А из пуза карапузы…

 

 

Безсюжетное повествование о существовании,
безсодержательных записок огрызки,
бессмысленные заметки о детках –
Просто вылилась капля чего-то,
мелковато, а все же работа...

 

 

 

 

Место действия – заколдованный сад,

Время действия – зловещее, потому что через два дня будет пятница, через 4 – 13-е число и через шесть часов наступит полночь.

Действующие лица – множество и действующие сообща.

 

Какой-то непонятный шорох доносился из-за заветной двери, крест-накрест заколоченной бревнами и выкрашенной в почти золотой цвет здоровых детских какашек. Мальчишки толпились около нее, таинственно шушукаясь и заговорщически посматривая друг на друга. Паша подскочил к ним с восторженным воплем: «А вот и я». «Тихо. Тс..» – вплотную приблизившись к нему, зашептал Никитка – Там Воландеморт. За дверью. Прячется. Мы его первые нашли». «Там? – на Пашино лицо упала тень тревожного беспокойства за судьбу человечества. «Там. Точно.– авторитетно подтвердил Данила, сунув ему под нос клочок фантика от конфеты – Смотри я нашел здесь таинственные письмена. Ты знаешь, что здесь написано?». «Что?» – Паша вперил озадаченный взгляд в бумажонку. «А я видел червяка, а я видел червяка» – радостно напевая, подскочил к Паше Гриша. «Тихо – мощным хором пшикнули на него мальчишки – Там Воландеморт». «Чо?» – не понял Гриша, но, не дождавшись ответа, уселся на корточки и приступил к новым раскопкам, отпихивая лопаткой пацанячьи ноги, мешающие его важному делу. «Вот. Здесь прячется Воландеморт» – плавным речитативом приговаривал Данила, водя грязным пальчиком по бумажке и таинственно поглядывая на товарищей, которые в свою очередь, испытывая предельную озабоченность, толкали друг друга в спины и пришептывали «Ничего себе!», «Обалдеть!», «Офигеть!», «Уау!». «А вот еще дальше написано – понижая голос до еле слышного и пригибая к земле голову, продолжал Данила – еще здесь его прислужники, змеи, василиски ядовитые пятьдесят семь. Обалдеть! Пятьдесят семь». «Пятьдесят?!» – ошарашено повторил Паша, в волнении теребя челку. «Пятьдесят семь» – поправил его Данила и устало опустил руку с таинственными письменами вниз. Мальчишки отреагировали на это страшное известие по-разному: Паша с Никитой уселись на землю, ухватившись руками за голову и приговаривая обеспокоено: «что же делать, как же быть?». В своем нерушимом единении они представляли собой мозговой центр содружества. Ярик с Игорем, не в силах вынести бездействия, с боевым гиканьем принялись носиться вокруг таинственной двери, крича что-то нечленораздельное. Данила уныло бродил взад вперед, сложив руки на груди, и сосредоточенно глядел по сторонам. «Тут еще написано, что здесь семь мертвецов и дракон с десятью головами» – после некоторого раздумья сообщил он Паше и Никите и в подтверждении своих слов помахал бумажкой – Вот здесь. На обратной стороне». Это известие совсем доконало пятилетних борцов с всемирным злом. Паша упал на землю как подкошенный, раскинув бессильно руки по сторонам, а Никита остекленевшим взглядом уставился в пространство. Гриша, воспользовавшись затишьем, решительно поднялся на ноги и, подскочив к Даниле, громко крикнул ему в самое ухо: «А я видел червяка». Данила внимательно и серьезно взглянул на него, опять потряс бумажкой и задумчиво произнес: «Обалдеть. Так мы это не оставим» и, круто развернувшись на сто восемьдесят градусов, отошел к мусорке и стал внимательно изучать поверхность тротуара, усыпанную разными сокровищами. Гриша пожал плечами и, покрутив пальцем вокруг виска, удалился на свое место продолжать дело всей своей жизни.

