Пиковая дама. Безнадёжная игра

 

Купить в журнале за октябрь 2019 (doc, pdf):

 

На чтение потребуется 23 минуты | Цитата | Скачать в полном объёме: doc, fb2, rtf, txt, pdf

 

 

 

 

Дыши, пока уста слиты!

Не уходи, о дивный свет мой!..

И что за горе, если ты

любви не вызовешь ответной?

 

Идя, обманутый, во тьму,

ты всё отдашь и всё простишь ей

хотя б за музыку одну

родившихся четверостиший.

 

Б. Чичибабин.

 

 

Воспитанники Царскосельского Лицея игрой в карты не увлекались. Но вот на охрану царской резиденции прибыл гусарский полк.

Для офицеров проводить досуг за карточной игрой было занятием обычным.

Только не гусарское это дело – обыгрывать недорослей. Да и денег у них нет.

Пушкин был как все. В Лицее и по окончании его время от времени играл в карты.

В 1819 году он взялся за рассказ об игроках. Глубокой ночью после карточной игры три молодых человека собираются посетить очаровательную Надиньку. Рассказ «Надинька» так и не был закончен.

Кишинёв, куда Пушкин прибыл отбывать ссылку, был небольшим провинциальным городком, знакомых не было, но было казино.

Пушкин играл мало, в основном наблюдал за игрой и слушал рассказы присутствующих. Он был похож на инженера Германна из «Пиковой дамы».

«Германн был сын обрусевшего немца, оставившего ему небольшой капитал. …твёрдость спасала его от заблуждений молодости». Другими словами, Германн обладал завидной выдержкой.

Похожее поведение Пушкина объяснялось нехваткой денег. Жалованье было невелико, и выдавали его нерегулярно.

Через много лет на основании молдавских воспоминаний появится рассказ «Выстрел», о ссоре подвыпивших офицеров во время карточной игры и её последствиях.

Карточная игра в «Выстреле» называется штосс. Германн из «Пиковой дамы» тоже будет играть в штосс.

Переехав в Одессу, Пушкин сначала жил в гостинице Рено на углу Ришельевской и Ланжероновской. Там же, при гостинице, размещалась известная в городе игровая площадка.

По сравнению с Кишинёвом денежное положение Пушкина изменилось мало. И, должно быть, он копил обиду от постоянной роли наблюдателя.

В дальнейшем, когда появятся деньги, Пушкин отведёт душу: будет играть крупно и проигрывать большие суммы.

Надо помнить, что игрок может показать себя удальцом, совершать не слишком обдуманные, но эффектные действия.

Пушкин к таким относился с симпатией.

 

Евгений Онегин:

«В то время был ещё жених

Её супруг, но по неволе;

Она вздыхала по другом,

Который сердцем и умом

Ей нравился гораздо боле:

Сей Грандисон был славный франт,

Игрок и гвардии сержант».

 

Всё верно. Но как объяснить, почему Пушкин вдруг взялся писать «Пиковую даму» с невероятными для игроков и карточной игры, фантастическими обстоятельствами? Причём долго трудился и написал так, что читатель вынужден поверить во всё происходящее в повести?

Офицер Германн, инженер, рассудительный немец, услышав рассказ несерьёзного человека, почему-то увлёкся абсурдной, несбыточной идеей. Увлёкся сразу и окончательно, полностью подчинив ей себя!

Пушкин подчёркивает невероятную сторону повести ещё и тем, что выбрал в качестве главного героя немца, взрослого человека, инженера. Перед нами не зелёный юноша, не кладоискатель, но образованный и уравновешенный человек.

Загадка создания повести должна быть разгадана. Надо найти события или цепь событий, которые подтолкнули Александра Сергеевича к написанию этого странного произведения.

Может быть, и карты здесь ни при чём?

 

Объяснять буду я. Каролина Собаньская.

 

В будущем, я знаю, станут искать музу поэта – предмет его сердечной привязанности. Найдут. Их наберётся целый перечень. Пушкин сам поможет. Он составит для публики так называемый «донжуанский список». Перечислит объекты своих увлечений и не будет лгать.

Только меня в списке не будет. Слишком условной и болезненной для поэта была наша связь.

И в дальнейшем имя Каролины Собаньской будет исключено из рассмотрения. И меня не просто перестанут вспоминать. Каролину Собаньскую назовут злым гением Пушкина, особой, подобно вампиру, терзавшей его.

