Бретонские романы, или Кто придумал короля Артура

 

Автор: Петр Новицкий

 

	Поделиться:

 

 

 

Этот текст в полном объёме в журнале за апрель 2024:

 

На чтение потребуется 1 час 15 минут | Цитата | Скачать файл | Подписаться на журнал

 

 

 

 

Прежде чем приступить к изложению сути бретонской традиции, следует понять среду, в которой она родилась.

С IV в. Orbis romanus^[7] подвергается нашествию варваров. Огромная империя, раздираемая внутренними противоречиями, неспособна справиться с опасностью. В надежде спасти Италию от вторжений, Равенна^[8] в 407 г. отзывает часть мобильных^[9] легионов из Галлии, все – из Британии. Тут же многочисленные орды варваров – вандалов, свевов, аланов – переходят рейнскую границу, отбрасывают номинально защищающих ее федератов-франков, прорывается вглубь страны, сея повсюду смерть и разрушение.

Но если в Галлии возмущенные галло-римляне вместе с оставшимися легионами берут дело защиты в свои руки, провозглашая императором Константина (407–411 гг.), который очищает страну от врагов,^[10] то Британию, наоборот, к 410 г. покидают немногочисленные римские граждане, оставляя бриттов в одиночку сдерживать пиктов, вытесняемых скоттами из Каледонии (будущей Шотландии).

Вскоре появляется куда более страшная опасность: в середине столетия на остров стали прибывать англы, саксы, юты: германские дикари,^[11] о которых еще Цезарь писал, что они настолько ксенофобны, что не терпят никого рядом с собой на многие мили вокруг.^[12] Полтора столетия, до VII в., захватывали они территорию острова в границах современной Англии, истребляя стоящих у них на пути автохтонов. Бритты сопротивлялись с отчаянием обреченных. Тогда и возникла среди них легенда о доблестном Артуре, герое, спасителе народа. Очевидно, он имел прототипы, реальных вождей кельтских племен, так и не спасших свой народ.

Бритты смогли удержаться лишь в изрезанном лесистыми горами Уэльсе^[13] и агрикультурно скудных меловых холмах Корнуолла. Страна обратилась в прах, варвары стерли все следы римской культуры. Исчезло христианство, церковь сохранилась на островах лишь в Ибернии (Ирландии).^[14] Города и виллы лежали в руинах, хваленые римские дороги заросли травой. Не осталось места бриттам. «Чем более опустошает иное племя соседние земли и чем обширнее пустыни, ее окружающие, тем больше для него славы. Истинная доблесть в глазах германцев в том и состоит, чтобы соседи, изгнанные из своих земель, уходили дальше и чтобы никто не осмеливался селиться поблизости от них».^[15]

Почему именно с бриттами случилась такая трагедия? Нигде в других частях империи, раздираемой варварами, подобного не произошло.

Здесь, роковым образом, сошлось сразу несколько факторов, неприсущих вторжениям в прочие части империи. В материковых провинциях коренное население многократно превышало численность пришельцев. Например, в Галлии варвары не превышали 10–15%^[16] населения. Они бы физически не смогли истребить или прогнать автохтонные народы. Наоборот, они имели шансы избавиться от пришельцев, ибо варвары располагались в римских провинциях с их молчаливого согласия, с их помощью. Вот как объясняет это странное, на первый взгляд, обстоятельство, клирик Сальвиан из Марселя: «В наше время, – негодует он в трактате «Об управлении божием» (De gubernatione Dei)^[17] – единственное желание римлян состоит в том, чтобы не пришлось опять когда-нибудь подпасть под римские законы. Единственная и всеобщая мечта римского простолюдина – жить с варварами. И мы еще удивляемся, что не можем победить готов, когда сами римляне предпочитают быть с ними». «Они ищут у варваров римского человеколюбия, так как не могут вынести варварской бесчеловечности римлян».^[18]

Наконец, культурный уровень населения большинства провинций римской империи, например, Галлии, был намного выше его у германцев, не имевших ни письменности, ни развитой агрикультуры, ни закона. Поэтому варвары охотно перенимали галло-римские обычаи, язык, христианскую религию; создавали своды законов, по примеру римских – широко известные лексы^[19] (lex, leges). Это был процесс ассимиляции – за пару столетий галло-римляне растворили пришельцев в своей среде. При дворе Карла Великого говорили на римском (романском) языке, как тогда называли выросший из латины старофранцузский язык.

