

– Хорошо, до свидания, – даже не взглянув на него, ответила Марина.

 

Входная дверь захлопнулась. Теперь уже окончательно и бесповоротно. Что было потом, она помнила очень смутно. Помнила, что легла в постель. Потом пришёл Боря, пропахший рыбой, озябший, но довольный. Чуть позже в спальню влетела Ирка, и о чём-то долго щебетала.

Марина лежала в постели весь следующей день, и ещё целую неделю. Дети попеременно пытались её накормить, но есть она не могла, и только пила, пила и пила. Потом приходил врач, мерил давление, задавал вопросы, смысл которых от Марины ускользал. Помнила, что ей делала уколы хмурая медсестра в смешном белом чепчике. Она приходила несколько раз в день и после уколов Марина погружалась в приятные воспоминания детства. Ей снились лошади, бегающие по полю, божественно пахнущая сирень, созвездие Большой Медведицы и лягушечья какофония в болоте у дороги. Эти воспоминания давали отдых её измученной душе и силы свыкнуться с мыслью о расставании.

Через неделю она встала с постели и начала понемногу есть. Ещё через пару дней она начала выходить в магазин и на рынок, а через месяц вышла на работу. Марина сильно похудела, осунулась, взгляд потух, все эмоции умерли. Она жила как во сне, все действия выполняла автоматически, по памяти, спать ложилась, будто умирала, а утром возрождалась вновь.

 

 

 

*   *   *

 

 

Через три месяца Слава позвонил домой:

– Привет. Это я. Как ты поживаешь?

– Хорошо, спасибо. Я в порядке. Как ты?

– Тоже ничего. Живу у Коли.

– А почему не у…

– Что ты говоришь? Я не расслышал.

– Нет, ничего.

– Ну ладно, до свиданья.

– Пока.

И Слава услышал в трубке короткие гудки. Разговор продолжался секунд пятнадцать, не больше. Дурацкий, в сущности, разговор получился. Столько раз Слава представлял себе этот диалог. И так нелепо всё получилось. По правде говоря, он и сам не знал, зачем позвонил. Казалось, что ему ампутировали половину тела и оставили её дома, а его самого выгнали на улицу. Вроде как живой – ходит, дышит, всё понимает – но как-то холодно и неуютно. А позвонил, и на душе стало легче: со второй половинкой всё в порядке, а значит, и с ним всё будет хорошо.

Ему было плохо, и он мечтал, чтобы всё поскорее успокоилось и вернулось к привычному жизненному распорядку: репетиции, фрак, концерт, ужин, душ, пижама, тёплая кровать, потом завтра, чистая рубашка, репетиции, гастроли и так из года в год. А пока он мыкался по друзьям и вспоминал все детали того субботнего вечера.

 

После того, как Марина ушла в детскую, он совсем растерялся. Взял пакет с подарком, цветы и пошёл к Рите. Когда Рита открыла дверь, вся такая нарядная, в чёрном бархатном платье, Слава понял, что не сможет войти.

– Рита – это тебе, поздравляю.

– Спасибо, дорогой, бесподобные цветы. Заходи.

– Я не могу.

– Почему?

– Ты извини, тут такое дело.

– Что случилось? Ты заболел?

– Я рассказал Марине про нас, и теперь она просит меня собрать вещи и уйти. Так что, думаю, у нас сегодня ничего не получится.

– Куда ты пойдёшь?

– Не знаю, к приятелю, он тут неподалёку живёт. Я тебе позвоню. Ты не обижайся, ладно?

– Да, конечно, я всё понимаю. Я буду ждать.

 

Слава пришел к Рите только через неделю. Он выглядел так, будто всю неделю спал под забором: волосы взъерошенные, в грязных ботинках, в водолазке. Она была растянута и на локтях отвисала пузырями размером с теннисный мяч. Ни слова не говоря, прошёл в комнату, сел на диван и закрыл глаза. Он не слышал, о чём спрашивала Рита, не чувствовал ни вкуса еды, ни аромата цветов, которые он ей подарил в тот злополучный день. Понимал, что надо что-то говорить, но не находил в себе сил.

«Вот она – долгожданная свобода, – думал Слава. – Не надо прятаться, обманывать, озираться по сторонам. Живи и радуйся жизни. Ты получил именно то, о чём так долго мечтал. Но оказалось, что тебе этого не нужно. Точнее, нужно, но не такой ценой. И теперь некого винить, кроме себя. Если бы любовница пришла к жене и всё рассказала, можно было наорать на неё, устроить скандал, хлопнуть дверью, пару дней пожить в гостинице, а потом вернуться и продолжать жить в своё удовольствие».

