 |
Мастерство перевода
Сборник переводовПеревод с французского Дмитрия Нержанникова
 На чтение потребуется полчаса | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf
Начну с цитаты: «…Борромини проектирует своё первое самостоятельное произведение, фонарь купола Сант-Андреа делла Валле, в котором предвосхищаются зачатки новой тектоники, не зависимой от «абсолютных» законов несущего и несомого (то есть верха и низа, тяжёлого и лёгкого)» (Якимович. Барокко и духовная культура XVII века. В кн. «Советское искусствознание» ʼ76. Том 2. М., 1977. С. 109). Смотрим, что это за фонарь.
Лучше всего – пьяный сон на прибрежном песке.
От автора:
Когда-то, давным-давно, жизнь моя была бесконечным праздником, где раскрывались сердца, пенились вина… Но однажды присела Красота ко мне на колени… И увидел я грязь под её ногтями. И тогда я прогнал её. Я отрёкся от всех законов. Писаных и неписаных. Ушёл прочь. О, волшебная ненависть, божественная нищета – теперь только в ваших ладонях моё счастье. Я убил все иллюзии, осквернил все надежды, передушил все радости земные – и теперь я – как дикий пёс, одинокая собака… Когда пришли живодёры, я вонзил клыки в их приклады… Но меня закопали заживо, и я захлебнулся кровью с песком. Горе спутал с нагорной проповедью… Грязь засохла, не выдержав свежего ветра… Безумие стало моим весёлым сообщником. И вот, снова настала весна, – но я-то, я-то сам – кончился!.. Да, я попытаюсь ещё открыть те двери, за которыми вершатся пиры, полюбить всё то, что за ними… Но ключ… Ключ – любовь. И голос говорит мне: у тебя всего лишь фальшивый дубликат… «Навсегда ты останешься неудачником, лузером, отщепенцем… Всё, что ты можешь воспеть, – это лишь твоё тупое тщеславие и глупая гордость… Да ещё, может быть, твоя смерть….» Ну, что ж… Да, я взял на себя слишком много… Даже если мои строчки диктует мне не Бог, а Сатана... Пусть в минуты отдыха от своих мелких пакостей развлечётся стихами проклятого поэта… Он… Ты... Благословивший и гораздо более убогих писак.
1873
От переводчика. «Куцего рвенья скачки»
Во время работы над этими текстами я столкнулся с весьма разнообразными оценками её результатов, поэтому, дабы предупредить (все)возможные упрёки в свой адрес, я попытаюсь развеять недоумение, несомненно, возникшее у искушённого читателя после прочтения этих строк. А тем более у читателя, знакомого с оригиналом. Рембо ли это? И если это всё-таки Рембо, то как много его здесь? Спешу вас уверить – много. Даже больше, чем мог бы ожидать сам Рембо. Эти «переводы» делались с единственной целью: понять самому и донести это понимание до других, – чем же так велик поэт Артюр Рембо. Имеющиеся ныне переводы, увы, не дают нам такой возможности. Рембо по-русски сегодня – это затхлый труп. Читать его стихи в прозе – жанр, который он создал, – в русских переводах невозможно. Почему? Да хотя бы потому, что советские переводчики употребляли не абсент и опиум, а водку и пиво. Я специально привожу здесь несколько «классических» переводов. Но не называю имён их авторов, чтобы им или их потомкам не было стыдно. Весь ужас в том, что эти тексты кочуют из издания в издание, претендуя на роль эталона. Я называю эти «переводы» – «Куцего рвенья скачки», или «Бобры стали строить». Это цитаты из некоторых таких переводов. Можно ли отделить стихи Рембо от средств, расширяющих сознание творца? Однозначно, нет. Нужно либо признать положительный эффект последних, либо удовлетвориться кастрированной советской перлюстрацией его стихов, в которой бессмысленность спутана с многозначностью, а возможность воспарить вслед за автором в «неземные дали» принесена в жертву желанию следовать «букве пунктуации». Но простим советских переводчиков. Неземные дали, конечно же, были недоступны им. И в этом их беда, а не вина. Но почему же мы с вами должны останавливаться на пороге этих далей?! Нет. Мы не останавливаемся. Вперёд! И с песней. Перед тем, как взяться за свой труд, переводчик такой поэзии, прежде всего, должен почувствовать себя заодно с автором, стать таким же проклятым поэтом, как и он, испробовать на себе те же самые яды, что и он, возненавидеть жизнь так же, как он… И главное – быть готовым отречься от своего таланта, так же, как он. Я сознательно нарушил профессиональные переводческие конвенции и принятый в книгоиздательстве порядок расположения стихотворений, дабы отойти от хрестоматийной традиции и добавить к изрядно запылённому полотну немного живых красок. Поэтому эти переводы ни в коем случае не претендуют на «научность». Это справедливо и в смысле полноты текста «Озарений». Переведены были только те стихотворения, которые в этом больше всего нуждались. Любой переводчик знает, что полностью адекватного перевода не бывает. Достижение этой адекватности сродни невозможности кончить у пьяного любовника. Потому что перевод – это дело политиков и торгашей. Но никак не поэтов. Мы можем только понять друг друга по слабому мерцанию ритма, невидимой гладкости форм, мы можем лишь передать свои боль, страх и любовь сквозь столетия, из рук в руки, из языка в язык… Связь неуловима, необъяснима… Словно сигнальные костры древности на вершинах несуществующих гор. Ежели переводчик хочет добра автору, он просто обязан выставить его за порог. Или хотя бы вежливо попросить, чтобы он с бутылкой вина подождал в гостиной, пока над его творением будет колдовать «другой ужасный работник», который, возможно, пойдёт дальше той высоты, «которой достиг и на которой скончался» сам автор. В этом смысле «перевод» даёт совершенно осязаемое понятие преемственности душ, являясь не только выражением «незапятнанной» мысли автора, но и этой же мысли, но уже отражённой, продолженной и отягощённой последующим опытом земного присутствия переводчика. Так появляются «шалости детей и озорство подростков в тяжёлых лифтах». Видал Сассун и «ходули-по-свету»… А убийцы-гашишины, медленно, но верно растворяясь в северном дожде и тумане, незаметно превращаются в самоубийц.
…Я знаю, что Рембо несовременен. Но тогда почему я взялся за его перевод? Наверное, потому что он первым внятно срифмовал поэзию и судьбу, вдохновение и смерть. А потом первым и чуть ли не единственным в истории литературы отказался от своего таланта. Мы не можем представить себе Пушкина, переставшего писать… А Рембо смог. «Идите вы на хер со своей поэзией!» – вот главное послание Артюра Рембо человечеству. И сегодня оно актуально, как никогда.
Дмитрий Нержанников, 1995.
Начало
Забудь всё, что видел. Зрение – лишь средство отличать один пейзаж от другого. Забудь всё, что слышал. Отгородись от назойливых звуков города. От ночных шорохов, утренней суеты. Навсегда. Забудь всё, что знаешь. Вынеси приговор размеренной жизни. И вскоре ты обретёшь Новый Слух. Новое Зрение. Впереди – новые голоса, новая красота.
Плавание
Плавание без карты, без звёзд и ориентиров на берегах. Без берегов, погребённых под мутной толщей воды, Бездна под килем, Дни без земли В русле невидимого потока ... Ведомые невиданным светом И неведомыми чудесами фармакологии, Исследователи, окружённые со всех сторон бесконечным морем и мраком, Завоеватели новых миров, Искатели счастья с кальяном и шприцем. Свобода всегда под рукой На корабле Тишина и блаженство И лишь свечение Мирового Потопа В дивные вечера дегустаций нового зелья, В беседах среди приборов, реторт, крови, цветов и огня Постепенно проясняется цель и маршрут путешествия, Видишь, вздымается за кормой, подобно огромной водяной дамбе искрящийся Эверест наших открытий!.. Они уходят всё дальше в экстазе первопроходцев. Даже при самых чудовищных катастрофах найдутся двое, которые уединятся на ковчеге И будут улыбаться, стоя на вахте.
Заря
Я заключил в объятья утреннюю зарю. Внутренность дворцов ещё была неподвижна. Вода – мертва. Скопища теней толпились на большой дороге. Я шёл мимо них, пробуждая тёплые шёпоты-вздохи ... Ещё чуть-чуть, и раскроют глаза самоцветы, и бесшумно вспорхнут крылья ... Наконец это началось. На тропинке, усыпанной холодными, тусклыми искрами, мне представилось какое-то ветвистое существо с листьями и цветами... Водопад тоже проснулся и попытался перебежать мне дорогу, но его длинные, блестящие влажные волосы безнадёжно запутались в пихтах. Над ним, в серебряной вышине, я увидел богиню... Один за другим снимал я с неё покровы... В лесу я касался её ладоней... В полях мы криками будили утренних птиц... Она убегала по городским переулкам, плыла мимо колоколен и куполов, а я, как нищий, волочился за нею по мраморным парапетам... На вершине холма, на дороге близ лавровой рощи, я накинул на неё свадебное покрывало и губами припал к её огромному телу... Стоял полдень. Я проснулся.
Метаморфозы
Реальность всегда была слишком тесной для моей широкой души – Взлетев огромной розово-голубой птицей к ажурному потолку и волоча свои тяжёлые крылья по вечернему мраку, отправился я на поиски своей дамы сердца. Большим тёмно-синим медведем с лиловыми дёснами и с шерстью, поседевшей от грусти, я лежал у подножия прозрачного балдахина, едва прикрывавшего пышное великолепие её сокровищ и розовые тени, живущие в глубине её потайных мест... В глазах дрожал хрусталь и серебро инкрустаций... Потом... всё сделалось влажной тьмой и горячим аквариумом. ...Ранним июньским утром – в обличии осла – я потащил свою обиду по полям, вопя от неудовлетворённой страсти и болтая ею из стороны в сторону, пока сабинянки предместий сами не стали ложиться передо мной прямо в придорожных кустах.
Ортанс
Новые и новые наслаждения обещают медленные движения Ортанс. Эротическая машинальность традиционного секса – только усталость и раздражение. Всякий раз пылающие фантазии наталкиваются на страхи бесконечного детства. А двери Ортанс всегда распахнуты перед ещё неизведанным. Нравственность современников – ничто перед страстью и вдохновением. О, неудержимая дрожь девственности, предавшейся первой любви на измятой земле в разреженном сероводороде рассвета... Но, увы, это не продлится долго... Рано или поздно и вы вступите в сумеречные владения Ортанс.
Юность. Воскресение
Хватит думать о главном. Небо опускается, заполняет собой комнату, голову, сны... Водоворот ритмов, брызги воспоминаний... Угольная чума гонит лошадь по полю ржи, вдоль лесопосадок и огородов... Где-то на краю пьесы, вся в слезах, брошена главная героиня драмы... Отъявленные безумцы осоловели от бурь, от пьянства и ран... Младенцы, ползая по берегам рек, лепечут проклятья... А мы вновь и вновь возвращаемся к «делам», сопровождаемые визгом и скрежетом всепожирающего творения, которое высасывает из ничего нечто, всовывает одно в другое...
Расчёты в сторону – и тогда неизбежно опускается небо; и визит воспоминаний и сеансы ритмов заполняют всю комнату, голову, разум. – Лошадь, пронзённая угольною чумою, бежит по загородному газону, вдоль лесопосадок и огородных культур. Где-то в мире несчастная женщина драмы вздыхает после невероятных разлук. Десперадос томятся после ранений, грозы, опьяненья. Дети, гуляя вдоль рек, подавляют крики проклятья. Вернёмся к занятиям, под шум пожирающего труда, который скопляется и поднимается в массах.
Юность. Двадцать лет
Прочь голоса назиданий Плач по насытившейся невинности Адажио Бесконечный оптимизм и беспечность бессмертной юности Мир до краёв был полон в это лето цветами Музыка умирала на наших руках Они победили Песни пустоты и бессилья Хор хрустальных ночных мелодий... Мы так долго стыдились слёз... Что теперь уже невозможно не плакать.