В Британии, напротив, автохтонное население численно не превышало захватчиков, его культурный уровень стоял незначительно выше варварского, оно уже освободилось от римского ярма и не могло рассматривать пришельцев как союзников в борьбе с угнетением.

Следует упомянуть еще один момент. Империю разрывали варвары, в основном, уже затронутые цивилизацией: они десятилетиями жили на римских территориях в роли федератов, их вожаки служили в римской армии, как тот же Аларих, их действия коррелировали с целями определенных враждующих группировок Рима, его населения;^[20] многие из них принимали арианскую форму христианства, как более «демократичную». В Британию же вторглись чистые дикари, сродни кимврам, – в свое время уничтоженным Гаем Марием, – обитавшим на том же ютландском перешейке. Об их соседях хавках римские историки рассказывают как о совершенно примитивном племени, собиравшем для питья дождевую воду в ямы, не знавшем ни земледелия, ни даже охоты, промышлявшем исключительно рыболовством и морским разбоем: «Тогда же хавки, <…> подошли на легких судах к Нижней Германии [галло-римская провинция на левом берегу Рейна] и до прибытия Корбулона опустошали ее набегами; их предводитель Ганнаск разорял главным образом галльский берег, хорошо зная, что обитатели его богаты»^[21].

Уцелевшие бритты переправились через Ла-Манш – в Арморику, которую вскоре стали называть Бретанью, по этнониму новых поселенцев. Здесь происходила la pénétration pacifique (мирное проникновение), поскольку полуостров населял родственный кельтский народ с близкими языком, культурой (романизация слабо коснулась Бретани).^[22] Поэт, придворный клирик IX в. Эрмольд ле Нуар, хорошо знакомый с каролингскими хрониками о Бретани, сам там побывавший, в своей поэме говорит, что галлы амикально^[23] приняли бриттов, поселили их рядом, и «они вместе возделывали поля». Постепенно две этнические группы взаимоассимилировались, оформившись в новую народность – бретонцев. Изолированные в своих анклавах корнуэльцы и валлийцы развивались обособленно. Языки всех трех этносов постепенно расходились, удаляясь от своей общей основы. Но не настолько, чтобы забыть вербальные памятники. По обоим берегам Ла-Манша барды по-прежнему тешили сердца компатриотов историями про баснословного вождя и его соратников.

Следует помнить, что бретонские легенды^[24] являлись рифмованными произведениями, стихами или песней. При исключительно устной передаче поэтическая традиция помогала сохранить форму и содержание на протяжении веков, поскольку стихи заучивают дословно. Именно поэтому у всех народов на дописьменной стадии развития поэзия превалирует над прозаическими повествованиями. Тот же гомеровский цикл, созданный в период утраты Элладой письменности, сохранился тогда благодаря поэтической форме. Конечно, у кельтов встречалась и проза, вроде валлийских «мабиноги»^[25] (mabinogion) или саг Ирландии, но они могли сохранять authenticité лишь опираясь на поэтическую традицию, и оставаясь достаточно краткими, тогда как иные песни насчитывали до двадцати тысяч стихов (строк).

 

 

 

 

 

 

Чтобы прочитать в полном объёме все тексты,
опубликованные в журнале «Новая Литература» в апреле 2024 года,
оформите подписку или купите номер:

 

 

 

 

	Поделиться: