В поисках кайфа

 

 

 

…Утром Олечка просыпается от дальнего звона будильника. Не открывая глаз, она слушает как Лиля, позвякивая посудой, завтракает, как потом хлопает дверь и наступает тишина. Она тихо, чтобы не разбудить Адама, выбирается из постели. Идет в зал и негромко зовет. – Ли-ля! Вы здесь! Ли-иля!

Никто, понятно, не откликается. Она выходит на веранду, выглядывает из дверей. На улице тихо, часов семь, наверное. Олечка закрывает дверь на крючок и возвращается в дом.

Адам спит, смешно открыв рот. Олечка снимает трусики и голая забирается под одеяло. Тесно прижавшись к любовнику, запускает ладонь в трусы и нежно сжимает горячий член. Адам глубоко вздыхает. Олечка утыкается в его загорелую грудь с ручейком волос посередине и с замиранием ощущает в своей ладони восхитительное чудо: отвердевающее шевеление мужской плоти. Она любит этот процесс, любит сам по себе, но если это происходит с мужчиной, который тебе нравится, это вовсе чудесно. Жаль, что в ее жизни так было не всегда. Или – не жаль? За это подруги иногда называют ее шлюхой. Что, конечно же, неправда. Она просто любит вот это чудо жизни, которое увеличивается в ее руках. Любит, когда это чудо входит в нее. И еще она умеет нравиться мужчинам в постели, за что подруги иногда называют ее развратницей и бесстыдницей, а она – соблазнительницей.

– Где хозяйка? – спрашивает Адам.

– Тараканы съели, – томным полушепотом отвечает Олечка.

– Без шуток.

Это слова, думает она. По его дыханию, по тому, как его рука сжимает ее ягодицу, по тому, как бъется его сердце, она чувствует: он в ее власти. Он ее захочет и при хозяйке. И это главное.

– Хозяйка ушла. Дверь – на крючке. А Олечка и ее киска тебя хотят.

Девушка сбрасывает одеяло на пол и, полуприсев над любовником, со стыдливой игривостью вводит в себя его член. Закусив губы, и откинувшись назад, на руки, она медленно двигает бедрами вверх-вниз, прогибаясь низом живота к Адаму, давая ему возможность насладиться зрелищем ее лона. Олечка уверена, что это и есть высшая власть женщины: мужчина сладострастно желающий ее и обозревающий ее киску. И, что важно, еще не кончивший. И чем длиннее этот период, тем сильнее мужчина привязывается к ней и тем больше желает с ней секса. Адам сжимает олечкины бедра и убыстряет темп соития. Девушка, не останавливаясь, склоняется над ним, жарко шепчет. – Ты хочешь быстро, да?

– Да! – бормочет Адам. – И немножко поспим… И продолжим.

Олечка ликует и удваивает нежные усилия.

 

…– Я пойду, отолью, – говорит Адам.

Он одевает джинсы, рубаху, кроссовки на босу ногу, и идет во двор. Бетонная дорожка, огибающая дом и усыпанная палыми грушами, приводит его к известному деревянному сооружению. Справив нужду, он идет назад. Откуда-то из-за забора до него доносится бубненье мужских голосов. Адам подкрадывается к калитке, и осторожно приоткрыв ее, выглядывает на улицу. Увиденное напоминает ему об его статусе беглеца. У соседнего дома стоит знакомый двуликий кагэбэшник и о чем-то распрашивает заспанного мужика в трико. Тот слушает, хмуро глядя в землю. Напротив их, поперек дороги, лежит поваленное дерево.

– Молодой человек? Вопрос можно?

Адам вздрагивает и поворачивается. Вдоль забора, навстречу ему идет мужчина в ширпотребовском пиджаке и фальшиво улыбается. Адаму на миг кажется, что сейчас он достанет из кармана кусок колбасы и начнет звать его: кутя! кутя! кутя!..

Адам защелкивает калитку на шпингалет и бежит за дом. Дальнейшее он помнит калейдоскопическими фрагментами: прыжок через низкий забор – вскарабкивание на высокий; лохматый пес, справляющий нужду и от испуга улепетывающий в конуру; опять забор; матерящаяся баба с граблями у кучи дымящейся травы, опять забор, теперь улица, которую он пересекает не задумываясь, и снова – заборы, заборы, петляние между помидорных кольев, забор и переулок, который выводит его на пустыри на окраине города.

Он легко бежит по натоптанной тропе между невысокими карагачами и ивами, постигнув истину второго дыхания.

В конце концов, Адам решает, что достаточно оторвался, что пора остановиться и подумать. Он сворачивает с тропы вбок, в крошечную низину, и садится на любезно изогнутый ствол карагача.

 

 

…В предвкушении возвращения Адама, Олечка решает устроить ему сюрприз. Она мгновенно заправляет постель, одевает трусики, бюстгалтер, остальную свою одежду собирает в охапку и прячется в антикварном шифоньере, что стоит в зале. Кондитерский запах в нем отчего-то напоминает ей детство. Она замирает, когда слышит скрип двери и шаги в зале. Девушка ждет или возгласа удивления, или паники, или крика «Олечка! Ты где! Что за шутки?!», чтобы подать негромкий сигнал – пусть поищет, а потом, после радости обретения, пусть любит ее, прямо здесь, на ковре у шифоньера. Только не запачкать бы его.

Но Адам звуков не подает, а просто ходит. От нетерпения и предвкушения Олечка чувствует, как у нее сладко свербит в причинном месте, она уже собирается подать голос, но тут слышится звук открывающейся двери и в доме появляется еще кто-то. И Адам, отчего-то этим не удивлен. «Лиля» – думает Олечка, и ужасается от того, в каком глупом положении оказалась. Она начинает нервно думать, как выкрутится из щекотливой ситуации, чувствует, как на глазах наворачиваются слезы обиды на собственную глупость, и тут слышит голоса.

– Что за хата? Музей какой-то.

– Где он?

– Побежал сквозь дворы. По связи передали направление, если периметр замкнули, то уже не уйдет. Если не успели, все равно найдем. Некуда ему деться.

– Хозяйку квартиры установили?

– Да. По словам соседа, зовут Лиля. Одинока. Работает в ателье. Примерно час назад ушла куда-то. Мужик как раз ссать в это время выходил.

– Может этот Адамов случайно во дворе оказался?

– Нет. Вон пиджак его висит. Хотя сосед говорит, что мужиков у нее не видел.

Человек хмыкает. – На два фронта работает?

– Если так, то этот Адамов конспиратор еще тот.

Олечка не дышит, от страха ей кажется, что она сейчас или закричит, или

обписается.

– А соседка слева говорит, что боится ее. Сама не знает почему. На дух, говорит, ее не переношу. Ведьма она. Может, спрашиваю, что-нибудь на бытовой почве у вас произошло. Нет, говорит: просто боюсь и все тут. И говорит, что мужчин у нее никогда не видела.

– Любопытная особа. Наш кадр, похоже. У тебя что со штанами? Что за подвязочка на поясе?

– Да, не говори. Ремешок бы какой найти. Может пошукать малёхо.

– Не стоит. Неизвестно что тут за дама обитает. Потом накатает кляузу, будешь отбиваться. Времена сейчас, сам понимаешь, сложные.

– Я ж взаймы.

– Ну-ну.

– Машина когда подойдет?

– Уже сейчас.

– Вздремнуть бы чуть-чуть. Всю ночь как собачки бегали.

– Вздремнешь, вздремнешь как-нибудь. Тут есть, кого оставить?

– Да кого! Город-то на ушах. Все наперечет.

– Пиджак, кстати, прихвати. И фото на комоде. Это она?

– Думаю, да. Хороша подруга.

– У соседа уточни на всякий случай.

– Сделаем.

Неизвестные удаляются и дверь захлопывается.

Олечка долго не решается покинуть шифоньер, переживая противоречивые чувства, которые очень даже сродни эротическим.

Наконец, истомленная страхом-эросом, она осторожно выбирается из антикварной ловушки, быстро одевается и опасливо выглядывает во все окна. Выйдя на веранду, девушка долго прислушивается. Кажется: никого.