Вдруг из глаз потекли слёзы. Слава сидел и плакал. Что он наделал? Разрушил всё, сделал несчастной свою жену и делает несчастной свою любовницу. Потому что он не может находиться рядом с ней. Всё, что раньше так радовало его, теперь раздражает, кажется мещанским и безвкусным. Эти занавесочки с вульгарными пионами, хрустальные вазы, румынская стенка с чайными сервизами за стеклом. И эта стерильная чистота, как в больнице, будто здесь не люди живут, а бестелесные создания.

«Да и сама Рита… Что я в ней нашёл? – терзался Слава. – И роста маленького, и волосы жёсткие, и глаза какие-то странные – не то серые, не то жёлтые. И главное – дура. Только и знает – охать и ахать».

 

Так, посидев минут сорок, молча встал и пошёл к двери. Рита дёрнулась. Хотела остановить, но передумала и осталась сидеть на стуле. Она ещё никогда не оказывалась в подобной ситуации. Её прежние молодые люди не обладали столь тонкой душевной организацией и не страдали от расставания с подругами.

«Нет так нет», – пожимали плечами и уходили. А потом, через пару недель встречаясь на улице, здоровались и, как ни в чём не бывало, рассказывали о своих новых пассиях.

Со Славой всё намного сложнее. Она понимала, что он мучается и страдает, но не знала, как ему помочь. Если мужчина был голоден, женщина готовила ему ужин, если уставал – наливала ванну и делала массаж, если хотел секса – она ложилась с ним в постель. А сейчас Рита понимала, что ни один из известных ей рецептов не подходит. Поэтому, не зная, что сделать, Рита решила подождать, когда Слава сам разберётся со своими проблемами.

«Он ведь мужчина, – рассуждала Рита. – А решать сложные проблемы – удел настоящих мужчин! Вот именно – настоящих, а причём здесь Слава?» – подумала и сама испугалась своих мыслей.

Она влюбилась в этого обаятельного мужчину, потому что он казался ей настоящим мужчиной, но сейчас она впервые усомнилась в этом. Разве мужчина может так вести себя? Плакать на глазах у женщины, показывать свою слабость. В первый раз Рита засомневалась в своём Герое. Такой ли он на самом деле, каким она его себе представляла?

Длительная мыслительная деятельность утомляла Риту, и она решила не забивать столь печальными рассуждениями свою очаровательную головку. Вряд ли Слава объявится в ближайшем будущем, так что времени подумать у неё будет достаточно.

 

 

 

*   *   *

 

 

Пятнадцатисекундный разговор с мужем оказался для Марины роковым. Только положила трубку, и вдруг заболел живот, да так сильно, что потемнело в глазах. Она согнулась, обхватив живот руками, медленно сползла на пол и потеряла сознание. Очнулась уже в постели. Рядом стояла Ира и гладила мать по лбу, а Боря разговаривал о чём-то с женщиной в белом халате.

– Мамочка, ты меня слышишь? – спросил Ира, когда Марина открыла глаза. – Как ты себя чувствуешь?

– Ничего, только голова болит, и спать очень хочется.

– Это потому, что тебе только что сделали укол обезболивающего. Врач говорит, что тебе надо ехать в больницу. Я соберу вещи. Не волнуйся, всё будет хорошо.

 

В больнице Марину целыми днями возили по разным кабинетам: осматривали, ощупывали, исследовали, делали рентген, гастроскопию, компьютерную томографию, брали всевозможные анализы и снова ощупывали. Потом лежащий врач вызвал Славу и детей в свой кабинет и сказал каким-то будничным, лишённым всяких эмоций голосом:

– Меня зовут Александр Петрович Семенюк, я – лежащий врач Марины Васильевны. У вашей мамы рак желудка.

– Как же так, мама никогда не ж-ж-жаловалась? – От неожиданности Ира начала заикаться. – Иногда у неё болела голова или покалывало в груди, но про желудок она никогда ничего не говорила.

– Может, это ошибка? – с надеждой в голосе спросил Боря.

– Нет, ошибки быть не может.

– И что теперь делать?

– Положение серьёзное, область поражения очень велика. Честно говоря, я и сам несколько удивлён. На такой стадии болезни боли должны быть очень сильными. А ваша мама говорит, что желудок её никогда не беспокоил. Я предполагаю, что не так давно произошло событие, вызвавшее сильнейший стресс, который, в свою очередь, спровоцировал быстрое развитие болезни. Было что-то подобное?

– Да, было. – Боря на секунду замолчал, посмотрел на отца и, поджав губы, процедил: – Отец ушёл от нас к другой женщине.

– Понятно, – проговорил доктор, с интересом поглядывая на Славу.

– И что теперь делать? – Ира еле сдерживала слёзы.