Изгнанные голоса назиданий... Горестно угомонившаяся физическая наивность... Адажио. О, бесконечный отроческий эгоизм и усидчивость оптимизма: как наполнен был мир в то лето цветами! Умирающие напевы и формы... Хор, чтобы утешить пустоту и бессилье... Хор стеклянных ночных мелодий... В самом деле, нервы скоро сдадут.
Юность…
Ты всё ещё искушаем, словно святой Антоний. Вспышки энтузиазма чередуются с приступами детской обидчивости, сменяются тоской и унынием, Но ты вновь и вновь начинаешь всё с нуля: шедевры зодчества и чудеса гармонии вырастают у тебя за спиной. Совершенные и непредсказуемые создания принесут себя в жертву твоим экспериментам. Вокруг тебя закипит первобытное любопытство толпы и праздная роскошь. Твои воспоминания и мечты превратятся в источники озарений... Но что станет с миром, когда ты его покинешь? Что-то изменится. Что-то будет не так. Не так, как теперь.
Ты всё еще подвержен искушению святого Антония. Куцего рвенья скачки, судороги мальчишеской гордости, страх и унынье. Но ты снова примешься за эту работу: все гармонические и архитектурные возможности будут кружить вокруг твоего стола. Совершенные и непредвиденные создания принесут себя в жертву Эксперименту. В твои предместья мечтательно хлынет любопытство древней толпы и праздного великолепия. Твоя память и чувства будут только питать созидательный импульс. Ну, а мир, что станется с ним, когда ты уйдешь? Во всяком случае, ничего похожего на теперешний вид.
Тревога
Возможно ли, чтобы однажды Она примирила меня с неизменным крушением всех надежд, чтобы сытый финал искупил годы нужды, чтобы единственный день триумфа утолил постоянный стыд за роковое бессилие?.. Пальмы и алмазы, Любовь и власть, Счастье и слава – бесконечные воплощения одного и того же демона. Единственный бог – это я сам, и моя богиня – моя молодость. Чудеса научной феерии, революционные движения масс – или первобытные ласки и невинные совокупления? Зеленоглазая Ева сделала из нас милых, послушных людей и научила беспечности, чтобы не казаться себе беспомощными. Вдоль рваных ран, мимо изумительных мук по безмолвному воздуху, над немыми волнами, мёртвыми водоворотами и пустыми пространствами в камеры пыток, где каменный хохот стен навечно сдавлен тисками добела раскалённых губ.
Возможно ли, чтобы Она мне велела простить постоянную гибель амбиций, – чтобы лёгкий конец вознаградил за годы нужды, – чтобы день успеха усыпил этот стыд за роковую неловкость? (О пальмы! Сверканье брильянта! – О сила! Любовь! – Выше славы любой, выше радости всякой! Как угодно, повсюду – демон, бог – это Юность моя!) Чтобы случайности научной феерии к движениям социального братства были так же любимы, как возврат к откровенности первой? Но в женском обличье Вампир, который превратил нас в милых людей, повелевает, чтобы мы забавлялись тем, что он нам оставил, или в противном случае сами бы стали забавней. Мчаться к ранам – по морю и воздуху, вызывающему утомленье; к мукам – по молчанью убийственных вод и воздушных пространств; к пыткам, – чей смех раздаётся в чудовищно бурном молчанье.
Жизни
Бескрайние дороги земли обетованной, Щербатые ступени храмов... Где теперь тот брахман, что толковал для меня притчи? Я всё ещё вижу этих старух... вспоминаю часы серебра и солнца, наши ласки близ рек, в шелковистых долинах... Алые голуби стаей врываются в мои мысли... Изгнанник обрёл здесь театр, где он и актёр, и зритель... Я мог бы показать вам невидимые богатства... Я знаю историю многих ненайденных вами сокровищ... Я вижу её продолженье. А вы... Вы приняли мудрость мою за хаос... Но что значит моё нынешнее небытие по сравнению с ожидающим вас забвением?!