Самые талантливые поэтессы будут говорить «о страшном лице этой женщины и её чудовищном поведении», которое не могло сказаться положительно на творчестве поэта.

Отвечаю сразу, что многолетнее неразделённое чувство Пушкина привело к созданию многих литературных шедевров. А если знать мировую литературу, окажется, что подобные отношения поэта и предмета его любви неоднократно имели место и приводили к выдающимся творческим результатам.

Талантливые поэтессы ничего не знают об этом.

Эти дамы будут недоумевать, почему именно мне, Каролине Собаньской, Александр Сергеевич посвятил свои лучшие стихи, и сотрясать воздух по поводу страданий Пушкина.

Для незнающих: Каролина Собаньская, аристократка польского происхождения, урождённая Ржевусская – уверенная в себе молодая женщина, несколько старше Пушкина по возрасту, успешная и привлекательная, из тех, кому не составляет труда очаровать достойного себя мужчину.

В 1820-х годах и несколько раньше моим покровителем был граф Иван Осипович Витт, тоже поляк, генерал-лейтенант русской армии, герой войны 1812 года, один из самых высоких начальников на Юге России.

Можно называть Витта как угодно: жених, любовник, муж. Наши отношения вызывали повышенный интерес обывателей. Однако ни я, ни Витт не считали нужным их скрывать.

Следовало нашу связь узаконить, но мне мешал нерасторгнутый брак с первым мужем Иеронимом Собаньским. Граф Витт тоже был несвободен.

Теперь, обращаясь к «Пиковой даме», и не только к этой повести, я прихожу к выводу, что Пушкина привлекала особая черта моего характера: качество азартного игрока.

 

Что касается наших отношений в Одессе, их не было. Пушкин не имел возможности бывать рядом со мной и даже видеть меня.

Наши контакты, столь для него желательные, были случайны и редки.

Пушкину оставалось только мечтать о наших встречах. Я же под его воображением становилась невероятной красавицей с выдающимися душевными качествами. И мне приятно сообщить, что кое в чём Пушкин оказался прав.

Он высоко ставил меня, на такую высоту, что при всей лёгкости и боевитости характера Пушкина во время встреч у него терялись весёлость и остроумие, Пушкин становился неловок и ничего не мог поделать с этим.

Это выглядело забавным, и у меня не раз возникало желание каким-то образом слегка пошутить над ним.

Даже потом, много лет спустя, в Санкт-Петербурге, моё присутствие неподалёку приводило Пушкина в замешательство.

 

Однако Одесса.

Тогда образованная Россия говорила по-французски. В деловой Одессе французский язык был подавляющим. На французском разговаривали коммерсанты разных стран. Они делали быстрые деньги на экспорте зерна. На французском составлялись договоры, велась переписка.

Даже первая одесская городская газета будет выходить на французском языке.

 

Несмотря на то, что Новороссия была частью Российской империи, а в Одессе работала русская администрация, стимулов изучать русский язык было немного.

В ходу был также польский язык: на нём говорили польские магнаты-поставщики зерна и их окружение.

Я владела двумя языками: русским и польским.

В качестве оправдания скажу, что в книжных лавках нельзя было найти ни словарей, ни учебников по русскому. Правда, в городе действовал ришельевский Лицей. Но это для недорослей.

 

Иностранные корабли доставляли в Одессу новинки западной литературы, напечатанные, опять же, не по-русски.

Книги для чтения можно было найти, но тяги к серьёзному чтению у одесситов отмечено не было. Более важным занятием было получение прибыли.

К чему это?

К положению Пушкина.

Для среднего обывателя Пушкин был всего лишь чиновник невысокого звания, высланный на Юг за какие-то провинности.

Только немногие знали о поэтическом мастерстве Пушкина и популярности его стихов в театральных постановках обеих столиц.

В Одессе бывало так, что молодые люди, военные и штатские, мало знакомые с Пушкиным, вовсю старались показать своё превосходство над ним.

Мне известен вопиющий случай. В городе жил Дмитрий Северин, состоявший некогда в литературном обществе «Арзамас», лицо, осведомлённое о поэтических дарованиях Пушкина.

Пушкин, должно быть, вспоминая «Арзамасское братство», решил навестить его, но Северин, не объясняя причины, отказался его принимать. Было это в 1823 году.