«Ну что ж. Придется ломать» – вскочил на ноги Паша и, чеканя шаг, приблизился к двери, попробовал сдвинуть ее плечом, потом попой, на последок постучал лбом. Дверь не открывалась. В это время с гиканьем подскочили Ярик и Игорь и, яростно улюлюкая и урча про себя что-то угрожающее, с разбега врезались прямо в дверь. Сначала втемяшился всем телом Ярик, на него сверху навалился Игорь. «Ай» – запищал вдруг Ярик. Мальчишки в изумлении уставились на него. Данила во весь дух бежал от мусорки, чувствуя, что без него творятся потрясающие события. Ярик стоял посреди двора, подняв высоко вверх правую руку и с особым значением оттопыривая мизинчик. Дождавшись, когда вся компания сгрудилась вокруг него, он торжественно объявил, страдальчески сводя брови: «Рана. Меня укусила змея, василиск». Гробовая тишина воцарилась в мире, все, не отрываясь, глядели на пострадавший палец Ярика, на конце которого слабо алела маленькая царапинка. «Ну все. – безнадежно покачал головой Данила – теперь яд сделает свое дело. Через пять минут он умрет» – и он скорбно постучал по наручным часам, приветливым Микки-Маусом опоясывающим его запястье. «Умрет» – Паша завистливо причмокнул губками. Гриша, на корточках ползавший за муравьями и старательно протыкавший их палкой, внезапно вскочил на ноги, и, повинуясь какому-то импульсу, внедрился в толпу притихших пацанов. «А я видел червяка» – торжествующе объявил он им, высокомерно оттопырив нижнюю губенку и независимо заложив грязные натруженные руки за спиной. «Где?» – внезапно проявил интерес Данила. «Там» – с некоторым удивлением отозвался Гриша и неопределенно помахал рукой. «Это же змееныши. Надо отомстить. Давайте их всех истопчем». В порыве священной мести кинулись они в сторону Гришиных раскопок и стали яростно скакать по сырой земле. Выше всех и яростнее всех прыгал умирающий Ярик, держась на пределе человеческих сил и подбадривая товарищей дикими воплями.

Тем временем зловещая дверь так и оставалась не открытой. Первой о ней вспомнил Павлик, взглянув на палку в руках Гриши. «Гриша нашел ключ – не в силах сдержать восторг воскликнул он. Гриша, сделавшийся объектом всеобщего внимания, встал в вызывающую позу, прижав руку с палкой к груди. «Гриша, дай нам ключ, там же все злые, нам их надо победить» – ласково подкрадывался к младшему брату Паша. «Это не ключ, это муравьиная тыкалка» – возразил Гриша, предприняв попытку бегства, но обнаружил себя в тесном кольце мальчишеских тел, решительно надвигающихся на него. «Гриша сам отдаст. Не трожьте его» – повелительно поднял руку Паша, косясь на мать, прогуливавшуюся неподалеку. «Гриша, пойдем со мной, мы вместе откроем эту дверь». Гриша, гордо вскинув голову, с достоинством прошествовал к заколоченной двери и под чутким руководством Паши и под подбадривающие окрики остальных субъектов действия стал тыкать палкой во все отверстия. «Не открывается. Это не тот ключ – разочарованно протянул Данила. «Это вообще не ключ. Я же говорил – ворчливо отозвался Гриша – это тыкалка. Чтоб тыкать. А вы дураки. И вонючки еще». И, лелея у сердца свою драгоценную тыкалку он величественно удалился к заждавшимся его муравьям.