Примитивный ноктюрн
Одно дуновение рушит перегородки, поднимает завесы, сметает хоровод крыш, гасит огни очагов, затмевает окна. В пепельной темноте я спускаюсь вдоль виноградника к водяному жёлобу, к ждущей меня карете. Наощупь пытаюсь определить её возраст – по выпуклым стёклам, по изогнутым дверцам, по полукруглым сиденьям… Катафалк моих вожделений, пастушеская хижина иллюзий, карета кружит по гладкой дороге, а в треснутом стекле правого окна вращаются бледные лунные лики, соски, блики, листья... То тут, то там вспыхивают зелёные и синие огоньки... ...Но вот колёса захрустели по гравию. Я выхожу. Не здесь ли вызывают свистом грозу и диких зверей, и движение армий?! (А может, возницы и волки из сновидений взвоют им вслед, чтобы до самых глаз погрузить меня в шёлковый зев родника?) Чтобы заставить нас в струях дождя и в саване вин мчаться за стаей слюнявых бульдогов... Одно дуновение гасит огни очагов...
Детство I
Божество в зрачках – ночь спутанные волосы бездомный, беспризорный маленький идол – подкидыш и всё же мифические герои мексик и фландрий уже поклонялись ему... Его владения – лазурь и ультрамарин – раскинулись над волнами, чьи имена впервые вскипели кровавой пеной на языках ещё полудиких греков, кельтов, славян... На опушке леса – цветы сновидений звенят, светят, сияют девочка с апельсиновыми губами сомкнула колени, но светлый поток преодолел и эту преграду... струи дождя, радуги, разнотравье осеняют её, пронзают, скрывают от чужих глаз. Дамы прохаживаются по террасам над морем инфанты и чёрные няньки неприступные в своём торжественном трауре на фоне серо-зелёной пены прибоя жемчуг и серебро, рассыпанные в жирной грязи посреди распутицы и половодья юные матери и старшие сёстры с глазами, полными странствий... они видят себя то в гареме султана, то в покоях принцессы, то в диких нарядах безумной тиранши бедные чужестранки с наивной печалью во взорах Вино ещё не созрело…
Детство II
Это она, маленькая покойница, там, в розах Под руку со смертью молодая мать тихо спускается вниз, с крыльца Пустая коляска кузена скрипит по песку Младший брат – в Индии, на закате, в море гвоздик Старики, заваленные землёй прямо среди развалин, поросших левкоем. Дом генерала по крышу засыпан опавшей листвой Последняя позолота слетела в полдень По жёлтой шуршащей дороге можно пешком добраться до обветшалой харчевни Заброшенный замок запущенный парк кто-то унёс ключи от ворот церкви некому и нечего сторожить незачем заходить заглядывать через ограду только вершины деревьев шевелятся в тишине В деревнях – заросли дикой пшеницы молчание петухов немота наковален неподвижные мельницы огромные кресты у дороги копны прошлогоднего сена, стога – острова среди запустенья Корни цветов дрожат холмы ждут, чтобы ты смежил веки Странные звери бредут из яви в сон и обратно
Облака собирались над морем Слёзы рождали дождь.
Детство III
Есть дивная птица в лесу – пение её возбуждает сильнее, чем нагота дев. Есть часы на ратушной башне – медленные и бесшумные, как само время. Есть логово в дикой чаще с выводком белых зверюшек. Есть плоский собор и висячее озеро. Есть небольшая повозка, брошенная в кустах. А бывает, что она несётся вниз по узкой тропинке – вся в лентах. Есть маленькие бродячие комедианты – их можно иногда разглядеть сквозь листву на опушке леса. И, наконец, когда тебе нечего есть и пить, найдётся кто-нибудь... кто выставит тебя за порог.