– На сегодняшний день единственно эффективный способ излечения рака желудка – это хирургическое вмешательство. Будем готовить её к операции. Если состояние не ухудшится, операция состоится в следующую пятницу. Боюсь, что придётся удалить больше половины желудка, а может быть, и весь. Сейчас точно сказать не могу.

– А как долго она проживёт после операции? – вдруг спросил Слава.

– Трудно сказать. Но на это счёт обольщаться не следует. Мы всего лишь врачи. – И доктор встал, давая понять, что разговор закончен.

Ира села в коридоре на кушетку и разрыдалась. Ей всего семнадцать, и она не готова жить без мамы. Она так нуждалась в её советах, пусть не всегда уместных, но ведь это мама, она просто должна быть. Боря старался сохранять самообладание, гладил сестру по волосам. Слов не было. Так, просидев минут двадцать, они все вместе пошли в палату. Было решено ничего не говорить маме про рак, а рассказать только про операцию. Но Марина не проявляла никакого интереса к происходящему вокруг неё. Ей было всё равно. Она ничего не чувствовала.

 

Слава всё время находился в больнице. Целыми днями сидел на стуле рядом с кроватью и ждал, когда жена что-нибудь скажет или попросит. Но она всё время молчала. Это молчание, непроницаемое, ни о чём не спрашивающее молчание, упрямо замкнувшаяся в себе боль, без криков и слёз, внушало страх и отгораживало Марину от остального мира.

Только однажды она заговорила с мужем.

– Слава, – произнесла бесцветным голосом, – зачем ты так со мной?

– Что ты имеешь в виду, милая?

– Я умираю из-за тебя. Разве ты этого не понимаешь? А ведь мне только сорок два. Я ещё могла бы жить и жить!

– Прости меня, Мариночка, я так виноват перед тобой! – И Слава расплакался навзрыд, как ребёнок.

– Ты мог купить ей квартиру на другом конце Москвы и встречаться с ней там. Врать, что едешь в командировку, да что угодно, только не говорить правду. А ты покупал нам одинаковую одежду, всё, всё одинаковое, и даже не понимал, как это ужасно. Глупый, глупый Слава… – она говорила почти ласково и замолчала.

 

Слава сидел и плакал, уткнувшись локтями в коленки, а Марина лежала и думала о прожитой жизни. Она чувствовала, что умирает, и смирилась с этим. Ей только хотелось на прощанье разобраться во всём и найти объяснение поступкам мужа, чтобы простить его. Она хотела умереть с чистой душой.

Верила ли она в загробную жизнь? Может быть. Раньше она никогда не думала об этом. А сейчас уже поздно. У неё не было альтернативы, поэтому на всякий случай – вдруг загробная жизнь всё-таки существует – Марина хотела освободиться от всего земного. И как не было ей тяжело и горько, но она простила мужа. Она знала, что Слава на самом деле добрый и мягкий человек. Может даже чересчур мягкий. И уж точно добрый. Он не умел врать, лукавить, интриговать. Просто он привык, что всё в жизни происходит само собой, поэтому, не задумываясь ни о чём, жил легко, как бы играючи. И искренне думал, что остальные живут точно так же. И естественно, что он даже не догадывался, сколько усилий прикладывала Марина для того, чтобы ему жилось легко. Может быть, не стоило так оберегать его от реальной жизни. Ведь теперь он останется один, и жизнь вряд ли будет с ним церемониться. Но думать об этом слишком поздно.

– Марина, Мариночка, – услышала она как будто издалека голос мужа, – как же я буду жить без тебя?

Она бы и рада сказать пару утешительных слов, но не могла. Силы покидали её с каждой минутой, а боль возвращалась, и с каждым днём становилась всё сильнее. Мысль о смерти её уже не пугала. Только жалко детей. Им кажется, что семнадцать лет – это много. На самом деле, они ещё дети. Неопытные, глупые, испуганные дети. Смотрят на неё и будто просят прощения за то, что были недостаточно внимательны и заботливы, не уделяли ей времени и никогда не говорили, как сильно её любят.

Больше Марина ни с кем не разговаривала и целыми днями лежала с закрытыми глазами. От еды отказывалась, на посторонние звуки не реагировала.

 

Слава не отходил от жены ни на минуту, ночевал в палате, на кушетке. Кушетка была узкой и жёсткой, он не высыпался, и у него постоянно болела голова и спина. Но он не уходил. Он хотел быть рядом с ней каждую минуту, ловить каждый вздох, будто его присутствие может уменьшить её непрекращающиеся боли. А ещё он боялся, что Марина умрёт в одиночестве. Слава не очень-то верил в операцию, но всё-таки надеялся на чудо, каждый день ходил к лежащему врачу и спрашивал, нельзя ли перенести операцию на более ранний срок.