Что двигало поступком Северина – непонятно. Он «обошёлся с ним мерзко, африканец чуть не поколотил его». Примерно так оценил происшествие их общий знакомый, тоже бывший член общества «Арзамас» А. И. Тургенев.

Можно только добавить, что Северин, имея доступ в высокие кабинеты Одессы, имел возможность негативно влиять на положение ссыльного Пушкина.

Северин займёт должность посла России в Баварии.

А Пушкина без особого повода отправят в глухое село Михайловское Псковской губернии.

 

Однако «Пиковая дама».

Согласно повести, инженер Германн написал Лизавете Ивановне письмо по-немецки, на родном для него языке.

Пушкин: «Письмо к Лизавете Ивановне содержало признание в любви. Слово в слово взято из немецкого романа. Но по-немецки она не умела и была очень им довольна».

Настолько, что, не читая, «…письмо бросила в окно…»

Не слишком занимательная подробность.

Вопрос: зачем понадобилось Пушкину упоминать об этой явной оплошности инженера Германна?

Но так и было задумано. Результат непрочитанного письма состоял в том, чтобы обозначить себя и привлечь внимание дамы. Не более, но и не менее.

Другой вопрос.

– Не применил ли Пушкин в истории с письмом Германна кое-что из личного опыта? Не могло ли быть нечто похожее в отношениях Пушкина и Собаньской?

А почему нет? Пушкин, зная, что Каролина Собаньская, по незнанию русского, письмо читать не станет, таким образом обозначил себя и привлёк внимание дамы.

Но если письмо Германна, написанное по-немецки, выглядит чем-то надуманным, то письмо Пушкина в адрес Собаньской выглядит естественно и убедительно.

Верно. Она читать его не может и не станет. Не станет кого-то просить сделать перевод: письмо явно личного характера. Но, написав его на русском языке, Пушкин даёт понять, что ей пишет не простой штрафник и не мелкий чиновник, а известный российский поэт. К нему следует относиться иначе. Разберитесь, мадам.

 

Согласно повести, получив письмо, Лизавета Ивановна стала грустить и размышлять о таинственном соискателе.

Желание Пушкина могло быть таким же: чтобы я вздыхала и грустила о нём.

Но это уже слишком.

Написав письмо, Пушкин не только обозначил себя, он раскрылся передо мной.

Кому не известно о многосторонней деятельности Ивана Осиповича Витта? Среди прочих обязанностей – сыск и контрразведка. Графу было доступно многое. От городских слухов до важнейших секретных документов.

Я использовала возможности патрона и без труда получила нужные сведения об авторе письма. Скажу больше. Я узнала о Пушкине больше, чем он мог предположить сам.

 

«…записочку передала молоденькая мамзель из модной лавки».

Модная лавка Пушкиным не придумана. В Одессе был известный модный магазин. Им управляла прима Одесского театра. Я не помню её имени, но знаю имя её отца. Господин Леонард, знаменитый парикмахер, куафёр, эмигрант из Франции. Тот самый Леонард, который создавал высокие причёски на голове королевы Марии Антуанетты.

Сотрудница магазина, «молоденькая мамзель», получив от своей хозяйки и Пушкина деликатное поручение, выполнила его с большим удовольствием.

А в дальнейшем, согласно повести, депеши писались на языке адресата…

«Германн писал письма и посылал тем или иным способом».

Но я не стану докладывать публике о других письмах Пушкина в мой адрес, были они получены или нет.

Надо знать, что такие письма были Пушкиным написаны:

 

«Прощай, письмо любви, прощай! Она велела...

Как долго медлил я, как долго не хотела

Рука предать огню все радости мои!..

Но полно, час настал: гори, письмо любви.

Готов я; ничему душа моя не внемлет.

Уж пламя жадное листы твои приемлет...

Минуту!.. вспыхнули... пылают... лёгкий дым,

Виясь, теряется с молением моим…»

 

Я теряюсь в догадках, где и когда меня впервые мог увидеть Пушкин. Пожалуй, это произошло в Киеве.

Князь Вяземский сообщает, что однажды Пушкин отправился из Кишинёва в Киев к любимой женщине. 1820 год, зима. Был какой-то праздник. (Если так, то Пушкин обратил на меня внимание когда-то раньше).

