Уран

На чтение потребуется 1 час 45 минут | Скачать: doc, fb2, pdf, rtf, txt | Хранить свои файлы: Dropbox.com и Яндекс.Диск            18+

^[9]

 

 

 

 

 

 

Караван пришёл вовремя. Отдохнув сутки, перегрузив груз на носильщиков из числа селян, оставив ослов на попечение жителей, купцы с носильщиками ушли к оврингу. Ослы не требовали ухода. Чтобы они не делали потрав огородам, их перегоняли по мосткам из брёвен, положенных с берега на берег в самом узком месте реки Фан-Кафыр. Там были склоны, где нельзя было устроить площадку для посева, а более пологие участки занимала сыпуха из валунов и крупно-обломочных скальных камней, которые убрать не под силу было жителям. Но травы там было много, как и низкорослого кустарника. Ослам этого хватало, они пили воду из ручьёв, объедались травой на воле... и дичали…

Жизнь в кишлаке шла своим чередом, размеренно, согласно укладу и обычаям отцов, и ничто не могло изменить её течения. Дивона Талиб каждый раз, когда цвёл миндаль, а снега отступали к вершинам, уходил в горы на семь-десять дней. Хаким Табиб ему не препятствовал, население кишлака в основе своей было здоровое, мало болело, в основном это были травмы, связанные с ушибами и порезами.

А Дивона-Талиб уходил к вершинам гор, где смыкались снега с яркой, сочной, сокогонной альпийской травой. Он собирал травы, известные ему одному по наитию, и по наитию же определял, от каких болезней они помогают. Он обладал атавистическим чувством, нюхом, который потерял человек, но не потерял зверь, знающий, при какой болезни какую травку ему проглотить, а какую только пожевать и отрыгнуть, выплюнуть.

Особенно его интересовала арча^[10], но не та, которая росла по дну ущелий и была стройна как кипарис, потому что тянулась к свету, а арча, растущая ближе к вершинам, получающая солнечный свет целый световой день, со всех сторон, арча гнутая и корявая, с протянутыми в одну сторону ветвями, потому что не была защищена от ветров, которые наверху всегда дули в одну сторону – с севера на юг. Он собирал с таких деревьев прошлогодние шишки-семена, которые дерево отторгало от себя гоном весеннего сока. Эти шишки, круглые как орех, с перезимовавшей в них смолой, окаменевшей под воздействием мороза, были величиной с небольшой ноготь. Из них Дивона делал мази, которыми, при той или иной консистенции, с индивидуальным подбором тех или иных трав, лечил редкие, непонятные, неизвестные болезни.

 

Ещё он всегда приносил с собою грибы белого цвета, двух видов: одни были с ножкой и шляпкой с грибницей для спор, сетчато-губчатой, другие были похожи на лисьи ушки, с грибницей пластинчато-жаберной, пластинки начинались от самого основания ножки, а сама ножка плавно переходила в тело гриба; границу, где у гриба ножка, а где тело, определить было невозможно, всё это составляло одно целое. Грибы обоих видов были крупные, некоторые экземпляры достигали до двух-трёх килограммов и более. Это были особенные грибы, они росли на стыке снегов с альпийскими травами, одна сторона их касалась снега, другая – травы. Он приносил и готовил из них соус-жаркое на козлином или бараньем жиру. Вначале обжаривал лук до золота, потом бросал приготовленные грибы, нарезанные кубиками (надо признать, что тело грибов было очень мясистым) и, по мере их готовности, бросал мясо горной куропатки или улара^[11]. Всё выкладывалось на большое мелкое деревянное блюдо, посыпалось нарезанной зеленью, а рядом лежали хмелем пахнущие лепёшки, прямо с печи-тандыра^[12]. Подобной еде мог позавидовать даже шах.

Остальные грибы он резал на пластины, не моя, а лишь обрезая кончики ножек, пять минут держал в печи-тандыр, чтобы убить микробов, и раскладывал в месте, где была постоянная тень и продувал ветерок.

Зимой они один раз варили мясное шурпо с сушёными грибами, а из остальных Дивона делал порошок, размалывая на ручной мельнице и добавляя в лекарства, в зависимости от болезней. Грибная трапеза случалась, как правило, два раза в году, весной и посреди зимы. Это правило неукоснительно соблюдалось. Несмотря на полезность и необычный вкус грибов, Дивона Талиб говорил, что пища эта тяжёлая, и её употребление чаще, чем дважды в год, взамен лечения и испытания величайшего удовольствия от еды принесёт расстройство в организм и нарушение связей внутренних органов друг с другом.