Детство IV
Я – монах, я молюсь на террасе – усмирённые мной звери мирно пасутся в своих палестинах Я – философ в сумрачном кабинете. Ветви и струи дождя бесятся в окнах библиотеки. Я – странник, идущий по укатанной колее сквозь карликовые леса. Шум шагов сливается с рокотом шлюзов. Я долго смотрю, как закат лениво полощет в лужах своё золотое бельё. Я превращаюсь в ребёнка, забытого на маяке посреди бесконечного моря, в маленького слугу, который идёт по безлюдной аллее и головою касается неба. Тропинки всё круче. Холмы покрываются дроком. Как далеки родники и птицы! Если не останавливаться, наверняка доберёшься до края света.
Детство V
Я хотел бы снять эту могилу, С изнанки выкрашенную извёсткой, с цементными грубыми швами – глубоко-глубоко под землёй. Окружённый тьмой, я сижу за столом под яркой лампой. Листаю заплесневелые старые журналы, книги, лишённые смысла, Высоко-высоко над моим подземным жилищем клубятся туманы, пускают корни дома... Чёрная, красная грязь... Чудовищный город, бесконечная ночь... Ниже – сточные трубы. Со всех сторон – лишь толща земного шара. Лазурные бездны... Колодцы огня... Где-то там встречаются луны с кометами... Море и сказки... В часы отчаянья я представляю себе шары из сапфира, шары из металла. Я – князь тишины, повелитель молчания... Тише... Откуда свет?!
Зимний праздник
Комедианты в декорациях водопада Петарды, фонтаны, фрукты в садах излучины рек светятся, продлевая закат... Нимфы Горация в прическах от Видала Сассуна Сибирские хороводы Одалиски и китаянки Буше
Война
В детстве я хотел летать в других небесах в иных обличьях теперь я стал старше встал во главе столпотворений сломанные секунды и ловкая математика гонят меня по белу свету полному скрытых возможностей взрослых радостей неземных увлечений... я думаю о войне, где устав и присяга медь и кимвал.
В детстве мою оптику обострило созерцание небосвода, моему лицу все людские характеры передали свои оттенки. Феномены пришли в движенье. – Теперь постоянное преломленье мгновений и математическая бесконечность гонят меня по этому миру, где я обласкан гражданским успехом, почитаем причудливым детством и большими страстями. – По праву или по необходимости, по непредвиденной логике думаю я о войне. Это так же просто, как музыкальная фраза.
Бдения I (Сновидения)
Этот светлый покой – ни сон, ни бессонница – на высоком ложе или в высокой траве. Друг – ни соратник, ни предатель. Просто друг. Любимая – ни на ночь, ни навсегда. Просто любимая. Полные карманы света и воздуха. – Ты думаешь, что ты жив? – Не более, чем во сне.
Это – озарённый отдых, ни лихорадка, ни слабость, на постели или на поле. Это – друг, ни пылкий, ни обессиленный. Друг. Это – любимая, ни страдающая, ни причиняющая страданий. Любимая. Мир и воздух, которых не ищут. Жизнь. Так ли это всё было? И сновидение становится свежим.
Бдения II (Галлюцинации)
Свет бродит внутри строений. Стены вздымаются где-то там, вдалеке, и сталкиваются над головой. Трезвому бессонному разуму никогда не вылупиться из скорлупы этих сплошных синих линий стеклянного воздуха и тёмной земной толщи... Светлые сны фарфоровых статуэток, Ночные кошмары живородящих статуй.
Возврат освещения к сводам. Отделяясь от двух оконечностей зала, от их декораций, соединяются гармоничные срезы. Стена перед бодрствующим – это психологический ряд разбиваемых фризов, атмосферных полос, геологических срывов. – Напряжённые, быстрые сны скульптурных чувствительных групп с существами всех нравов, среди всевозможных подобий.
Бдения III (Видения)
Бархат ночных ковров под нами, словно шершавые волны, чадящие звёзды, светильники в трюме... Ладони ладьями скользят вдоль сонных сосков Амелии... Мы уже по грудь утопаем в омутах изумрудных кружев, горлицы кружатся вместе с нами... Тусклый блеск каминной доски Чёрное солнце пляжей Единственный признак рассвета.