Согласно Вяземскому, не добравшись до банкета, Пушкин сел играть в карты и проиграл «и деньги и любовь свою».

Вяземский от кого-то слышал эту историю.

Возможно, Пушкин искал повод познакомиться со мной? Но был ли он приглашён на банкет?

Учитывая неловкое поведение Пушкина впоследствии, трудно вообразить, чем могло кончиться его поспешное знакомство.

Выходит, тогда, в Киеве, он правильно оценил обстановку. Был риск потерять всё сразу, и Пушкин не стал спешить.

В дальнейшем, и вполне справедливо, Пушкин пришёл к выводу, что в обозримом будущем не стоит рассчитывать на развитие наших отношений. И он стал дорожить тем невысоким их уровнем, который сложился.

 

Это сказалось в творчестве.

Казалось бы, Пушкин – молодой человек, полный сил и с южным темпераментом. Талантливый поэт. Он обязан писать стихи о любовных наслаждениях. Иначе и быть не может.

Много веков назад другой поэт написал:

 

«Настанет ночь одна и бесконечный сон.

Сто раз целуй меня, и тысячу, и снова

Ещё до тысячи, опять до ста другого,

До новой тысячи, до новых сот опять.

Когда же много их придётся насчитать,

Смешаем счёт тогда, чтоб мы его не знали,

Чтоб злые нам с тобой завидовать не стали,

Узнав, как много раз тебя я целовал».

 

Или по-другому:

 

«Дай лобзаний мне тысячу сразу

И к ним сотню и тысячу вновь,

Сто ещё, и к другому заказу

Вновь настолько же губки готовь.

 

И как тысяч накопится много,

Счёт собьём, чтоб забыть нам итог,

Чтоб завистник не вычислил строго

Всех лобзаний и сглазить не смог».

 

Это два перевода Катулла. Но Пушкин не пишет таких стихов и не делает подобных переводов.

Он что же, избегает чувственных наслаждений?

Невероятно. С его-то темпераментом…

 

С некоторых пор Пушкин мало пишет о радостях любви.

Его лирику определяют другие настроения:

 

«Я вас любил: любовь ещё, быть может,

В душе моей угасла не совсем;

Но пусть она вас больше не тревожит;

Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим;

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим».

 

«Цветы последние милей

Роскошных первенцев полей.

Они унылые мечтанья

Живее пробуждают в нас.

Так иногда разлуки час

Живее сладкого свиданья».

 

«Что в имени тебе моём?

Оно умрёт, как шум печальный

Волны, плеснувшей в берег дальний,

Как звук ночной в лесу глухом.

 

Оно на памятном листке

Оставит мёртвый след, подобный

Узору надписи надгробной

На непонятном языке…»

 

Угадайте, кому посвящены эти стихи.

 

А о своей неловкости и застенчивости Пушкин ещё напишет.

«…я оробел и ждал графа с каким-то трепетом, как проситель из провинции ждёт выхода министра. … Граф приблизился ко мне с видом открытым и дружелюбным; я старался ободриться и начал было себя рекомендовать, но он предупредил меня. Мы сели. Разговор его, свободный и любезный, вскоре рассеял мою одичалую застенчивость; я уже начал входить в обыкновенное моё положение, как вдруг вошла графиня и смущение овладело мною пуще прежнего. В самом деле, она была красавица. Граф представил меня; я хотел показаться развязным, но чем больше я старался взять на себя вид непринуждённости, тем более чувствовал себя неловким. Они, чтобы дать мне время оправиться и привыкнуть к новому знакомству, стали говорить между собою, обходясь со мною как с добрым соседом и без церемонии. Между тем я стал ходить взад и вперёд, осматривая книги и картины… … граф и графиня рады были, что я разговорился…»

 

Это снова рассказ «Выстрел».

Благородный и любезный граф написан с Адама Мицкевича, мы с ним были коротко знакомы. В половине 1828 года на моей питерской квартире состоялась встреча Пушкина и Мицкевича. Адам, как всегда, держался непринуждённо и уверенно, чем выгодно отличался от Пушкина.

Помнится, у них был какой-то философский спор. Как мне показалось, с рассуждениями Мицкевича Пушкин был не согласен, но не получалось доказать свою конечную правоту. Мицкевич был спокоен и рассудителен, умел показать свои познания. Наоборот, Пушкин выглядел неловким, он терялся от моего присутствия.