В этот момент из-за угла дома показалась Настя, обутая в новые лакированные туфли, испускавшие ослепительное сияние и оглушительно цокающие по тротуару. Выбрасывая худые ноги в потертых серых трениках далеко вперед, Настя прошествовала мимо мальчишек, деловито подбоченившись и с нарочитым равнодушием кося глазами сторону, прямо противоположную их месторасположению. Мальчики провожали ее зачарованными взглядами. Гриша, ретиво поднявшись на ноги, настиг ее на конце площадки и выпалил, задыхаясь от волнения: «А я видел червяка!». Настя пошатнулась от неожиданности, но быстро привела себя в равновесие и прошепелявила, откинув назад волосы плавным движением руки, увешенной разноцветными драгоценными браслетами: «Ш ума шойти мошно. – и окинув его несолидную пузатую фигурку оценивающим взглядом, удрученно вздохнула. – Ну ладно, пошли шо мной, што ли.. Я буду на качельке кататьша, а ты будешь шмотреть». И она неуклюже процокала к качельке. Гриша непонимающе пожал плечами, но послушно последовал за ней. «Ох и приштавучая эта малышня» – громко, на весь двор провозгласила юная красавица, взгромоздившись на сиденье и с неодобрением смотря на толпу не реагирующих нужным образом пацанов – Катай меня, мальшик. Только не шильно, а то меня укачает». «Я Гриша»– сообщил Гриша, берясь за спинку качели. «Да хоть Разгриша, разпердиша – басом захохотала Настя, но вовремя сдержалась, взглянув на свои умопомрачительные туфли, настоятельно требовавшие особого изящества манер от своей владелицы, посему она прикрыла ладошкой рот и скучающе добавила, манерно растягивая слова– Ты катай, мальшик, катай. Без ражговоров мне тут».

А мальчишки, оправившись от легкого потрясения, которое произвело в их рядах внезапное появление женской особи, опять развернули кипучую деятельность. Паша двумя руками, по-собачьи откидывая землю назад, рыл подкоп в зловещее помещение. Временами он выпрямлялся, грязной ладошкой подтирал нос и выкрикивал на весь двор призывные лозунги: «Все на битву со злом!», «Идите все сюда!», «Давайте, давайте». Данила в многочисленные щели двери совал свою говорящую бумагу, а после, используя на полную катушку все органы восприятия, тщательно изучал изменения, произошедшие с ней после этих манипуляций. «Воландеморт пытался оторвать мои письмена. Обалдеть! Вот он даже оторвал кусочек. Офигеть! Она пахнет ужасом и тьмой. Я прям в обморок сейчас упаду! Вот понюхайте. Ага! Какие знаки стали проступать на ней. Нет, ну просто умереть на месте!» – писклявым голосом провозглашал он, с изумлением таращась по сторонам. Ярик, оправившись от своего ранения, с неиссякаемым пылом кидался на дверь, ломая об нее ботинки и барабаня палкой. «Ах мать вашу вы что тут делаете гаденыши паразиты этакие сукины дети ух я вас сейчас» – потрясая метлой, выросла прямо пред ними согбенная фигура местного мелкого страшилища – дворника – Ну кА быстро вон отсюда чтоб я вас здесь больше не видел убью на месте вот придумали тоже мне надо же ага брысь!». На едином дыхании он выкрикнул этот монолог и присел на лавочку, держась на сердце и тяжело дыша, как взбесившаяся собака. Пацаны уныло расходились в разные стороны. «Это прислужник Воландеморта», «С метлой, он выполз из-под земли», «Злодей», «Вот урод!» – Многочисленные версии витали в пространстве, наполняя души непреклонной уверенностью в их непреложной истинности. Зло опять восторжествовало. «Но мы вернемся. Нас так легко не одолеть»– угрожающе потряс кулаками Павлик. Никита зло пнул камень – «Вот так мы размозжим ему голову». Данила, который с высоты своих полноценных шести лет уже способен был реально оценивать ситуацию, невинно улыбнулся дворнику, мрачным взором следившего за юными служителями Добра, доброжелательно поморгал ему глазами, после чего перевел взгляд на младших товарищей, подмигнул им, и коротко проговорил: «Уходим по одному. Чтоб он не догадался. Завтра в этот час, на этом же месте. Ясно». Деловым шагом, глядя прямо перед собой и не оглядываясь назад, он пошел в сторону своего подъезда.