К разуму
в единственном звуке тамтама живут уже все полонезы, все бахи, все гаммы, все звуки. Один твой удар станет началом нового ритма. Первый твой шаг будет первым для множества первых. Направо пойдёшь – любовь! Налево – снова она! «Утишь этот бич, утешь этот вечный страх, уйми на мгновенье», – так поют эти дети. «Донеси до Него хоть малую часть нашего незнания и нашей беспомощности», – умоляют они тебя. Пришелец из никогда, во всегда уходящий.
BElNG BEAUTEOUS
Прекрасная, невообразимая тварь взошла над снежной землёю. Сиплые хрипы смерти и харкающие круги адовой музыки подхватывают, сжимают и распахивают это тело навстречу обезглавленной ласке Багровые и золотые бутоны распускаются на благоухающей плоти Жирные мазки снов – на полотне жизни. Брошенный на произвол судьбы мир исходит жгучей кипящей слюной... 3аплёванный лик творца всей этой неземной красоты... Потупив взор, он возносится восвояси. Теперь мы сами можем носить свою плоть, делать с ней всё, что хотим! О, пепельный взор, конский волос на шлеме, хрустальные пальцы! .. Сквозь объятия неба и облаков, веток и ветра падаю я на гибельный стебель... жерла орудий упираются в мою грудь
Перед снегом – Воплощение Красоты высокого роста. Посвист смерти и расходящиеся круги приглушённой музыки подхватывают, и расширяют, и заставляют дрожать, словно призрак, это страстно любимое тело; пунцовые и чёрные раны взрываются на великолепнейшей плоти. Чистые краски жизни высвобождаются и танцуют вокруг Виденья, которое ещё создают. И разбуженный трепет рокочет, и неистовый привкус всех этих причин наполняется свистом смертельным и хриплою музыкой: это мир, оставшийся далеко позади, бросает их в нашу мать красоты – она отходит назад, она поднимается ввысь. О! Наши кости оделись в новое, влюблённое тело. О пепельное лицо, эмблема волос, хрустальные руки! Жерло орудия, на которое должен я броситься – сквозь ветер и буйство деревьев.
Королевствование
Странное утро… Всюду – немые, послушные люди… И тут двое вышли на площадь. – Сегодня Она будет вашей королевой! – прокричал Он. – Да, – сказала Она. – Мне хочется быть королевой. И засмеялась, и задрожала.
Он и Она Растворились в объятьях друг друга. Они царствовали всю ночь и весь день. И в алое утро, И в пальмовый вечер.
Ухабы
Справа – дымка, листва и рассвет, И растенья июльского парка Слева – склоны холмов и листва, и рассвет, Тёмно-синие тени, ухабы Сиреневой мокрой дороги
Едут они и они.
Все в золоте – деревянные звери и На жердях – паруса и цветные ветрила Цирк из двухсот десяти лошадей Старики и подростки Мчат на невиданных странных животных Двести-двести детей Все в цветах и флажках Едут-едут Как в сказку На деревенское богомолье
Следом – гробы Догоняют, сияя плюмажем Крытые мраком и ночью и рысью
Мистическое
На склоне откоса В зелёной звенящей траве Ветер шевелит шерсть На капюшонах ангелов.
Огненные луга Подступают уже к самой вершине. Слева, в грязи – Следы от убийств и сражений; Вопли несутся селями вниз по склону… Справа – восток перемешался с восходом.
И пока в вышине Вращается и грохочет Рёв раковин и рокот ночей человеческих, Цветущие звёзды и небеса, И всё, что там есть другого, Льётся словно из рога Струится всё ниже и ниже Вдоль наших тел Пока в самом низу Не превратится В блаженную неземную бездну.
Fairy (волшебное)
Ради Елены слились воедино земные тёмные соки и струи небесного света. Об умирающем лете всё знали немые птицы... Траурная гондола отбывала за горизонт. Под пение жён лесорубов исчезали леса и стада паслись на равнинах, и степи пустели... Ради Елены ради её детских странных желаний содрогались меха и тени мечи и хижины бедняков легенды земли и неба... Всё, что мы знаем о ней – это только свечение глаз её её кружение в танце... И теперь навеки для нас поблекли краски искусства исчезла прелесть сокровищ приелись ласки и лишь похмелье от вдохновения.