Это, конечно, касалось не всей еды, а только грибов.

 

На этот раз Дивона-Талиб задержался в горах дольше, чем обычно. Он пришёл домой через двадцать дней. Лекарь Табиб уже был в беспокойстве. Но Дивона-Талиб, вопреки всему, пришёл бодрым, поздоровевшим. Он вообще, с тех пор как они поселились в кишлаке Сафет-Банг, из истощённого подростка превратился в стройного крепкого отрока, а эти прогулки его организму, ещё растущему, были, видно, на пользу: даже за те двадцать дней, когда он был в своей отлучке, заметно было, как он окреп. Ему шёл семнадцатый год.

Несмотря на трудную дорогу, усталости он не чувствовал. К вечеру он приготовил соус-жаркое с грибами, а Хаким-Табиб испёк золотистые хрустящие духманящие лепешки. Закончив трапезу, они возлегли под тень шах-тута, на кошмах^[13], расстеленных на айване, подложив себе под бока подушки-валики, и пили чай из трав.

Солнце закатывалось за горы. Чаепитие кончили, когда наступили сумерки. Каждый ушёл на своё спальное место. В селении правило: ложиться с наступлением темноты, вставать с рассветом. Работа приносит человеку всё: значимость, уверенность, здоровье, еду для поддержания жизни, она спасает его от безделья, которое есть мать всех пороков.

 

 

*  *   *

 

Неожиданно утром пришёл вестник. Купцы возвращались и требовали носильщиков. На этот раз они, видно, управились со своими делами быстрее, чем всегда. К обеду крепкие, молодые, сильные носильщики ушли к оврингу.

Жители селения забегали, засуетились. Обычно носильщики возвращались в селение через двое суток. Надо было собрать к их возвращению все, что можно предложить к обмену на товары: самоцветы, анашу, некоторые горные травы, пользующиеся спросом у купцов-арабов, и провизию на обратную дорогу: жареное мясо, сушёные фрукты, сухой подсолённый сыр-курут в виде шариков с орех величиной, испечь лепёшки из муки, которую оставили им купцы, вместе с товаром, подлежащим обмену, ибо своего хлеба на продажу селяне не имели, из-за малой площади земли, пригодной для выращивания злаков, поэтому некоторое количество муки они закупали у купцов. Всё это надо было успеть, так как купцы закупали у них товары на обратном пути, чтобы не таскать всё это взад-вперёд. Ещё надо было выловить полуодичавших ослов и поставить на привязь, в стойла.

Началась подготовительная суматоха. Впрочем, каждый в кишлаке знал, что ему надо и что ему делать, никакой горячки не было. Организация подобного рода мероприятий была чётко отработана. Команды никому не требовалось, нужен был лишь сигнал.

Но... Сроки истекли, а каравана не было. Это было непривычно, незнакомо. Собрали двух гонцов, узнать, в чём дело: овринг где-то завалился или ещё что случилось, но решили ещё сутки подождать.

 

С опозданием на сутки появился караван с носильщиками. Судя по ходу движения и поведению людей, ничего такого, из ряда вон, не произошло: носильщики, как всегда, шли уверенным размеренным шагом.

Что же задержало караван?

Издалека стало видно, что в середине цепочки носильщиков шла группа из четырёх человек. Они что-то несли на носилках, двое спереди, двое сзади, ручки носилок покоились на плечах носильщиков. Это было необычно. Обычно груз распределялся на каждого. Каждый нёс поклажу свою, по мере своей стойкости и выносливости. Величина поклажи не была неподъёмной и поэтому, вне зависимости от физических данных, груз был каждому по плечу. А здесь – носилки...

Караван подходил к кишлаку и стал втягиваться в него. Четверо с носилками направились прямо к дому Хаким Санга.

На носилках лежала молодая девушка, прикрытая тонким покрывалом, она была больна. Это из-за неё проход по оврингу удлинился по времени на сутки. Четверо несли её по оврингу на руках. По оврингу можно двигаться только днём или ночью при полной луне. И хотя было время полнолуния, появление её на небе было сдвинуто, луна восходила только перед рассветом. Пришлось ночевать на площадке одной из расселин, на середине пути. Благо расселина была большая, как и площадка, и люди без опаски могли отдохнуть и поспать.

С четырьмя, принёсшими носилки в дом лекаря, пришёл один из купцов. Он объяснил Табибу, сколь ценна для него эта девушка, называя её по-арабски Бинтека Арус Азул^[14], и хотел, чтобы Табиб осмотрел её и подлечил за те двое суток, которые он пробудет в селении.