В рассказе я – жена графа.

В этом нет сомнения. Пушкин отмечает во мне доброжелательность и некоторую властность.

Сам он предстаёт в образе стрелка Сильвио и готов отомстить за обиды.

О том, как хорошо стрелял Пушкин, могли рассказать многие.

Из рассказа:

«– А хорошо ли вы стреляете? – продолжал он.

– Изрядно, – отвечал я… В тридцати шагах промаху в карту не дам, разумеется, из знакомых пистолетов».

Графиня:

– А ты, мой друг, попадешь ли в карту на тридцати шагах?

Благородный Сильвио отказывается от мести и прощает аристократу давнюю обиду. Не посмел сделать его жену несчастной.

В дальнейшем стрелок гибнет в боях за свободу Греции. Пушкин тоже хотел бы так уйти из жизни.

 

Вернёмся к «Пиковой даме».

Остались два письма Пушкина ко мне. Черновики. Других быть не должно. И одно моёе письмо к Пушкину. Я приведу их полностью.

 

Пушкин – Собаньской. Санкт-Петербург. Конец января 1830. Черновик:

«Сегодня 9-я годовщина дня, когда я вас увидел в первый раз. Этот день был решающим в моей жизни.

Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что моё существование неразрывно связано с вашим; я рождён, чтобы любить вас и следовать за вами – всякая другая забота с моей стороны – заблуждение или безрассудство; вдали от вас меня лишь грызёт мысль о счастье, которым я не сумел насытиться. Рано или поздно мне придётся всё бросить и пасть к вашим ногам. Среди моих мрачных сожалений меня прельщает и оживляет одна лишь мысль о том, что когда-нибудь у меня будет клочок земли в Крыму. Там смогу я совершать паломничества, бродить вокруг вашего дома, встречать вас, мельком вас видеть…»

 

Пушкин – Собаньской. Санкт-Петербург, от 2 февраля 1830 года. Черновик:

«Вы смеётесь над моим нетерпением, вам как будто доставляет удовольствие обманывать мои ожидания, итак я увижу вас только завтра – пусть так. Между тем я могу думать только о вас.

Хотя видеть и слышать вас составляет для меня счастье, я предпочитаю не говорить, а писать вам. В вас есть ирония, лукавство, которые раздражают и повергают в отчаяние. Ощущения становятся мучительными, а искренние слова в вашем присутствии превращаются в пустые шутки. Вы – демон, то есть тот, кто сомневается и отрицает, как говорится в Писании.

В последний раз вы говорили о прошлом жестоко. Вы сказали мне то, чему я старался не верить в течение 7 лет. Зачем?

Счастье так мало создано для меня, что я не признал его, когда оно было передо мною. Не говорите же мне больше о нём, ради Христа. – В угрызениях совести, если бы я мог испытать их, – в угрызениях совести было бы какое-то наслаждение – а подобного рода сожаление вызывает в душе лишь яростные и богохульные мысли.

Дорогая Элеонора, позвольте мне называть вас этим именем, напоминающим мне и жгучие чтения моих юных лет, и нежный призрак, прельщавший меня тогда, и ваше собственное существование, такое жестокое и бурное, такое отличное от того, каким оно должно было быть – Дорогая Элеонора, вы знаете, я испытал на себе всё ваше могущество. Вам обязан я тем, что познал всё, что есть самого судорожного и мучительного в любовном опьянении, и всё, что есть в нём самого ошеломляющего. От всего этого у меня осталась лишь слабость выздоравливающего, одна привязанность, очень нежная и искренняя, – и немного робости, которую я не могу побороть.

Я прекрасно знаю, что вы подумаете, если когда-нибудь это прочтёте – как был он неловок – он стыдился прошлого – вот и всё. Он заслуживает, чтобы я снова посмеялась над ним. Он полон самомнения, как его повелитель – Сатана. Не правда ли?

Однако, взявшись за перо, я хотел о чём-то просить вас – уж не помню, о чём – ах, да – о дружбе. Эта просьба очень банальная, очень… Это как если бы нищий попросил хлеба – но дело в том, что мне необходима ваша близость.