Сцены
Древняя Комедия усложняет аккорды, удлиняет паузы изощряется в создании новых пассажей: бульвары Идиллий в будках – суфлёры стрелочники варварская массовка бродит без дела между столами деревянная пристань на берегу каменистого моря букетов и фонарей променады в туннелях из чёрного газа... Бетонный понтон на льдине архипелага вокруг – ладьи и каноэ зрителей над ними – птицы мистерий... Под тамбурины, барабаны и флейты к карнизам лепятся гнёзда вьются норы под потолками в клубах, в модных салонах во дворцах, поглощённых пустыней... Вверху, по краю амфитеатра над лесом у самых корней полевых растений плывёт, колышется, извивается, блещет шизофеерия для дебилов комическая опера опоры перегородки подмостки огромных размеров котурны ходули по свету
Пьяное утро
Неплохо для первого раза Я счастлив. Я жив. Я безумен. О, огненные фанфары, к которым прильнул я губами! .. Волшебное пламя! Всё началось с детского недоумения и кончится им же. Блаженные яды в нашей крови останутся даже тогда, когда утихнут фанфары и вновь в безымянное русло вернётся миропорядок. Нам останутся эти пытки и наше право на них священно всегда собаки давали богам обещанья безумья, страданья, познания и распятья... Нам обещали, что древо добра и зла зачахнет во мраке иссякнет благородство тиранов – несите нам вашу любовь – говорили нам... Всё началось с отвращенья (мы выблевали свой страх перед смертью под ноги Вечности) а кончилось единственным сладостным ароматом. Неестественность девственниц, братство рабов, шалости детей и озорство подростков в тяжёлых лифтах, уродливость улиц и лиц даже в столицах всё тонет в священном тумане этого бдения... началось с омерзения, а кончилось трепетной лаской. О, младенческая святость неспящих! .. Даже если рассвет обернётся бесцветным растением, со вчерашнего вечера мы – в числе посвящённых в бессмертие Веруем в яд. Жизнь свою отдаём по частям ежечасно.
Настала весна самоубийц-ассасинов.
Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за июнь 2018 года в полном объёме за 197 руб.:
|
 Нас уже 30 тысяч. Присоединяйтесь!
Миссия журнала – распространение русского языка через развитие художественной литературы. Литературные конкурсы Биографии исторических знаменитостей и наших влиятельных современников:
Только для статусных персонОтзывы о журнале «Новая Литература»: 24.03.2024 Журналу «Новая Литература» я признателен за то, что много лет назад ваше издание опубликовало мою повесть «Мужской процесс». С этого и началось её прочтение в широкой литературной аудитории .Очень хотелось бы, чтобы журнал «Новая Литература» помог и другим начинающим авторам поверить в себя и уверенно пойти дальше по пути профессионального литературного творчества. Виктор Егоров 24.03.2024 Мне очень понравился журнал. Я его рекомендую всем своим друзьям. Спасибо! Анна Лиске 08.03.2024 С нарастающим интересом я ознакомился с номерами журнала НЛ за январь и за февраль 2024 г. О журнале НЛ у меня сложилось исключительно благоприятное впечатление – редакторский коллектив явно талантлив. Евгений Петрович Парамонов 
 |
|||||||||||
| Copyright © 2001—2024 журнал «Новая Литература», newlit@newlit.ru 18+. Свидетельство о регистрации СМИ: Эл №ФС77-82520 от 30.12.2021 Телефон, whatsapp, telegram: +7 960 732 0000 (с 8.00 до 18.00 мск.) |
Вакансии | Отзывы | Опубликовать
Сетка рабица в ограждении участка . Аренда балки двутавровой бдк opalubkaset.ru. . Закзать проект в дизайн таунхауса здесть . Служба открыть дверь без ключа: вскрытие замков мастер аварии нои службы. |
|||||||||||