– Нельзя. Ждите. В пятницу, в десять часов утра, – каждый раз слышал он в ответ и возвращался в палату.

Марина умерла в пятницу, рано утром, не дожив трёх часов до операции. В семь-тридцать пришла медсестра ставить градусник, а Марина была уже мертва. Пришли врачи, разбудили Славу. Он долго не мог сообразить, что происходит, зачем в палате столько людей в белых халатах и почему его не пускают к жене. А потом понял, у него началась истерика, и врачи испугались, что от горя он лишится рассудка.

Приехали Ира и Боря.

 

Всё остальное Слава помнил очень смутно. Какие-то люди вокруг везли его куда-то, просили расписаться, опять везли, говорили, обнимали, хлопали по плечу. В голове то и дело вспыхивали разрозненные воспоминания: Марина в свадебном платье, раскрасневшаяся, счастливая. А вот она не справилась с тяжёлой коляской на повороте и малыши чуть не вывалились на дорогу, Слава пытался удержать коляску, а Марина смеялась и плакала одновременно. Ещё он помнит, как дети первый раз пошли в школу, Боря подложил сестре в ранец три жирные мухи. Они жужжали всю дорогу, и никто не мог понять, откуда раздаётся этот звук. А потом ещё и ещё.

Воспоминания каждый раз разные, но в конце неизменно всплывала их последняя ссора, когда Слава стоял посреди коридора и обо всём рассказывал Марине. И её последние слова перед смертью: «Я УМИРАЮ ИЗ-ЗА ТЕБЯ».

Как же он был одинок! Между ним и окружающим миром выросла прозрачная, звуконепроницаемая стена. Тишина полностью завладела им и душила его в своих объятьях. Он ел, спал, курил, ходил на работу, но ничего не слышал и не чувствовал.

Отношения с Ритой долгое время тлели, не затухая, но и не разгораясь. И дело было не в том, что он разлюбил её, просто он забыл, как это – быть счастливым. Забыл окончательно и навсегда. А если не чувствуешь себя счастливым рядом с любимым человеком, тогда зачем всё это нужно? Довольно странное состояние. Вроде бы знаешь, что когда-то любил эту женщину, и не помнишь, как это – любить.

Когда была жива Марина, существовали определённая система координат. Ты что-то делаешь и знаешь, хорошо это или плохо, и знаешь, насколько хорошо. А сейчас он будто потерялся. Из него будто вынули стержень, он обмяк, потерял былую жизнерадостность, забросил музыку, перестал ездить на гастроли, подружился с водкой. По мнению Риты, он стал обыкновенным, ничем не примечательным интеллигентом, махнувшим рукой на свою жизнь. А такой человек её уже не интересовал. Первое время Рита его жалела, постепенно теряя к нему интерес, а потом охладела к нему окончательно и возненавидела. Палитра её чувств была не слишком разнообразной. В ней присутствовали основные цвета, но практически не было оттенков, постепенных переходов от одного цвета к другому. Она могла или восхищаться мужчиной, и боготворить мужчину, и быть ему всем – или ненавидеть, если он вдруг оказывался недостаточно мужественным и гениальным.

 

Через полтора года после смерти Марины отношения Риты и Славы окончательно сошли на нет. Иногда они встречались на лестничной площадке, здоровались и, опустив глаза, быстро разбегались по своим делам.

Боря уехал служить по контракту на Дальний Восток, Ира нечаянно забеременела от одноклассника, вышла за него замуж и переехала к мужу. Родился мальчик, и она настолько погрузилась в воспитательный процесс, что частенько забывала поздравить отца с днём рождения.

Даже друзья о нём почти не вспоминали. Оказалось, что все его друзья – это друзья жены или её родственников. Умерла Марина, и друзья исчезли. Никто не говорил этого Славе в лицо, но все считали именно его виновником Марининой смерти. Он тоже так думал, и не было дня, когда он не корил себя за это, и страшно страдал от невозможности что-либо изменить.

Когда-то Слава считал себя хорошим человеком, настоящим мужчиной, баловнем судьбы, но оказалось, что он был таковым только благодаря жене. Слава был сильным, только когда Марина стояла у него за спиной. А без неё он – никто, пустое место. И своим признанием он собственноручно подписал смертный приговор. При этом наивно полагал, что поступает правильно. Он всегда считал себя честным и правдивым, и только сейчас осознал, как заблуждался. Правда оказалась отнюдь не так хороша, мало того, правда иногда убивает. К сожалению, понял это он слишком поздно.

С женщинами он больше не встречался. Иногда он думал: «Может, я давно уже импотент?» и хотел проверить это на практике, но как только он позволял себя даже подумать о другой женщине, в памяти возникали одни и те же слова: «Я умираю из-за тебя!»