А вы, между тем, по-прежнему прекрасны, так же, как в день переправы или же на крестинах, когда ваши пальцы коснулись моего лба. Это прикосновение я чувствую до сих пор – прохладное, влажное. Оно обратило меня в католика. – Но вы увянете; эта красота когда-нибудь покатится вниз, как лавина. Ваша душа некоторое время ещё продержится среди стольких опавших прелестей – а затем исчезнет, и никогда, быть может, моя душа, её боязливая рабыня, не встретит её в беспредельной вечности.

Но что такое душа? У неё нет ни взора ни мелодии – мелодия, быть может…

 

Собаньская – Пушкину. Точная дата отсутствует:

 

«В прошлый раз я забыла, что отложила до воскресенья удовольствие видеть вас. Я упустила из виду, что должна буду начать этот день с мессы, а затем мне придётся заняться визитами и деловыми разъездами. Я в отчаянии, так как это задержит до завтрашнего вечера удовольствие вас видеть и послушать вас. Надеюсь, что вы не забудете о вечере в понедельник и не будете слишком досадовать на мою докучливость, во внимание ко всему тому восхищению, которое я к вам чувствую».

К. С. Воскресенье, утро.

 

Не угодно ли сравнить письма Пушкина и текст повести «Пиковая дама»?

Письмо А. С.:

«Но вы увянете; эта красота когда-нибудь покатится вниз, как лавина. Ваша душа некоторое время ещё продержится среди стольких опавших прелестей, – а затем исчезнет, и никогда, может быть, моя душа, её боязливая рабыня, не встретит её в беспредельной вечности».

«Пиковая дама»:

«Графиня стала раздеваться перед зеркалом. Откололи с неё чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с её седой и плотно остриженной головы. Булавки дождём сыпались около неё. Жёлтое платье, шитое серебром, упало к её распухлым ногам… Германн был свидетелем отвратительных таинств её туалета; наконец графиня осталась в спальной кофте и ночном чепце: в этом наряде, более свойственном её старости, она казалась менее ужасна и безобразна».

Да это же я, Каролина Собаньская. Такой Пушкин видит меня в старости!

Так мне и надо, жестокой!

 

«Пиковая дама»:

«Графиня сидела вся жёлтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево. В мутных глазах её изображалось совершенное отсутствие мысли; смотря на неё, можно было бы подумать, что качание страшной старухи происходило не от её воли, но по действию скрытого гальванизма».

Красок недостаточно, и, чтобы завершить образ Анны Федотовны, Пушкин добавляет глухоту:

«Старуха молча смотрела на него и, казалось, его не слыхала. Германн вообразил, что она глуха».

Германн – преступник неловкий, он не требует, а просит:

«– Не пугайтесь, ради бога, не пугайтесь! Я не имею намерения вредить вам; я пришёл умолять вас об одной милости».

Как это похоже на поведение неопытного любовника, на просьбу, обращённую к предмету своей страсти!

«Старуха молчала по-прежнему.

…Вы можете, – продолжал Германн, – составить счастие моей жизни, и оно ничего не будет вам стоить…»

Графиня:

«– Это была шутка, сказала она наконец, – клянусь вам! это была шутка!»

А вот это интересно. Слова графини выпадают из контекста. Анна Федотовна напоминает о событии, известном Герману и ей. И называет это событие шуткой.

О какой шутке идёт речь? Где и когда и каким образом графиня изволила шутить?

На встрече с Сен-Жерменом? На карточной игре в Версале? Но это было давно. Присутствие Германна в те времена и в том месте исключается.

Пушкин знает о каком-то событии. Но не договаривает. Но событие настолько важно для автора, что, нарушая контекст, Пушкин оставляет напоминание о нём:

«– Это была шутка, клянусь вам, это была шутка!»

Должно быть, Пушкину дороги кем-то сказанные слова, и он передаёт в точности им услышанное.

 

Было так. 11 ноября 1823 года в кафедральном соборе Одессы на улице Преображенской Воронцовы крестили сына. Пушкин оказался рядом со мной. Я опустила пальцы в купель, а затем, обернувшись к Пушкину, коснулась его лба.

Снова черновик Пушкина:

«А вы, между тем, по-прежнему прекрасны, так же, как в день переправы или же на крестинах, когда ваши пальцы коснулись моего лба. Это прикосновение я чувствую до сих пор – прохладное, влажное. Оно обратило меня в католика».

Безобидную шутку Собаньской, подавшую ему надежду, Пушкин будет вспоминать всю оставшуюся жизнь.