Дворник с отвращением смотрел вслед удаляющимся мальчишкам «Нет, ну все есть, вон площадка, горки, качели, а они в дверь долбятся. Тупо долбятся в дверь. Они разве книжки читают? Да нет, насмотрятся мультиков идиотских и долбятся. Ни капли мозгов. Уже все семечками оплевали. И каждый вечер пиво, каждый вечер. Везде же бутылки. Вот урна. Нет, они же не могут дойти. У них же ноги отвалятся. Им бы пожрать, попить, да девок своих потискать. И в дверь ломятся еще. Тьфу». Гриша, побежавший было вслед за Пашей, внезапно крутнулся на месте и важным шагом подошел к разглагольствующему старику: «А я червяка видел. Там» – немигающим взглядом уставился он на деда, то ли просто так, то ли ожидая от него ответной реакции. «Вот – не преминул отреагировать дворник, почувствовав какой-то определенно вредный умысел в словах ребенка – И этот туда же. Сопляк совсем, а.. Тоже будешь двери ломать и бутылки раскидывать. Да?». «Да!» – с готовностью согласился Гриша, резко развернулся и пустился вдогонку за пацанами. «Ну вот, а я что говорю» – безнадежно покачал головой старик.

 

О зубах, как о главном факторе будущей успешности вашего ребенка.

Зубы надо беречь, а, значит, делать ради них все, что надо делать, и не делать, ни в коем случае не делать того, чего делать не надо. Ребенку с рождения следует внушать главные заповеди сохранения зубов, ибо потеря их или частичное разрушение чревато непосильными расходами и невыразимыми душевными муками, сопровождающими каждый поход к стоматологу, глубоко ценящему и дорого оценивающему свои добрые услуги.

Поэтому надо:

– чистить зубы после еды,

– потреблять кальций,

– жрать морковку.

И не надо:

– грызть орешки, камушки, закусывать песочком и зубами раскрывать пивные бутылки,

– создавать во рту благоприятную атмосферу для размножения вредоносных бактерий путем поглощения сладостей, таких, например, как:

1. чупа-чупс, который дети так любят облизывать вновь и вновь, не разжимая челюсти ни на мгновение, или даже совершенно преступным образом кусать и разгрызать, забывая, чно ни чупа-чупс, ни их зубы не предназначенны природой и людьми для этого,

2. шоколадные батончики, которые содержат чудовищное количество пагубной шоколадной глазури, отвратительнейшей, застревающей между зубами нуги и карамели, а кроме того часто все это безобразие дополняется орехами, семечками и прочей белибердой, которая в содружестве со всем вышеперечисленным оказывает разрушительнейшее действие на столь хрупкий и дорогостоящий фрагмент человеческого организма, как зубы.

Сахар, в принципе, крайне не нужен человеку разумному, понимающему всю ненужность сахара и близко к сердцу принимающему проблемы своего здоровья и кошелька.

Ну и что, что другие, неразумные мамаши и папаши закармливают своих несчастных, беззубых детей конфетами и унавоживают их организмы газировкой. Суньте своему ребенку редиску, и он, конечно, же скажет вам большое спасибо за этот сгусток живых витаминов и вы порадуетесь вместе, что усмогли уберечься от тех напастей, которые подстерегают этих радостно чавкающих детей и их тупосоображающих родителей.

 

Меня переполняет уверенность в исключительности моих детей. Я видела столько других, блещущих талантами, переливающихся всеми оттенками ребяческой прелести, но все они бледнеют на фоне моих неподражаемых отпрысков. Мой взгляд равнодушно скользит по юным вундеркиндам, продвигаясь дальше, утыкается в забавных модниц, облаченных в кружева, и мимолетно улыбнувшись им, идет дальше по кругу, едва замечая бесчисленные мордашки, бесконечно дорогие кому-то, но не мне. Я вижу лишь две рожицы в сияющей рамке под голубыми небесами, они всегда у меня перед глазами, в ушах моих звучат их голоса, руки помнят тепло их кожи. В годик они не садились на горшок, писаясь исключительно в штаны, в полтора – не освоили азбуку, в два – не выучили таблицу умножения, в три – не научились играть на пианино, в четыре – не овладели английским языком, в пять – не сели за школьную парту. Мне нечем хвалиться, я молчу в тряпочку, присутствуя на ярмарке родительского тщеславия, где дети предстают скопищем несметных талантов. Все, что я могу рассказать – это истории о разбитых коленках, о грамматических ошибках и зловредных проделках, на них зиждется моя уверенность в исключительности моих детей – НЕПОКОЛЕБИМАЯ уверенность в их АБСОЛЮТНОЙ исключительности.