 

Снова повесть:

«Если когда-нибудь, – сказал он (Германн), – сердце ваше знало чувство любви, если вы помните её восторги, если вы хоть раз улыбнулись при плаче новорождённого сына, если что-нибудь человеческое билось когда-нибудь в груди вашей, то умоляю вас чувствами супруги, любовницы, матери, – всем, что ни есть святого в жизни, – не откажите мне в моей просьбе! – откройте мне вашу тайну».

Германн должен знать, что людей преклонного возраста более волнуют усталость, болезни, сквозняки.

И зачем ему, ставшему на путь преступления, говорить старухе о любви и её восторгах?

А затем, что Пушкин обращается ко мне. Это я, а не Анна Федотовна, была женой, любовницей, матерью.

Далее говорится про ужасный грех и пагубу вечного блаженства

«– Подумайте, что счастие человека находится в ваших руках; что не только я, но дети мои, внуки и правнуки благословят вашу память и будут её чтить как святыню».

Это мольба, крик о помощи.

Снова письмо ко мне:

«Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что моё существование неразрывно связано с вашим; я рождён, чтобы любить вас и следовать за вами – всякая другая забота с моей стороны – заблуждение или безрассудство; вдали от вас меня лишь грызёт мысль о счастье, которым я не сумел насытиться. Рано или поздно мне придётся всё бросить и пасть к вашим ногам».

 

И снова печальный тон в поэзии:

 

Безумных лет угасшее веселье

Мне тяжело, как смутное похмелье.

Но, как вино – печаль минувших дней

В моей душе чем старе, тем сильней.

Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе

Грядущего волнуемое море.

 

Но не хочу, о други, умирать;

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;

И ведаю, мне будут наслажденья

Меж горестей, забот и треволненья:

Порой опять гармонией упьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь,

И может быть – на мой закат печальный

Блеснёт любовь улыбкою прощальной.

 

Это написано в период тягостных встреч в Петербурге.

Он приезжал ко мне из Москвы.

 

«Я ехал к вам: живые сны

За мной вились толпой игривой,

И месяц с правой стороны

Сопровождал мой бег ретивый.

 

Я ехал прочь: иные сны...

Душе влюблённой грустно было,

И месяц с левой стороны

Сопровождал меня уныло.

 

Мечтанью вечному в тиши

Так предаёмся мы, поэты;

Так суеверные приметы

Согласны с чувствами души».

 

Стихотворение «Расставание» написано им в октябре 1830 года, уже после нашего окончательного разрыва.

 

А вот воспоминание о страстно любимой женщине.

 

«В последний раз твой образ милый

Дерзаю мысленно ласкать,

Будить мечту сердечной силой

И с негой робкой и унылой

Твою любовь воспоминать.

 

Бегут, меняясь, наши лета,

Меняя всех, меняя нас;

Уж ты для страстного поэта

Могильным сумраком одета,

И для тебя твой друг угас.

 

Прими же, дальняя подруга,

Прощанье сердца моего,

Как овдовевшая супруга,

Как друг, обнявший молча друга

Перед изгнанием его».

 

А потом Пушкин не пожалеет сил и появится «Пиковая дама» – рассказ о человеке, поверившем в собственные фантазии.

 

В черновике покажется любопытным имя, которым называет меня Пушкин... [...]

 

 

 

(в начало)

 

 

 

Внимание! Перед вами сокращённая версия текста. Чтобы прочитать в полном объёме этот и все остальные тексты, опубликованные в журнале «Новая Литература» в октябре 2019 года, предлагаем вам поддержать наш проект:

 

 

 

Купить доступ ко всем публикациям журнала «Новая Литература» за октябрь 2019 года в полном объёме за 197 руб.:

Банковская карта:	Яндекс.деньги:	Другие способы:
		Наличные, баланс мобильного, Webmoney, QIWI, PayPal, Western Union, Карта Сбербанка РФ, безналичный платёж
После оплаты кнопкой кликните по ссылке: «Вернуться на сайт магазина»		После оплаты другими способами сообщите нам реквизиты платежа и адрес этой страницы по e-mail: newlit@newlit.ru

Вы получите доступ к каждому произведению октября 2019 г. в отдельном файле в пяти вариантах: doc, fb2, pdf, rtf, txt.